Бег к твердыне хаоса - Чалкер Джек Лоуренс. Страница 62

– О Священные, Матери Ангелов, Отцы Вселенных, услышьте мою молитву, защитите смиренных…

– А ну-ка заткнись! Как ты смеешь молиться в моем сне?

– Кто там богохульствует среди Священных Светил Небесных?

– Ой, отвянь. Твой Отец Вселенных был подонком, а твоя Мать Ангелов была развратницей!

– Мир всем вам! – послышался успокаивающий мужской голос. – Почему даже здесь мы должны драться?

– Заткнись, – крикнули ему обе женщины одновременно и снова вызывающе обернулись друг к другу.

– Гриста! Гриста, где ты? – звал Джимми.

– Я здесь, возле тебя. Возле тебя, а не на тебе, Джимми, – ответила она тихим, исполненным благоговения голосом, какого он никогда у нее не слышал. – Я свободна, Джимми! Наконец-то я свободна!

– Это ты-то «наконец свободна»! Ты, которая все эти годы жирела на моей спине!

– Скажи лучше – томилась в заключении на твоей спине! Целая жизнь, Джимми, подумай: целая жизнь, видимая чужими глазами, чувствуемая через чужую нервную систему, пропускаемая через чужой опыт, когда невозможно ни с кем общаться самостоятельно!

Джимми был поражен. Он никогда раньше не думал об этом в таком аспекте, ему даже в голову не приходило, что столь надоевшее ему положение вещей может быть причиной страдания не только для него, но и для существа, прикрепленного к нему.

– Но ведь это нам только снится, Гриста! Может быть, мы действительно разговариваем друг с другом, а может быть, и нет, но все равно это только сон!

– Да, я тоже сначала так подумала. Но, Джимми, я никогда раньше не видела снов, и уж тем более никогда не ощущала ничего подобного. Неужели ты еще не понял, Джимми? Неужели ты до сих пор ничего не понял? Мы же умерли! Мы мертвы, и летим через вечную ночь Вселенной в поисках Космического Единого, в точности как говорилось в легенде!

– Чушь, – донеслась до них мысль Дарквиста, который, как оказалось, слышал их обоих. – Мы просто лежим на полу этой пещеры, и кристаллы вступают в резонанс с волнами нашего мозга, превращая его в кашу.

– Господи, Дарквист! – в сердцах воскликнул Джимми. – Неужели даже в моем сне ты не можешь пережить религиозное чувство?

– В твоем сне? Это ты, дорогой мой, находишься в моем сне, и я бы попросил тебя подчиняться тем правилам, которые устанавливает мой мозг.

– Не многовато ли тут народу для одного сна? – отметила Молли. – Глупый какой, однако, сон. Столько народу и никакого секса.

– Неужто никто, кроме никчемного паразита, не рассматривал всерьез вариант, что, возможно, это совсем не сон в обычном понимании этого слова? – спросила Тобруш. – А ведь вполне возможно, что кристаллы в той пещере сплавили всех нас в единый Талант, и теперь мы все внутри него принуждены вести разрушительный телепатический бой за молитву и бога?

– Это я-то паразит?! Между прочим, это называется симбиотическим организмом, ты, улитка миколианская! – взвилась Гриста.

– Тобруш? – позвал Джозеф. – Если ты права, то что же это, черт возьми, такое – то, что мы видим?

– Это то, чего мы не можем ни видеть, ни чувствовать, – ответила джулки. – Посмотри вперед! Видишь, как изгибаются и закручиваются линии сетки? Если ты посмотришь сквозь них, ты увидишь то, что никто не может и не должен видеть.

И Джозеф посмотрел, и осознал, что между причудливыми изгибами энергетической ткани располагались квадраты пустоты, а в этой пустоте обитали жуткие, опасные существа, темное сознание, таящееся в темных углах, со злобой выглядывающее оттуда и бормочущее что-то невнятное – и убеждающее, о да, убеждающее и вводящее в заблуждение.

Это было зло в чистом виде, зло всевозможных форм и зло бесформенное; это была такая квинтэссенция зла, что то зло, для обозначения которого цивилизация придумала это слово, казалось рядом с ним смехотворно ничтожным; рядом с ним даже Кинтара превращались в нечто совершенно невыразительное.

И все же он знал тех, кто скрывался в темноте. Они все знали их – ведь эти твари протянули свои бесконечные тени через всю галактику, через них самих и через тех людей, которых они знали.

Да, здесь были самые древние боги и дьяволы Вселенной, они были по меньшей мере так же стары, как галактики и супергалактики – даже те, что находятся на самом краю космоса, куда еще не добирался никто из Трех Империй. Здесь было также все, когда-либо сделанное ими.

Они набрасывались на новоприходящих; они били кнутами черной как уголь энергии по космическому звездному пледу, они выискивали души и обещали такое, по сравнению с чем обещания демонов ничего не стоили.

Огоньки – это звезды, подумал Джимми. Его страх перед темными существами не заглушал его любопытства и благоговейного трепета. Он спикировал к точкам света, чтобы проверить свою теорию, и к своему изумлению обнаружил, что это были вовсе не звезды.

Это были галактики.

Галактики, кружившиеся либо вокруг черной точки, либо вокруг сияющего центра, а получавшиеся супергалактики, в свою очередь, двигались по своим орбитам вокруг еще больших и еще более удаленных точек…

Что же могло удерживать и притягивать даже мегагалактики, кружащие в пустоте, продолжающие свой бесконечный путь спустя все эти миллиарды лет с момента породившего их Великого Взрыва?

В этом месте не было ни времени, ни пространства – любая точка была одновременно и далека, и близка к ним, и все они были им одинаково чужды. Это было то место, куда впадали и откуда появлялись великие кристаллы, соединявшие каждую точку пространства с любой другой благодаря тому, что, вступая в резонанс с тем, что не было частью Вселенной, они делали это самой Вселенной.

Именно это и делали Операторы: эти Кинтара, запертые в полупрозрачные мавзолеи, могли искусно влиять на уровень резонанса, изменять форму изгибов сетки так, чтобы любая точка выхода была такой же, как все остальные, чтобы любой кристалл мог стать любым другим – ведь они все соединялись на этой внепространственной плоскости.

Это не было случайным путешествием; это было экскурсией.

– Модра! Модра, давай сюда!

– Дарквист?! Нет, это не можешь быть ты. Ты мертв.

– Не более, чем ты – хотя сейчас я уже начинаю сомневаться по поводу нас обоих. Это все фокусы их проклятого гипнота!

Правда прорвалась сквозь заклятие, оно не было над ней властно в этом месте, где все были равны.

– Господи! Трис…

– Трис давно мертв. Они убили лишь тело, которое было ценно лишь ради красивой внешности; по правде сказать, оно уже давно заслуживало похорон.

– А Маккрей? И Молли?

– Они где-то здесь. Мы все здесь – все три команды, все, кто выжил… Эй, берегись!

Сетка под ними заколыхалась, и из потаенного черного квадрата вынырнуло паучье щупальце непроницаемой темноты, очерченное ярким электрическим желтым цветом. Благодаря предупреждению Дарквиста она успела уклониться, едва избежав опасности.

– Эта тварь даже ничего не подумала, прежде чем напасть, – заметила Модра. – Дарквист, скажи, где мы? Что это за место? И что это за, э-э… штуки охотятся за нами?

– Не имею ни малейшего представления, но предполагаю, что это вполне может быть телепатический канал как визуально воспринимаемое место – место, с которым мы в обычном состоянии можем лишь изредка соприкасаться. Это также может быть место, через которое проходят наши космические дороги на том участке, где наша скорость выше скорости света – и именно поэтому, собственно говоря, столько потомков первых космонавтов оказались сверхчувствительными: они получили какую-то толику силы этого места. Наши тела сейчас спят, но тела – хрупкие вещицы, накрепко привязанные к четырехмерной Вселенной. Окруженные кристаллами, наши разумы стали гиперчувствительными в этой плоскости, и свободно передвигаются по ней, не обремененные никакими физическими законами нашей Вселенной.

Он на секунду замолк, восхищенный собственным поэтическим пассажем, а затем добавил:

– Впрочем, конечно, все это вполне может быть просто чушью, не имеющей никакого отношения к реальности.