Бег к твердыне хаоса - Чалкер Джек Лоуренс. Страница 20

– Я сильно сомневаюсь, что какая-то примитивная книжка, основанная на древней локальной религии, может иметь здесь значение, – скептически заметил он.

– Вот уж воистину, религиозный культ! – фыркнул Маккрей. – В этом-то и проблема всей этой межзвездной цивилизации – она наводнена язычниками! Первое, куда попал тот примитивный парень, когда он шел в Ад, было серое, унылое, невыразительное место, называемое Лимб. Это слово вошло в несколько языков Старой Земли – оно означает место небытия, ни здесь, ни там. Мы следуем за демонами – так? Это против всех наших инстинктов, и неважно, как мы это объясняем – важно, что мы это делаем. Входим в Ад, как тот древний парень – и посмотрите, куда мы прежде всего попали! Это же Лимб, если это вообще можно назвать хоть чем-то. Весь остальной Ад – для злых этого мира. А Лимб – для язычников и неудачников.

– Если бы это было так, то, я думаю, мы были бы здесь по уши в людях, – едко парировал Дарквист.

– Замечание принято, – ответил Маккрей. – Однако, я тем не менее поражен совпадением. Если это подтвердится, то впереди у нас еще девять миров – все без божественной защиты, и каждый ужаснее предыдущего.

– Не уверена, что смогу представить что-либо худшее, чем это небытие, – прокомментировала Модра. – Тут так… уныло!

Трис Ланкур изучал землю.

– Ну, мы здесь не первые. Вопрос только – здесь такая путаница, – не последние ли мы?

– Мы наверняка будем самыми что ни на есть последними, если будем стоять на месте, – высказалась Гриста.

– Заткнись, Гриста, – пробормотал тот. – Я предпочитаю быть последним, чем оказаться зажатым между мицлапланцами и миколианцами.

– Ох! Конечно. Об этом я не подумала.

Ланкур встал и покачал головой.

– По этим следам можно сказать только, что мы здесь не первые, и что все ушли одним путем, – он выпрямился, а затем сделал медленный поворот на триста шестьдесят градусов, вглядываясь в горизонт.

– Можно спросить, зачем ты это сделал? – удивленно спросил Дарквист.

– У этой поверхности нет никакой кривизны, – ответил Ланкур. – Это видно даже без ориентиров – свет отражается по-другому, когда ударяет в сферу. Существует небольшая разница.

– Слишком небольшая, чтобы ее можно было увидеть без инструментов, – ответил Дарквист, но тут же остановился. Они привыкли думать об этом существе, как о Трисе Ланкуре, которого они всегда знали, но все равно это было лишь мошенничество, маскарад. Что бы ни состряпали из останков прежнего Ланкура – это был уже не Трис. – Ты хочешь сказать, что ты это видишь и можешь измерить на глаз?

Цимоль кивнул.

– Но это неважно. Важно то, что это место – мертвая равнина. Или мы находимся на огромной отполированной столовой горе, или на поверхности какой-то искусственной структуры, или этот мир и на самом деле плоский.

Маккрей заметил, что Модра слегка дрожит, и прочел ее мысли.

О боже, я не знаю, смогу ли я это вынести! Я…

Он отключился. Основной поток ее мыслей, окружающий суть, был нелогичен и нерационален. Она все еще винила себя в состоянии Триса, – и за дело, по мнению Маккрея, – но он был рад, что она эмпатка. Он многое понял про внутреннее смятение Модры из того, что прочитал в мозгу у Молли.

– Еще немного, и она развалится на множество кусочков, – прошептала Молли, и он кивнул. Он все еще не был уверен в том, насколько велик интеллект Молли, поскольку ее ум работал слишком чуждо и непостижимо для него, но она тоже была эмпатом, и работа в клубах дала ей практическое знание ущербных душ.

Джимми волновался за Модру еще и из-за растущей напряженности отношений в команде, и он знал, что Дарквист разделяет это беспокойство. Лишь Ланкур со своей душой машины казался безразличным к этой проблеме. Симулировать эмоции – совсем не то же самое, что иметь их, а тем более понимать эмоции других.

– Может, стоит уже двигаться? – громко проговорил он. – Кто знает, сколько времени еще будет светло?

– Да, надо выступать, но очень осторожно, – ответил Ланкур. – Если это место действительно плоское и без укрытий, то когда мы подойдем близко к тем, кто находится впереди, они тоже сразу нас увидят. Переключите скафандры на минимальное использование энергии, держитесь близко друг к другу, на расстоянии оклика, и экономьте еду и воду. Я не уверен, что мы сможем есть то, что едят эти Кинтара, если вспомнить эти тела. Что касается воды, то мы можем не найти источники, известные им, – он помолчал. – У вас последний шанс вернуться. Могу поспорить, что сейчас вы сможете выбраться из этого лабиринта, особенно если мы последние. Думаю, что если вы снова войдете туда, велики шансы, что эта штука переключится обратно.

– Пойдем, Джимми, пусть этот цимоль сам выполняет свою программу, раз уж он так на ней помешан!

Джимми покачал головой, хотя Гриста и не могла этого видеть. Впереди их скорее всего ждала быстрая и неприятная смерть; позади смерть была столь же неприятной, только очень, очень медленной. Он знал, что хотя Гриста и может вынудить его идти назад, она не сделает этого; возможно, она знала, что для него это будет последней соломинкой, но скорее всего просто была так же уверена, что они будут бродить там вечно.

– Должен признаться, я слишком заинтригован, чтобы поворачивать назад, – высказался Дарквист. – Но тебе, как мне кажется, стоит вернуться, Модра. Очень возможно, что сейчас ты сможешь это сделать.

Она резко повернулась, взглянув на него со злым, почти угрожающим выражением лица.

– Я не покину свою команду! До сих пор мы двигались вместе, и дальше пойдем вместе. Все, пошли!

Было очевидно, что ее невозможно переубедить; для нее их беспокойство значило меньше, чем ее ценность в той отчаянной ситуации, в которой они оказались.

Переход через огромное пустое ничто был не только скучен и изнурителен, он оставлял их наедине со своими мыслями и давал уйму времени для умозаключений. Обычно Джимми Маккрей отключался от остальных, но сейчас его сила была первой, если не единственной, линией их защиты, поэтому он убрал большую часть своих щитов, позволив чужим мыслям вливаться в себя.

К Ланкуру это не относилось, и Джимми снова подумал – интересно, что происходит в мозгу этой машины в теле человека? Насколько он мог понять то, что творилось в хорошенькой головке Молли, она почти не была расстроена. Она не чувствовала скуки, любопытства или страха; единственное, что он читал в ее уме, было раздражение из-за подавленного настроения других. Молли никогда не умела, как Модра, отключать свою эмпатическую силу. Возможно, она не была создана для этого. В любом случае, депрессия других понемногу передавалась ей, и она тоже начинала становиться капризной и раздражительной.

Мысли Дарквиста было трудно отследить и разобраться в них; его видение мира слишком отличалось от человеческого. Было ясно только, что звездоподобное существо чувствовало себя некомфортно, передвигаясь «лицом» вверх на четырех из пяти ног; его глаза вытянулись вверх, глядя в нескольких направлениях одновременно – вызывая замешательство у землянина справа, – и Дарквист наверняка задавался вопросом, стоит ли таких усилий неясная возможность познакомиться с демонскими технологиями.

Модра же страдала, превратив свое страдание почти в новую форму искусства. До сих пор она наполовину жила в мире фантазии, заставляя себя забыть, что этот парень – не Трис, но сейчас все опять вернулось к ней. Она заново переживала ту ночь, ужасную операцию в больнице, даже последний разговор с ним, перед тем, как он прострелил себе голову. Это причиняло ей огромную боль.

Гриста, почувствовав его настроение, сказала:

– И все же ты должен отключить их, иначе они сведут тебя с ума.

– Возможно, – вполголоса ответил он. – Мы новички в этой команде, поэтому, возможно, я не вижу всей картины, но Модра действительно странная. Она все время думает о том старом, мертвом Трисе, но никогда – о муже, за которого вышла замуж вместо него. За все это время я ни разу даже не видел в ее уме четкого изображения этого парня. Если она так сильно любила Триса, тогда какого черта она вышла замуж за другого? Она должна была знать, что он тоже любит ее – она же эмпат!