Бег к твердыне хаоса - Чалкер Джек Лоуренс. Страница 58

Маккрей кивнул:

– Потому что им это нравится. Им нравится играть в богов.

– Они живут, чтобы властвовать, доминировать – просто ради самой власти, – согласился Дарквист. – Почему? Думаю, потому, что это все, что у них есть. Когда у тебя столько власти и знаний, тебе больше ничего не остается, кроме как играть в бога. Они играют ради самой игры, ради развлечения, ради удовольствия. А разве это не относится и к любому из ваших божеств? Кстати, мне тут вспомнилось – ведь ваш бог тоже настолько устал от созидания, что в конце концов создал себе достойного противника.

– Э-э… ну, думаю, да, можно и так сказать. И много миллионов лет казалось, что этот противник побеждает. Но наш бог, по крайней мере, в конце награждает даже худшего игрока, который последовал его пути, а не пути дьявола, – заметил Маккрей.

– Да, как мне кажется, в конечном итоге в этом и состоит основная разница. В религии дарквистов свои боги есть практически у всего – у каждого дерева, каждого листочка, каждого камешка. У нас так много святынь и вещей, которым следует поклоняться, что не грешить попросту невозможно, даже когда ты идешь и никого не трогаешь. Если, однако, упорно стремиться к святости и по мере возможности избегать греха, когда-нибудь ты можешь и сам стать маленьким богом – по крайней мере, так говорят. Я, правда, никогда не видел большой чести в том, чтобы быть богом какого-нибудь листика или палочки, но даже у таких богов есть власть, и к ним надо относиться с почтением, хотя бы потому, что, возможно, когда-то они были твоими предками. Кинтара же, если даже у них и есть свои легенды, ничего подобного не обещают. Служи им – и ты будешь награжден, здесь и сейчас, комфортом, властью и всем прочим; воспротивишься – и тебя медленно и жестоко отправят к праотцам. Не очень-то приятная перспектива, зато доходчиво.

– «Когда мы умрем, мы будем летать среди звезд и сможем быть кем хотим», – процитировала Гриста.

Джимми удивился.

– Вот уж не знал, что у морф тоже есть своя религия. – Вообще-то, ему следовало бы об этом знать, но он никогда не расспрашивал ее о таких вещах.

– Я не захотела ждать. Я хотела летать среди звезд уже сейчас – и я летаю. Правда, так я не найду Вселенский Разум, но я никогда и не собиралась целую вечность бороздить космос в его поисках.

– Ну что ж, если мы правы в своих предположениях, то они весьма последовательны в создании своего образа, – высказался телепат. – Даже религия миколианцев, куда менее жестокая, требовала человеческих жертв, если я правильно помню курс сравнительных религий. И все же мне кажется, что они скорее преклоняются перед демонами, чем поклоняются им. Возможно, именно поэтому они не выпустили тех двух демонов, которые так пытались нас достать. Весьма обычное дело – рабы заявляют, что жаждут всеобщего равенства, а на самом деле просто хотят поменяться местами с хозяевами.

Они покинули город, с любопытством и опаской отправившись дальше.

– Интересно, – сказал Дарквист, – откуда ты так много знаешь о разных религиях, демонологии, пентаграммах и тому подобном, Маккрей? Если это часть твоего религиозного обучения, то у тебя очень странная религия.

Джимми отрешенно улыбнулся.

– Все религии странны, если с детства не относиться к ним как к чему-то само собой разумеющемуся. Скажем так: в юности у меня был к этим вещам нездоровый интерес. Впоследствии я попытался выкинуть все это из головы, но оно все еще там, и в нужный момент всплывает на поверхность.

Дарквиста это заинтересовало, но он не хотел настаивать. Когда Джимми будет готов, он сам все расскажет. В противном случае это Дарквиста не касалось. По крайней мере, Маккрей наконец снял маску старого циничного космического волка, проявив знания, указывавшие на образование намного лучшее, чем у обычного космонавта – знания в такой области, которая не имела практического применения.

Даже Гриста знала его прошлое не настолько хорошо, как биохимию и физиологию его тела. Он никогда не ездил домой – и она тоже, поскольку была неразрывно с ним связана. Он никогда не встречался со старыми знакомыми. Периодически она пробовала вытянуть из него какую-либо информацию, но безрезультатно; и она слишком любила его, чтобы причинять ему боль.

– Мы догоняем миколианцев, – заметил Джимми, меняя тему. – Еще не настолько, чтобы я мог читать их мысли, но с их телепатом мы, возможно, уже могли бы обменяться сообщениями. А мицлапланцы, в свою очередь, догоняют нас, – правда, они к нам еще не настолько близко, как мы к миколианцам.

– И обе команды в таком же положении, как и мы – у них проблемы с энергией, а у нас на хвосте враги. Какое бы расстояние нас ни разделяло, ни мы, ни они не можем себе позволить передышку. Только не в этом месте. Я уже начинаю сомневаться, дойдет ли вообще кто-нибудь из нас до конца. Любым физическим силам есть пределы; ни у кого из нас в последнее время не было возможности толком отдохнуть или хотя бы выспаться. И хотя у нас и осталось больше энергии, чем у них, если мы в ближайшее время не найдем места, где можно будет остановиться, мы будем так плохи, что и демона не потребуется, чтобы прикончить нас. Это сделают наши же тела.

Джимми кивнул.

– Я, помнится, назвал это марафоном. Кто бы мог подумать, что это и действительно окажется марафон, в самом буквальном смысле этого слова!

Калия снова выхватила пистолет.

– Если хоть один из этих подонков снова высунет голову, я снесу ее к чертям!

– Нет, ты не станешь этого делать! – сорвался Джозеф. – Во-первых, с чего ты взяла, что сможешь причинить хотя бы какой-то ущерб существам, живущим среди раскаленных камней? А во-вторых, мы намного более уязвимы, чем они. Что, если ты их разозлишь, и они начнут кидаться в нас каким-нибудь расплавленным дерьмом? Возможно, твой скафандр поначалу и защитит тебя, но у нас недостаточно ни энергии, ни времени, чтобы выкапывать тебя из застывшей лавы.

– Не говоря уже о том, – добавила Тобруш, – что каждый выстрел – это лишняя трата энергии, а если они нападут в ответ, то ее придется тратить и нам. Если тебе так уж хочется покончить с собой, просто сними скафандр и иди гуляй. Тогда мы хотя бы сможем взять твои аккумуляторы и запас провизии. Я не дам тебе погубить всю команду!

– Не дашь?! Попробуй, останови меня! – вскричала Калия, поднимая пистолет и наводя его на Тобруш.

Но телепатку невозможно было застать врасплох. Ее скафандр был специально приспособлен для джулки, так, чтобы не мешать ей действовать своими многочисленными спинными щупальцами. Как только Калия сделала шаг по направлению к Тобруш, несколько дюжин тонких, похожих на пучки проволоки щупалец тут же захлестнули ее руку, вырвав у нее оружие.

– Прекратите, вы обе! – крикнул Джозеф. – Если мы будем продолжать в том же духе, нам и враги не будут нужны! Мы сами порешим друг друга. Мы просто устали, вот и все, а уставшие люди делают ошибки. Мы – военное подразделение; нас специально учили быть крепкими и стоять до последнего. Не забывайте об этом!

Тобруш, просканировав мозг Калии и поняв, что она больше не представляет угрозы, выпустила ее. Калия опомнилась вовремя – телепатка уже была готова прорезать ей скафандр. Она потрясла рукой, восстанавливая кровообращение, потерла ее и со злостью уставилась на Джозефа.

– Военное подразделение! – хмыкнула она. – А где наша армия? Где мы находимся? И где наши враги? Ты застрял в этом проклятом мире, лейтенант Гипнот! Ты решил, что мы должны сюда влезть – и вот мы здесь! Вы, гипноты, вечно такие самоуверенные! Да ты сам толкаешь нас на самоубийство!

Миколианец никогда не оправдывается за свои действия, ни перед собой, ни перед другими – это было правило номер один.

– Офицер всегда несет ответственность за все, – невозмутимо сказал Джозеф. – Сталкиваясь с непредусмотренной ситуацией, он должен действовать по своей инициативе. И отвечает за это он, а не ты. Твое дело – выполнять мои приказы. Ты идешь тогда, когда я приказываю тебе идти. Ты стреляешь тогда и в того, когда и в кого я приказываю тебе стрелять. И ты не поднимаешь на меня оружие и не угрожаешь мне – независимо от того, согласна ты с моими приказами или нет. Ты сама решила вступить в армию; ты приняла присягу. Ты решила перестать жить в грязи среди свиней. Теперь пришло время оправдать это. Уже второй раз мне приходится напоминать тебе об этом. Третьего не будет.