Тореадоры из Васюковки - Нестайко Всеволод Зиновьевич. Страница 6

Бурмило мотнул головой и поморщился досадливо (словно продавщица выдала его).

Продавщица взяла с полки ласты и маску с трубкой, подала Бурмило.

У нас с Явой глаза стали(сделались) как колеса. Ты смотри!

Пока Бурмило примерял маску, щупал ласты, Кныш уже выбивал в кассе чек.

— Заверните!

И снова, воровато оглядываясь, словно они не купили, а украли эти причиндалы для подводного плавания, Кныш и Бурмило вышли из магазина.

Видя, что они так осторожно ведут себе, мы решили не сразу идти за ними, и немного посидеть за удилищами. Нечаянно навалились мы на сноп, тонкая веревочка, которой он был связан, порвалась и… Будто бомба разорвалась в магазине. Удилища с треском разлетелись во все стороны. Крики, ойкание, паника. Мы бросились прочь.

— Держите! Ловите! Хулиганы! — зазвучало нам вслед.

Хорошо, что на Крещатике людей — как на стадионе во время футбольного матча. Мы — раз-раз! — между ними. Потом меня Ява за рукав — дёрг:

— Тссс-с! Не беги! Будто мы — это не мы!

Правильно. Когда за тобой бегут, бежать — последнее дело. Всегда надо спокойно идти. Тогда тебя еще и спросят: «Не видел, тут такой не пробегал?». И ты спокойно можешь сказать: «Видел. Вот туда побежал».

Неторопливо пройдя Крещатиком, мы шмыгнули в метро.

Мы почему-то были уверены, что Кныш и Бурмило обязательно пошли в метро.

По эскалатору мы уже бежали, не обращая внимания на призывы радиотёти. Выскочили на станцию: зырк-зырк!

— Вон! — выкрикнул Ява. И правда — в дверях вагона мелькну вельветовый бурмилов «пинджак». Мы едва успели вскочить в соседние двери того же вагона. На крайнем диванчике было свободное место и лежала брошенная кем-то мятая газета. Мы схватили её, разорвали пополам, сели и каждый, прикрываясь газетой (как бы читая), начали посматривать одним глазом, следя за Бурмилой. Но у дверей, где тот стоял, людей было много, и мы видели только его вельветовое плечо. «А где же Кныш, почему не видно? — подумал я. — Неужели разделились, чтобы труднее было следить? В шпионских книжках и фильмах всегда так делают».

Вдруг в вагоне стало светло — поезд вырвался из-под земли на поверхность. Станция «Днепр».

Выскочили мы, прикрываясь газетами, следом за Бурмило на перрон. И глядь! А что ты был здоровый! Вельветовый «пинджак» обернулся — никакой это был не Бурмило, а какой-то неизвестный дядька вот с таким носом. Тьфу!

— Упустили! — разочаровано сказал Ява. Стали мы на мосту у перил, не знаем, что делать. Встали мы на мосту у перил, не знаем, что делать. Стрелой промчалось метро через речку аж до самого горизонта, где тоненькой полоской лес чернеет. Мчат по мосту-красавцу голубые экспрессы, легковые машины, грузовики, автобусы… А под мостом по Днепру «Метеоры», «Ракеты» на подводных крыльях летят, едва касаясь воды. А по сторонам моста здоровенные фигуры — дядька руками взмахнул, спутник в небо запускает, и тетка — голубей подкидывает. Пейзаж — прямо тебе из научно-фантастического фильма. Красота!

— Может, они этот мост хотят на воздух поднять, а мы… — сказал Ява.

— Ну да?! — недоверчиво воскликнул я.

— А что же! Кино «Акваланги на дне» помнишь?

Еще бы! Несколько дней назад видели. Вот такое шпионское кино! После него мне целую ночь шпионы в аквалангах под водой снились. Мама говорила, что я даже булькал во сне. И всё же..

— Да нет, — сказал я, — навряд ли.

— А зачем бы бы они акваланги купили? Тоже еще спортсмены нашлись!

Тут я ничего сказать не мог. Правда с этим аквалангом было связано явно что-то таинственное. Ну для чего бы, скажите, пожалуйста, сдался акваланг немолодым сельским дядькам, которые даже зарядки сроду не делали?

Да еще и как они покупали его! Будто что-то запрещенное, опасное.

— И что же такое это двадцать железных… о которых они говорили? «Качество бронебойное…» — задумчиво сказал Ява. Я пожал плечами.

— Оружие?.. Взрывчатка?.. — прищурившись посмотрел на меня Ява. — И какая тут связь — акваланг… двадцать железных.

И вдруг — будто молния вспыхнула в мозгу.

— Подожди! — говорю, а у самого аж мороз по коже. — Папа когда-то читал в журнале. Рассказывал… Где-то в Чехии в одном озере, Черном, что ли, шпионы ныряли в аквалангах. Пытались поднять со дна, чтобы тайно вывезти, двадцать железных ящиков. Это был архив гестапо, который фашисты затопили, отступая. Очень важные документы… Списки военных преступников. И в Австрии такая же самая петрушка была, тоже в озере, и тоже шпионы с аквалангами.

— Точно! Это оно! Ух ты-ы! — загорелся Ява. — Ну да, «двадцать железных», и «вермахт», и акваланг, и…

Он не договорил, потому что в это время из репродуктора громко, на всю станцию, зазвучало:

— Ученики из села Васюковка, что приехали в Киев на экскурсию, Рень и Завгородний, вас ожидают на выходе со станции «Днепр»!

Нас словно кто-то тяжелым чем-то сверху тюкнул, даже ноги подкосились. Так это было неожиданно. Нам показалось, что все эти сотни людей на станции и внизу на набережной толпятся, все сразу на нас посмотрели.

И мы сразу сделались маленькие-маленькие и словно голые. Впервые в жизни наши фамилии назвали по радио.

— Не бойся, — опомнился наконец Ява. — Это, наверно, Галина Сидоровна. Разыскивает нас. Айда!

Мы засеменили к выходу. Зырк-зырк: ни Галины Сидоровны, ни наших — и духа нет. А стоит огромный усатый милиционер. Увидел нас и сразу:

— Стоп! — поднял руку. — Из Васюковки? Рень и Завгородний? Вас мне и нужно. Пошли.

Вот тебе и «не бойся»! Попались! За хулиганское наше поведение в «Динамо», за удилища проклятые!

Мои ноги примерзли к земле и какими-то ватными сделались — вот-вот на пол сяду.

— Ну пошли, что же вы, — обернулся милиционер. — На руках мне вас нести, что ли?

Я с трудом сдвинулся с места.

Вышли мы из метро, смотрим — стоит синяя машина с желтой полосой на боку, и на этой полосе написано «Милиция». И ведет нас милиционер к машине. Открыл дверцы, сказал: «Садитесь», а сам — возле шофера. Снял трубку(радиотелефонную) и говорит:

— Товарищ лейтенант! Докладывает старшина Паляничко. Мальчишек нашел. Везу на оперативной машине куда надо.

Мы так и обомлели. Ну всё! «Куда надо». То есть в тюрьму везет. Пропали мы.

Нам бы сейчас плакать, говорить: «Мы больше не будем, отпустите», а мы — ни слова. Гордые мы.

Друг к другу прижались, едем и сквозь зарешеченное оконце на Киев в последний раз смотрим. Украсился Киев флагами и праздничными транспарантами. Первомай же послезавтра. Везде люди веселые, улыбающиеся, свободные. А мы… в тюрьму едим. А настоящие шпионы на воле ходят. И так нам обидно стало — хоть плачь.

— Эх, вы! — не выдержал Ява. — Не тех вы взяли, кого надо.

— То есть? — обернулся старшина.

— Вот вам и «то есть»! — надул губы Ява. — Может, мы за настоящими шпионами следили…

— Ну?! — левая бровь старшины выгнулась в знак вопроса.

— Вот вам и «Ну». Может, они только что акваланги… купили… для подводного плавания.

— Ого!

— Вот вам и «ого»! Может, они гестаповский архив со дна поднимать будут.

— Ясно! «Акваланги на дне»? Видел. А кто они, шпионы ваши? Откуда взялись? Из-за океана?

— Из нашего села.

— Ага, местные то есть. Колхозники. Как фамилии?

Ява растерянно глянул на меня. Он уже жалел, что начал этот разговор. Милиционер говорил насмешливо, видно, не верил ни одному слову.

— Как же фамилии шпионов ваших? А? — улыбаясь, повторил старшина. — Или, может, это сам председатель колхоза? Или директор школы? Или колхозный сторож яблони трясти не позволяет? А? Что молчите.

Вдруг машина остановилась.

— Ну, приехали. Вылезайте, шерлоки холмсы, — сказал старшина Паляничко.

Вылезли мы. Тюрьму глазами ищем. Что-то не видно. Справа — церковь, а прямо — большой серый дом с колоннами, на театр похожий. Неужели в Киеве такая тюрьма? Только успели мы об этом подумать, как милиционер и говорит:

— Вот, мальчики, Исторический музей, где сейчас весь ваш класс вместе с учительницей. Пойдем поищем их. Потому что они же, наверно, волнуются, думают, что вы совсем потерялись.