Эверест. Смертельное восхождение - Букреев Анатолий Николаевич. Страница 68

Мы с ней говорили минут двадцать или тридцать, и я пообещал ей, что ее комментарии, не относящиеся непосредственно к трагедии на Эвересте, в книгу не войдут. Но проигнорировать столь важный факт, как разговор Джейн с Фишером, я просто не мог. Я попытался объяснить это Джейн. Если я сочту нужным, то упомяну о нем. Джейн не стала протестовать.

15-го апреля 1997-го года Броме послала мне сообщение по электронной почте, в котором еще раз повторила все сказанное в Сиэтле. «Я знаю, что моя информация крайне существенна для твоей книги, – писала мне она – Скотт действительно планировал возможный спуск Анатолия вниз отдельно от остальной группы». Более того, Джейн добавила, что в случае неприятностей у клиентов Фишер хотел, чтобы Букреев «восстановился» и «набрался сил» в четвертом лагере, после чего был готов прийти на помощь тем, кто оставался на горе.

Через два дня я побеседовал с Джейн по телефону. Она уточнила, что сама знала только то, что сказал ей Фишер, а говорил ли он об этом с Букреевым, ей неизвестно. Я заверил ее, что я именно так и понял. Потом Джейн с недоумением сказала, что не понимает, почему Кракауэр в своей книге умалчивает об этом плане Фишера. «Не знаю, почему он не написал о том, что я ему рассказала?» – сказала Джейн.

Перед публикацией «Восхождения» я несколько раз перечитывал запись нашей беседы. Особенно меня заинтересовал следующий фрагмент:

Задавая Джейн свой вопрос, я хотел уточнить, когда и где Фишер сообщил ей о своем плане. Она ответила лишь на половину вопроса, теперь я знал, где – в базовом лагере, но Джейн не сказала, когда это произошло. Однако, зная место, можно было догадаться и о времени. Я уже знал (о чем упоминается в рукописи «Восхождения»), что Броме вместе с Фишером и другими участниками экспедиции «Горного безумия» появилась в базовом лагере под Эверестом 8-го апреля 1996-го года, за 4 недели до штурма вершины. Но я подумал, что в интересах своих читателей мог бы уточнить эту дату [127].

Я перечитал свои заметки, сделанные во время беседы с Броме, а также текст интервью и ее сообщения, посланные по электронной почте. В одной из своих записей я наткнулся на слова Броме о том, что она покинула базовый лагерь примерно за неделю до штурма вершины. В своем электронном сообщении от 22-го апреля 1997-го года она пишет, что «оставила базовый лагерь примерно за десять [sic!] дней до восхождения». Точную дату Броме назвать не могла – ей не хотелось перебирать свои записи, чтобы «не переживать все заново».

В том же сообщении Броме объясняла, что ее слова «за несколько дней» означают «за несколько дней до ее отъезда из базового лагеря», но сколько именно дней разделяло эти события, она не помнила. «Дней семь, наверное», – сказала Броме, не в силах сказать точнее.

Слово «несколько», то есть больше, чем два, и меньше, чем «много», очень удобно своей неопределенностью. Но теперь оно не давало мне точно определить, когда именно состоялся разговор Броме с Фишером. Учитывая все сказанное Броме – ее отъезд из базового лагеря за семь-десять дней до штурма и то, что Фишер с ней беседовал «дней за семь» до этого – я решил, что их беседа произошла между 23-им и 26-ым апреля.

Считая, что эти числа недалеко отстоят от самой даты восхождения, я со спокойной душой представил в «Восхождении» наш разговор Броме в следующей форме:

Мой комментарий был добавлен в квадратных скобках для того, чтобы помочь читателю выстроить цепь событий, и, на мой взгляд, он нес в себе ту информацию, которую можно было почерпнуть из слов Броме: ее беседа с Фишером состоялась за четырнадцать-семнадцать дней до заключительного штурма.

За несколько недель до появления нашей книги на прилавках книжных магазинов в издательство «Мартин Пресс» пришло письмо [128] от Джейн Броме. Меня поразил сухой и формальный стиль, резко контрастирующий с ее обычной живой манерой общения. В своем письме Броме высказывала недовольство тем, как были приведены в книге ее слова [129]. По ее мнению, в таком виде цитата «вводила читателя в заблуждение», ей «придавалось излишне большое значение» – ведь ни с кем больше Фишер этим планом не поделился. Честно говоря, почему Джейн решила отказаться от своих слов, я так и не понял. Ведь совсем недавно она сама говорила о том, что содержание ее разговора с Фишером существенно проясняло картину происходившего на Эвересте.

Спустя три недели после этого письма ко мне пришел факс от Кракауэра. Обильно цитируя письмо Броме, Кракауэр протестовал против моего использования слов Джейн в «Восхождении». У меня сложилось впечатление, что он был сбит с толку и раздосадован этой публикацией [130].

В своем «Послесловии» Кракауэр, взяв за основу письмо Броме, с помощью сомнительных аргументов развил целую теорию с единственной, как мне кажется, целью: убедить читателя в том, что одобрение Фишером решения Букреева о спуске – событие маловероятное, если не невозможное. Привожу доводы Кракауэра и мои возражения:

1. «…ДеУолт предпочитает не замечать тот факт, что единственным подтверждением его гипотезы о наличии заранее продуманного плана служат воспоминания Броме об одном-единственном разговоре с Фишером». (Кракауэр, «В разреженном воздухе», «Послесловие», илл. изд.)

Моя уверенность в существовании у Фишера такого «плана» (по выражению Броме) как «способа достижения цели» (по определению из словаря) основывается, во-первых, на показаниях Броме и, во-вторых, на словах самого Фишера, сказанных, по крайней мере, четырем различным людям, в правдивости которых я не сомневаюсь. Фишер говорил им, что пригласил Анатолия в экспедицию во многом из-за того, что в случае непредвиденных обстоятельств тот был способен оказать клиентам необходимую помощь.

2. «…было бы неверно истолковывать слова Фишера так, словно бы у него и в самом деле наготове было что-либо, напоминающее настоящий план действий». (Кракауэр, «В разреженном воздухе», «Послесловие», илл. изд.)

Я никогда не утверждал, что у Фишера был «наготове» окончательный план, но я ни на минуту не сомневаюсь, что он всегда держал эту мысль в голове. В этом убеждает и его беседа с Броме. Кто действительно оказался у Фишера «наготове», так это Букреев, находившийся в четвертом лагере, где, как выяснилось, он и был больше всего нужен.

3. «Прежде чем „Восхождение“ было опубликовано, Броме отправила письмо ДеУолту и издательству „Мартин Пресс“, в котором писала, что ДеУолт отредактировал ее слова, существенно изменив их смысл». (Кракауэр, «В разреженном воздухе», «Послесловие», илл. изд.)

В своем письме от 8-го октября 1997-го года Броме нигде не утверждала, что я неправильно ее процитировал. Она утверждала лишь, что слова «до заключительного штурма 10-го мая 1996-го года», приведенные мной в квадратных скобках, вводили читателя в заблуждение. По ее мнению, они означали, что беседа с Фишером состоялась непосредственно перед началом восхождения. Далее в письме Броме указала дату, которую прежде никак не могла вспомнить. Она пишет, что «покинула базовый лагерь под Эверестом за несколько недель до штурма».

Обсудив этот вопрос с «Мартин Пресс», мы решили, учитывая указанный Броме срок, заменить фразу в скобках на более подходящую. Но какую? Броме в своем письме так и не уточнила ни дату своего отъезда из базового лагеря, ни дату беседы с Фишером.