Ворона (СИ) - Ти Александр "SunTee". Страница 8

Но больше всего самых нелицеприятных слов и выражений, конечно же, было обращено в адрес того, кто был в данный момент с Семёном на рыбалке. Уж если решил с дедом ставить сети, будь уверен, получишь самые отборные сливки ругательств и мата.

И неважно, новичок ты в нелёгком рыбацком деле или суперпрофессионал. Деду было всё равно кто его очередной напарник. Он одинаково был недоволен всеми и с одинаковым удовольствием обрушивал на голову очередного счастливчика поток нецензурной брани. Казалось, что сама рыбалка деда не интересует, ему нужна была разрядка, вдоволь поорать и поматериться на кого-нибудь. Такая вот отдушина.

Он придирался ко всему, всё было не так как надо. Сидеть на веслах и работать ими правильно, разумеется, не умел никто, правильно ставить или снимать сеть тоже. И не дай бог ты хоть чуточку запутаешь эту чёртову сеть или, о ужас, намотаешь на винт мотора лодки, дед тут же очень красочно и громко объяснит как тебе лучше сдохнуть. Я, помнится, умудрился сделать это аж дважды. Никто не соответствовал требованиям деда Семёна, не заслуживал звания рыбака. Никто.

Как он ругался – это вообще отдельная песня. Таких смачных и развернутых ругательств, приправленных отборнейшим матом, мне лично не приходилось слышать никогда ни до, ни после той рыбалки. Дед даже не ругался матом, он на нём разговаривал. С лёгкостью прямо по ходу гневного монолога он выдумывал и тут же пускал в ход такие ёмкие матерноругательные словосочетания и фразы, какие вряд ли бы смог придумать кто-нибудь вообще, сколько бы бранных слов он не знал. Дед виртуозно комбинировал самые грязные слова и складывал их в новые ещё более грязные фразочки. Очень много метких и новых выражений пополнили деревенский лексикон с лёгкой руки, а точнее, с лёгкого языка деда Семёна.

Но таким неадекватом он был исключительно на рыбалке. Лишь ступив на берег, он вновь становился наидобрейшим милым стариком, уста которого просто не могут сказать что-либо обидного никому.

Надо сказать, что жена его, Елена Егоровна, прекрасно знала об этой стороне своего Семёна. Ещё будучи молодой невестой, много лет назад, она узнала весь словарный запас будущего супруга. Наслушалась на десять жизней вперёд. Тогда же и поставила Семёну условие, вне дома он может разговаривать какими угодно словами, но дома даже думать исключительно прилично. И вот уже больше сорока лет дед Семён неукоснительно следовал этой договорённости.

Годы шли, и жителей в маленькой деревеньке становилось всё меньше. Молодежь торопилась сбежать в города, работы не было, и люди разъезжались, пустых домов становилось всё больше. Обычная судьба обычной деревни – стать последним пристанищем старичков, которым чужда цивилизация. Очень скоро в деревне не осталось никого, кто бы согласился на рыбалку с дедом. Пара-тройка подходящих мужичков ещё оставалась, но запойное пьянство очень быстро свело на нет их дееспособность. Первое время деда выручал сосед Вовка. То ли потому, что был глуховат и вообще считался в деревне местным дурачком, то ли просто прощал деду всё за его знаменитый самогон, но каждую неделю он исправно ездил с Семёном ставить сети. Вскоре не стало и Вовки. Пьяный вышел зимой ночью на крыльцо по нужде, поскользнулся, упал, да так и замёрз. Напарника у деда не осталось вовсе. Не с кем было ездить на рыбалку.

Ох и закручинился Семён. Не стало больше милого и весёлого старичка похожего на Новогоднего волшебника, просто не стало. Вместо него теперь ходил по деревне старый, вечно всем недовольный, жутко ворчливый и занудный дед. Не дарил он больше никому улыбок и веселья своим появлением. Его теперь наоборот сторонились все жители маленькой деревни. Никому не хотелось сталкиваться с угрюмой серой тенью деда Семёна. Он просто источал горе, его боялись, словно прокаженного.

Первой не выдержала его жена, Елена Егоровна. Октябрьским вечером дед привычно сидел у телевизора и бухтел на дураков-ведущих, клоунов-политиков и вообще на телевидение как рассадник порнографии и зла.

– Ряпушка пойти должна, – вздохнул он вдруг тяжело, – Эээх, зараза.

– Собирайся! – неожиданно приказала жена, – давай, собирайся и поехали!

– Ты чаво? – удивился Семён.

– А ничаво! Собирайся, сказала! Или хочешь на зиму без сига и ряпушки остаться? На кой мне это нужно, без рыбы и с ворчливым дедом зиму тягнуть.

Несколько минут дед молча буравил взглядом супругу, затем встал и также молча начал собираться. Никогда жена не ездила с ним на рыбалку, никогда. Знала, для чего ему это нужно.

Но именно поэтому она и решилась вдруг его встряхнуть. Прекрасно понимала, чего не хватает Семёну. Принятый ими много лет назад мирный договор, пакт о неругательстве, был на грани нарушения. Матерная бомба внутри деда могла вот-вот рвануть со страшной силой. И как мудрая женщина Елена Егоровна пошла на компромисс.

Ветер был сильный. Стоило повернуться бортом против ветра, как волна начинала плескать прямо в лодку. Сети путались.

Дед сидел на корме и молча спускал сеть в воду. Баба Лена была на вёслах.

– Возьми левым! Ещё! – командовал дед Семён. – Носом против ветру!

Елена Егоровна внимательно слушала и следила за мужем. Видела, как ему тяжело, как он еле сдерживает себя. И вдруг она стала делать все наоборот, словно нарочно. Дед командовал вправо, она работала веслом влево, он кричал «стоп», она гребла вперёд. В итоге за считанные минуты сеть оказалась намертво намотанной на винт мотора.

Семён бросил сеть, и молча скрипя зубами, смотрел на супругу. Очень ему хотелось высказаться, очень хотелось сорваться.

– Кричи! – твердо сказала жена, глядя ему в глаза, – давай кричи!

Семён засверлил её самым гневным стариковским взглядом и тяжело вздохнул.

– Бывает, чего уж там. Сейчас распутаем.

– Кричи, сказала! – жена ударила вёслами по воде, – кричи! Пока не накричишься, домой не поедем!

Дед впился в неё злым взглядом. Понял, что она умышленно его провоцирует. Всё понял.

И вдруг очень хитро улыбнулся и закричал. Громко, мощно, он кричал от всей души, выплескивал всё, что накопилось.

Елена Егоровна поначалу смотрела на него очень удивлённо, она не ожидала того, что сделал её Семён. Она не понимала ни единого слова из его пронзительного крика.

– Ах ты, чёрт карельский! – она залилась смехом, просто вдруг всё поняла.

Дед Семён кричал и ругался на неё. Очень сильно ругался. Но делал это на своём родном, уже почти позабытом карельском языке.

– Только по матери сильно не полощи, – смеялась баба Лена над тем, как кричит дед, – а то тёща тебе устроит на небе.

Так с дедовскими криками и смехом Елены Егоровны рыбалка и прошла в тот день. И кстати, быстро прошла, дело спорилось. Так они ещё много лет и ездили на рыбалку вдвоём со смехом и криками. И дед Семён вновь стал милым и добрым старичком. Компромисс, однако.

Актриса.

Вика была актрисой. Не по профессии или образованию, а самой настоящей актрисой, по призванию. Актрисой по жизни.

Она не стремилась к всеобщей славе и лавине оваций, вовсе нет. Она даже и сама не помнила, когда жизнь вдруг превратилась в нескончаемый спектакль. Ей казалось, так было всегда, она играла с самого рождения, родилась актрисой, а может, просто не умела по-другому. Вся жизнь – игра, разве нет?

Играла Вика самозабвенно. Смех, слёзы, истерики, радость и обида – ей одинаково легко удавались все роли. Зрители были в восторге от её таланта, они верили. Учителя и одноклассники, коллеги по работе, родители, муж и дети, никому и в голову не приходило воскликнуть: «Не верю!» Ни разу не усомнился в её таланте никто, все молча поклонялись жизненной игре великой примы.

Трагедия удавалась Вике особенно хорошо, даже отлично. Этот талант она открыла в себе ещё в школе, удачно обыграв смерть любимой бабушки. Не специально, нет, это случилось само собой, полнейшая импровизация. Валентина Михайловна, классный руководитель, перед началом уроков тихонько подозвала к себе Вику выразить свои соболезнования. А уже через минуту плакала и обнимала худенькую шестиклашку, всем сердцем переживая её потерю и горе. Да и как иначе? Ни одно даже самое стальное и пуленепробиваемое сердце не выдержало бы видеть набегающие на глаза ребёнка слёзы, чувствовать его утрату.