Кровавые жернова - Воронин Андрей Николаевич. Страница 29

Петрович, как настоящий начальник, не сразу бросился встречать хозяев. Он достирал в реке вылинявшую рубашку, прошедшую с хозяином не одну стройку. Рубашку развесил на кустах, надел пиджак на майку, сунул босые ноги в туфли и только после этого вышел на тропинку.

– Я же говорил, тут Петрович! – воскликнул экскаваторщик, дыша в сторону.

– Что у нас здесь, рассказывай, – строго сказал Краснов.

Петрович принялся обрисовывать масштаб стройки. Послушать его, так здесь не маленькую гостиницу строили, а ремейк плотины ДнепроГЭС. Минут десять Краснов слушал, понимая, что Петрович будет говорить до тех пор, пока его не остановишь. Раскатал чертежи на капоте джипа, придавил их по углам обломками кирпича и ткнул пальцем:

– Неужели и правда повсюду два метра торфа?

– Кое-где и два двадцать. А кое-где метр девяносто. Все выкапывать придется, сколько бы его ни было. Вы же не хотите, чтобы бассейн трещину дал, и чтобы вода рыжая была?

– Нет, не хотим, – сказал Краснов, – но и лишние деньги платить не намерены.

– Вот поэтому и задержка, – вздохнул Петрович. – Оно на стройке всегда так, все предвидеть невозможно.

Марина пошла к реке. Пару раз на тропинке она обернулась, словно Звала взглядом Антона последовать за собой. Но тот сделал вид, что не заметил этого. Женщина сняла босоножки, села на мостки и опустила ноги в прохладную воду.

Она прикрыла от удовольствия глаза, так ей стало хорошо – бревна теплые, извивающиеся по течению водоросли приятно щекотали пятки.

Иногда маленькие рыбки, проносясь стремительной стайкой, задевали ступни, и Марина вздрагивала от неожиданного удовольствия.

Послышалось блямканье велосипедного звонка, и на стройку влетел Григорий Грушин. К багажнику велосипеда веревкой была примотана старая хозяйственная сумка, из которой выглядывала синяя пластиковая крышка двухлитровой банки. Гриша лихо затормозил на велосипеде, прислонил его к штабелю кирпича и принялся махать рукой, подзывая к себе экскаваторщика.

Тот покосился на прораба, Краснова, Полуянова, склонившихся над чертежом, и боком решил про-" скользнуть к Григорию.

Когда между ними расстояние сократилось до шага, экскаваторщик зашипел:

– Ты чего приперся? Не видишь, что ли, начальство наскочило, а еще время рабочее!

Полуянов, увидев Григория, улыбнулся и первым поздоровался с ним, как-никак, одногодки, вместе в школу ходили.

– Ты чего приехал?

– Да вот.., это… – Гриша не умел врать.

– Самогон привез? – положил ладонь на синюю пластиковую крышку Полуянов.

– Угу.

– Свой?

– А то чей же? Я в деревне покупать не стану, если уж не выкрутка, то у сестры попрошу.

– Хороший?

– Градусов пятьдесят точно будет.

– А мягкий?

– Как молоко парное, – Григорий посмотрел на экскаваторщика, чтобы тот подтвердил.

– Хороший, – сглатывая слюну, сказал экскаваторщик.

– Угостишь?

Григорий задумался.

– Компания большая, надо еще смотаться.

– У нас выпивка есть, нам попробовать, хочу друзей угостить. Я им всю дорогу рассказывал, какой самогон в Погосте делают.

– У нас лучше всех, вода хорошая. Такой воды нигде в округе нет, – хвастался Григорий.

– Я так понимаю, – прищурившись, говорил экскаваторщик, – копать больше не будем, во всяком случае сегодня?

– Думаю, нет, – сказал Полуянов, глядя на синюю крышку.

Петрович чутко улавливал настроение работодателей. Через пять минут на берегу реки уже стоял импровизированный стол – двое козел, на них хорошо струганные половые доски.

Марина накрывала на стол. Все уже было порезано, оставалось только разложить в пластиковые тарелки. Григорий с экскаваторщиком устроились неподалеку, от приезжих их отделяли кусты. От старой ивы падала тень, вот в ней и устроились.

Краснов собственноручно разлил самогон по пластиковым стаканам. Себе плеснул чуть-чуть, на два пальца, попробовать.

– Ну, за приезд, – сказал Петрович и, чокнувшись, мигом осушил стакан.

Тут же бросил взгляд на бутылку коньяка.

К самогону он был привычен и не считал его чем-то экзотическим.

Марина осторожно понюхала напиток, словно в стаканчик была налита соляная кислота, и брезгливо наморщила нос.

– Керосином пахнет, – наконец поставила она жестокий диагноз.

– Быть того не может! – Полуянов помочил язык в продукте. – Пивал я, конечно, и лучше, но и этот неплох. Только теплый. Хотя холодный самогон – чистое извращение. Лучше всего его пить теплым, прямо из-под крана змеевика.

Краснов выпил и почувствовал, как мгновенно расширились сосуды, а назойливая головная боль сразу улетучилась.

– Ну? – глядя на Марину, спросил Полуянов. – Как тебе?

– Никак не могу решиться.

– Давай одним махом. Это тебе не вино и не коньяк.

Женщина зажмурилась и залпом выпила самогон. Тут же закашлялась.

– Грушин предупреждал, пятьдесят градусов.

– Может, он еще и горит? – поинтересовалась Марина, наконец откашлявшись, и тут же закусила кусочком сыра.

– Горит даже водка. Если сорок градусов есть, то поджечь можно.

Полуянов плеснул немного продукта на стол и щелкнул зажигалкой. По струганым доскам побежал едва различимый голубой огонек. Через несколько секунд доски уже оказались сухими.

– Вот так-то, – назидательно произнес Антон.

Петровича священнодействие не интересовало. Он смотрел на бутылку коньяка, переливавшуюся на солнечном свете.

– Теперь кому что? – спросил Краснов, прикоснувшись к бутылке с коньяком.

Петрович, как человек наемный, не стал выдавать истинных желаний, ждал, что скажет Полуянов.

– Мне самогона.

– Тогда и мне, – решительно сказала Марина. – Мешать спиртное нельзя.

Петрович было уже скис, но Полуянов просчитал ход его мыслей.

– Петровичу коньячины, думаю, потому как самогон для него не в диковину. Он его каждый день если не пьет, то видит.

– Это правда, – признался прораб.

В пластиковый стакан прораба полился коньяк. Краснов по привычке, как делал это в Москве, смотрел в глаза Петровичу, ожидая, когда тот кивнет или скажет «хватит». Петрович умудрился даже не моргнуть, боясь, что спугнет удачу. Пластиковый двухсотграммовый стакан наполнился доверху и даже больше – коньяк стоял в нем выпуклым мениском, и только после этого Петрович произнес:

– Хватит.

Все затаив дыхание следили за тем, как Петрович медленно подводит руку к стакану, бережно берет его, отрывает от досок. Петрович рисковать не любил, вдруг кто стол толкнет. Стакан завис в воздухе, и прораб прошептал:

– За здоровье всех присутствующих.

Он шумно выдохнул, а затем вместе с жидкостью вытянутыми губами втянул воздух.

– Класс! – восхитилась Марина.

Петрович крякнул, на всякий случай заглянул в стакан и убедился, что выпил до дна.

После того как выпили по третьей и закусили, Краснов предложил искупаться. Не дожидаясь согласия, сбросил рубашку. Марина вопросительно посмотрела на Антона. Тот качнул головой:

– Пока что-то не хочется.

– Полуянов, не ленись, хорошо станет, пыль дорожную смыть надо.

Петрович, понимая, что стал лишним, налил себе половину стакана и, чинно выпив, извинился.

– Пойду посмотрю, что мужики делают, – сообщил он с таким видом, словно мужиков было человек сто и они могли быть заняты чем-то другим, кроме выпивки.

– Вы чего? – спохватился Краснов, когда уже сбросил брюки.

– Я купальник не взяла, – тихо сказала Марина.

– Зайди за кусты и купайся. Там никто тебя не увидит.

Краснов уже стоял по колено в воде и растирался водой. Антон по-прежнему сидел за столом, вертя в пальцах пластиковый стакан.

– Я пошла, – бросила ему Марина и, не дожидаясь ответа, поднялась.

Полуянов смотрел на женщину, как она идет к реке. Ему хотелось, чтобы они оказались здесь только вдвоем, тогда не нужно думать, есть купальник или нет, и вообще ни о чем не надо думать.

И тут резкая боль пронзила его спину, воспаление напомнило о себе.