Снулль вампира Реджинальда - Олди Генри Лайон. Страница 2

Ведьма глянула в зеркало – и ахнула. Вместо своего не слишком юного, но еще вполне привлекательного личика Мэлис обнаружила в зеркальной глади незнакомца: лысого старика со шрамом на щеке.

– Желаю здравствовать, – старик отвесил поклон, сверкнув лысиной. – Извините, что без приглашения. Фортунат дома?

За спиной незваного визитера клубилось и полыхало. Временами из пламенного мрака проступали стены подземелья: бугристые камни, низкий свод, в трещины вбиты крючья зловещего вида. Скелет на цепи дополнял картину. Дергаясь, как в припадке, он тянул обглоданные временем пальцы к старику – и щелкал зубами, раз за разом промахиваясь на какую-то жалкую пядь.

– Сгинь! – не оборачиваясь, велел старик. – Испепелю! Прошу прощения, мистрис, это я не вам…

Ведьма отодвинула кресло вбок, чтобы муж лучше видел зеркало.

– Дорогой! Тебя спрашивают.

– Кто? Откуда?

– По-моему, из ада. Сказать, что ты ушел к Матиасу Кручеку?

– Ни в коем случае! – Фортунат, щурясь, вгляделся в клубы дыма. – Гарпагон, дружище! Для тебя я всегда дома!

Радости венатора не было предела. Он даже засунул руку в зеркало по локоть и обменялся со стариком крепким рукопожатием. Обратно ладонь Цвяха вынырнула вся в копоти. По комнате распространился удушливый запах гари.

– Знакомьтесь! Мэлис, это Гарпагон Угрюмец, мой учитель. Гарп, это Мэлис, моя жена. Прости, что вмешиваюсь, но скелет тебя достал. Мне сжечь его или ты сам?

Гарпагон трижды плюнул через плечо. Вспышка – и буйный костяк, секунду назад ухвативший-таки старца за шиворот, сгинул вместе с цепью. Послышались стенания. Они быстро перешли в несвязный лепет и затихли.

– Искренне рад знакомству. Мистрис, вы очаровательны. Этот маленький прохвост вас недостоин, – в Гарпагоне чувствовались порода и воспитание. Сейчас первое боролось со вторым. – Фарт, я на пару слов. По приезде в Брокенгарц мы с Люстеркой будем ждать тебя в «Чумазом Фрице». Захвати амулет от сглаза, который ты мне обещал. Если гребневые хрящи василиска засохли, положи в гнездо новые. Договорились?

– Не знаю, Гарп, – венатор нахмурился. – Возможно, я не приеду. Вам придется искать мне замену.

– Мальчик, ты незаменим!

– И все же…

Казалось, скелет, превратившись в невидимку, выбрался из зеркала в комнату и теперь держит за шиворот огорченного Фортуната.

– Ты болен?

– Я здоров, как тролль. Меня жена не пускает.

– Овал Небес! Мистрис, скажите: он шутит?

Старик изумился так, что мрак отшатнулся прочь. Подземелье осветилось замогильной синевой. Шрам на щеке Гарпагона начал пульсировать, брызжа искрами. «Бежим!» – закричал кто-то вдалеке. Послышался топот. Изображение в зеркале исказилось, взявшись кровавыми разводами.

– Он шутит, – торопливо подтвердила Мэлис. – Он у меня большой шутник. Эй, вы где?

– Я здесь, – старик вернул зеркалу прежнюю ясность. Стало видно, что потолок в дальнем углу дал трещину и грозит осыпаться. – Еще раз умоляю простить мою назойливость. С такими клиентами забываешь про хорошие манеры. Фарт, помни про амулет. «Чумазый Фриц», гребневые хрящи – свежие. Если что, я обижусь. Всего доброго.

Дождавшись исчезновения старого венатора, Мэлис с тщанием протерла зеркало ветошью.

– Хороший у тебя учитель, – бросила она мужу.

– Ага, – согласился Фортунат.

Вчера он лично попросил Гарпагона о «случайном» визите. И Угрюмец согласился. А мог ведь отказать – охотник на демонов прекрасно знал характер наставника. Но случаются моменты, когда мужчины должны поддерживать друг друга.

Если, конечно, они – настоящие мужчины.

Площадь, раскинувшаяся перед Реттийским Универмагом, поражала воображение своими размерами. Она была настолько маленькая, что гость столицы, придя сюда впервые в расчете на осмотр достопримечательности, в полный голос недоумевал:

– И это, братцы мои, площадь? Так, площадка, квадратный пятачок, кукиш с маслом. Здесь же двум каретам не разминуться без проблем…

Гость стоял, разинув рот, и не сразу замечал ряд странностей.

Например, второкурсников с факультета интенсивного экзорцизма. Нет, ясное дело, молодые изгнатели и сами по себе выглядели своеобразно. Но когда они шумной толпой двигались через площадь, от Универмага к скверу Девицы-с-Зеркалом, шаг за шагом становясь меньше, – тут уж хоть стой, хоть падай! Путь их удлинялся, вместо того чтобы сократиться, маленькие ножки мерили пространство, маленькие ручки жестикулировали, изображая зачетные пассы и мановения…

Вечный Странник – свидетель! Крохотули-лилипутики успевали в придачу выкурить по трубке, прежде чем исчезнуть окончательно в зарослях скверных кустов.

Те из гостей, кто решался повторить путь второкурсников, выясняли, что они-то меньше не становились. Это Универмаг за спиной делался больше. И дорога росла, как на дрожжах. Идешь, тащишься, а до сквера было рукой подать, стало – камнем докинуть, сделалось – из лука дострелить, а вот уже и не из всякой катапульты добросить…

– Треклятая площадь! – ругался опрометчивый гость. – Редкий дурак пройдет ее до середины, не заработав сердечного приступа!

И ошибался.

Площадь «кляли» не три, не девять, а четырнадцать раз лучшие профессора-геоманты, заслужив благодарность ректората. На защиты диссертатов, а точнее, на банкеты в связи с успешной защитой, сюда съезжалось десятка по три экипажей – и всем находилось свободное место для маневра.

В следующем году тут собирались воздвигнуть памятник Нихону Седовласцу.

В масштабе 14:1.

– Вот ведь что изумляет, – сказал Фортунат Цвях своему другу детства Матиасу Кручеку, сидя с ним в открытой ресторации «Гранит наук». – Рядом с центральным входом в Универмаг стоит щит-справочник. Рядом с тремя черными ходами тоже стоит по щиту. Еще один щит – вот он, красавец, у ресторации. И везде, красным по желтому, написаны правила пользования нашей чудесной площадью. Плюс три волшебных слова, которые надо произнести, если торопишься. Почему никто из приезжих никогда не читает эти правила?

– Они неграмотны, – предположил Кручек, мрачней тучи.

Сегодня приват-демонолог, виднейший теоретик Реттии, был не в настроении. Похожий на комод в сюртуке, он угрожающе нависал над столом. Складывалось впечатление, что дверцы комода вот-вот распахнутся – и на стол, на венатора, на пол ресторации хлынет масса барахла, опасного для здоровья собравшихся.

– Они ленивы и нелюбопытны. И вообще, на мой взгляд, к нам ездит слишком много народу. Надо дать совет Его Величеству оградить рубежи железным занавесом. Вот увидишь, Фарт, жизнь сразу наладится.

Матиас допил кружку темного «Козла», вторую за полчаса, и жестом отправил служителя за третьей. Фортунат, ограничившись одной полукружкой, без одобрения смотрел на друга.

– Ты много пьешь, Матти. Несчастная любовь?

Сейчас уже можно было так шутить. Агнесса Кручек умерла родами около двадцати лет тому назад, и горе успело притупиться, а там и уйти в область грустных воспоминаний.

– Хандра, – кратко разъяснил Кручек.

– Причина?

– Несовершенство мира.

– Ага, так и запишем: без причины.

– Без причины и бесы не родятся. Фарт, я тупица. Я бездарь. Я полнейшее и окончательное ничтожество. Я не в состоянии даже полуэмпирически рассчитать диссоциацию корпускулы флогистона в синглетном состоянии. Я – позор державы, и не надо меня переубеждать.

– Хорошо, – согласился охотник на демонов. Он тоже в здравом уме не взялся бы делать расчет диссоциации флогистона. А капризы теоретика, всегда хандрившего в периоды умственного застоя, успел изучить до мелочей. – Договорились. Ты – ничтожество.

– Сам ты ничтожество, – вяло, а главное, вне всякой логики огрызнулся друг детства. – Хвала небесам, завтра на рассвете я уеду в Брокенгарц. Дорога исцелит меня. И я вернусь обновленным.

– Стоп! Матти, умоляю, еше разок с этого места! Ты едешь в Брокенгарц?

– Увы.

Нет, логика явно избегала Кручека.