Эверест. Смертельное восхождение - Букреев Анатолий Николаевич. Страница 32

Утром следующего дня (9-го мая) нас разбудил разговор шерпов; они шли из второго лагеря в четвертый и несли туда кислород для нашей экспедиции. Когда мы кипятили воду и готовили завтрак, к нам подошел встревоженный шерпа и сообщил неприятную новость. Сегодня утром один из участников тайваньской экспедиции, Чин Ю Ян, отправился в туалет, не надев кошек. Поскользнувшись, он сорвался и упал в трещину. Шерпам из тайваньской экспедиции предстояло вытащить несчастного на поверхность, и наши шерпы собирались им помочь [52].

Пока шерпы вызволяли тайваньца, Фишер и гиды всячески подгоняли клиентов, чтобы те как можно быстрее закончили с завтраком и приступили к подъему по перилам в четвертый лагерь. Там участникам нужно было как следует отдохнуть перед решающим штурмом. Большинство клиентов уже облачилось в пуховые комбинезоны, которые должны были защитить их от жуткого холода на вершине. На лице у каждого была кислородная маска, соединенная шлангом с трехлитровым баллоном, лежащим в рюкзаке. Подачу кислорода предполагалось включить сразу после выхода из лагеря.

По словам Генри Тодда, если альпинист решил идти с кислородом, то маску он, как правило, надевает при выходе из третьего лагеря. «От третьего до четвертого лагеря идти недалеко, но нужно пересечь Желтый пояс. Это первое серьезное место на маршруте – приходиться лезть по скалам. Поэтому, если не ищешь дополнительных трудностей, то кладешь в рюкзак кислородный баллон, поворачиваешь вентиль и идешь наверх».

Букреев покинул третий лагерь одним из последних. Перед собой на маршруте он увидел длинную цепь поднимающихся альпинистов – помимо «Горного безумия», в тот день на штурм вышли «Консультанты по приключениям» Роба Холла и американская коммерческая экспедиция под руководством Даниеля Мазура и Джонатана Пратта. Букрееву, перед которым по перилам шло порядка пятидесяти человек, пришлось обходить их одного за другим. Наконец, на высоте 7 500 метров Букреев нагнал Фишера, который, как и Анатолий, шел без кислорода.

Я сказал Скотту, что хотел бы идти в головной части группы. Тогда бы я достиг Южной седловины – места нашего четвертого лагеря – раньше клиентов и проверил, все ли готово к их прибытию. Скотт согласился, сказав, что пойдет сзади, подбирая отстающих. Мы толком не знали, где Нил. Фишер утверждал, что впереди его нет. Я же не мог с уверенностью сказать, что не видел Нила сзади – лица участников были скрыты под масками, и обгоняя, я мог его не узнать. В конце концов мы решили, что, будучи непривычным к такой высоте, Нил отстает.

Продолжая свой подъем, Букреев обошел большую часть клиентов Роба Холла и Мазура-Пратта; последним, кто ему встретился на пути, был Клев Шенинг, который бодро шел наверх. Клиент «Горного безумия» заметно опережал своих товарищей.

Он шел хорошо, практически с моей скоростью, и мне пришлось поднапрячься, чтобы обогнать его. Это заслуживало внимания, ведь завтра я обязан идти никак не медленнее самого быстрого из клиентов. Поэтому я решил пока не отказываться от идеи взять с собой кислород, отложив окончательный выбор на момент перед выходом.

К двум часам дня Букреев добрался до Южной седловины. Это было поистине адское место, если только в аду бывает так холодно: ледяной ветер, скорость которого превышала 60 миль в час, свирепствовал на открытом плато, повсюду валялись пустые кислородные баллоны, брошенные здесь участниками предыдущих экспедиций. В этих жутких условиях шерпам удалось установить одну палатку, и сейчас они едва удерживали другую, норовившую улететь. Они изо всех сил тянули вниз хлопающее и раздувающееся под порывами ветра полотнище; объемные высотные комбинезоны и рукавицы сковывали движения и еще более затрудняли задачу. Букреева это зрелище не обрадовало.

Лично для меня при восхождении на Эверест нет ничего хуже такого шквального ветра, который обрушивается на тебя, норовя сбросить с горы. Это мой главный враг при штурме. По мне даже самая холодная погода лучше ветра, который бушевал в тот день на Южной седловине.

Опасаясь, как бы шерпы не упустили палатку, Букреев сбросил рюкзак, схватил свободный угол днища и принялся изо всех сил тянуть его к земле. Нередко случалось, что потеря высотной палатки вынуждала экспедицию поворачивать назад, к безопасным нижним лагерям. Букреев вовсе не хотел, чтобы и в его биографии появился подобный эпизод. Пока Анатолий держал палатку, шерпы вставили стойки и опять навалились на нее всем своим весом. Вскоре подошел Клев Шенинг и предложил свою помощь. Букреев попросил его забраться внутрь и сидеть там, прижимая палатку к земле, пока они с шерпами ее не закрепят.

Мой опыт подсказывал, что Клеву перед штурмом нужно как следует отдохнуть. «Кислородная эйфория» могла привести Клева к мысли, что его силы безграничны.

Согласно первоначальному плану предполагалось поставить три палатки, но поскольку ветер не утихал и даже усиливался, Букреев подумал, что лучше ограничиться двумя. Во-первых, ночь предстояла холодная, и чем больше людей набьется в палатку, тем теплее им будет. Во-вторых, оставалась запасная палатка на случай, если ветром порвет одну из уже установленных.

Сгорбившись под напором ветра, едва не сбивавшего его с ног, Букреев обсудил свое предложение поочередно с обоими шерпами. Для этого приходилось кричать изо всех сил, приближая губы почти вплотную к уху собеседника, потому что рев ветра перекрывал все звуки. Все же им удалось договориться, и третью палатку оставили нераспакованной.

Тщательно закрепляя палатки и защищая их от сокрушительных порывов ветра, Букреев заметил Гаммельгард и Адамса. Они тоже вышли на седловину, и хотя и выглядели усталыми, повода опасаться за их здоровье не было. Букреев отправил их к Шенингу. Появившийся вскоре Бейдлман укрылся в другой палатке. Букрееву показалось, что на Нила подействовала высота, и Анатолий про себя отметил, что тот правильно сделал, решив подниматься с кислородом.

Всю вторую половину дня ветер усиливался, и вместе с ним росло и беспокойство Букреева. Уже одна только погода ставила под угрозу все восхождение, а ведь проблем, скрытых и явных, и так было немало.

К пяти часам вечера Фишер и Питтман в четвертом лагере так и не появились.

У меня не было уверенности относительно наших дальнейших планов, и я решил переговорить с Робом Холлом, который в это время руководил установкой своего лагеря. Даже после того, как я подошел к нему вплотную, нам пришлось кричать изо всех сил, чтобы расслышать друг друга за ревом ветра. «Что вы собираетесь делать? Наверх идти невозможно». На это Роб ответил: «После такой непогоды часто наступает затишье. Если ночью ветер уляжется и погода улучшится, то утром мы выйдем на штурм. В противном случае подождем еще сутки. Если и тогда не распогодится, то будем спускаться вниз».

Не могу объяснить почему, но я совершенно не разделял оптимизма Роба Холла. Мне казалось, что погода не наладится. Интуиция по-прежнему предостерегала меня, и я был почти уверен, что утром на вершину мы не пойдем.

Переговорив с Холлом, Букреев с тревогой подумал о том, что Фишера все еще не было в лагере. Сквозь поднявшуюся пургу Анатолий отправился было к нему навстречу, но не пройдя и сорока метров, увидел Скотта. Тот вел за собой группу альпинистов, среди которых Букреев узнал Сэнди Хилл Питтман.

Скотт, пытаясь докричаться до меня, спросил, в какие палатки идти вновь пришедшим участникам. Я сообщил ему, что вместо трех палаток мы решили поставить две. Скотт сказал, что надо бы поставить еще одну, но я ему все объяснил, и он согласился. Потом мы обсудили погоду. Как и в разговоре с Холлом, я высказал свое мнение: «В такую погоду идти наверх нельзя, нам надо спускаться». Скотт спросил меня, не говорил ли я с Холлом, и я ему рассказал, что Роб решил ждать просвета в погоде. Под конец нашей беседы я понял, что Скотт принял сторону Холла. Если ситуация улучшится, то мы пойдем на вершину.