Химера - Хадспет Э. Б.. Страница 10
Элиза так обгорела, что ослепла, уже не могла говорить и едва двигалась. То, что она выжила, настоящее чудо, поскольку вероятность того, что она умрет от заражения, была невероятно высока.
Блэк никому, даже Бернарду, не рассказал об этом происшествии. Когда Альфонс вернулся домой (сбежав из-под опеки Бернарда), отец и сын перенесли Элизу в фургон и отвезли далеко в лес, чтобы срочно ее прооперировать. Блэк опасался, что процесс естественного исцеления снизит эффективность хирургического вмешательства.
Мы отъехали на несколько миль к северу от любого жилья, выпрягли лошадей и привязали их как можно дальше, чтобы они не тревожились. Я приготовился работать в этой узкой лесистой долине, вдали от всего.
Я должен был попытаться произвести пересадку кожи. Такие сложные операции проводились крайне редко, и мало кто из хирургов добивался успеха. Мы работали две ночи, Альфонс и я. Ему было страшно, и он не хотел мне помогать, но я не оставил ему выбора. У меня было слишком мало обезболивающих препаратов, и того, что я ей давал, оказалось недостаточно. Она безумно страдала, но выбора у нее тоже не было.
Наш фургон стоял слишком далеко от жилья, и никто ничего не слышал. Освещение было угнетающе тусклым, и она кричала так громко… Это было по-настоящему ужасно. В конце концов мне пришлось остановиться. Я понял, что операция ее не спасет.
Я до сих пор не могу поверить в то, что произошло. Тот пожар был, как шепот Господа. Он смел все, горделиво и решительно, оставив только меня и эту бедную женщину, это совершенно уничтоженное несчастное создание у меня на руках.
Газеты критиковали Блэка, объясняя пожар его безответственностью и безрассудными научными экспериментами. Никто не знал, что в пламени пожара серьезно пострадала Элиза. Блэку не оставалось ничего иного, кроме как покинуть Филадельфию и уехать туда, где никто не знал об этом несчастном случае. Элиза оказалась на неопределенно долгое время прикована к фургону и со временем пристрастилась к опию.
1888–1908
Возрождение человечества
Моя лаборатория — это не просто холодный стол, сработанный из дерева и металла. Это биение сердца. Это сосуд. Это мой дом и мой храм.
Несмотря на семейную трагедию, Блэк заново утвердился в своей преданности работе. Его дневник приоткрывает завесу над его чувствами после расставания с Бернардом, Сэмюэлом и ставшей ему родной Филадельфией.
30 апреля 1888 года
Мы едем в Чикаго. Элиза затихла. Она спит. Мы с братом рассорились. Боюсь, что нашей дружбе настал конец. У меня не было возможности объяснить ему все настолько хорошо, насколько это было необходимо, чтобы ожидать от него понимания. У меня не было такой возможности, но откуда ей взяться? Что я стал бы с ним обсуждать? Мельчайшие детали сложнейшей структуры законов, управляющих жизнью, и полную покорность, необходимую, чтобы от них отклониться? Способы создания нового вида? Потребовалась бы тысяча лет, чтобы все объяснить и записать. Но созданное мною существо выжило. Разве этого недостаточно?
Я не нахожу себе места. Я мечусь без сна и отдыха. Я не смогу уйти от того, что мне предстоит сделать. Теперь моя работа представляет собой нечто гораздо большее, чем любопытство исследователя. Я ничего не знал, когда был молод. Я был далек от смерти. Я не чувствовал во рту ее вкус, как чувствую сейчас. Я недостаточно задумывался над тем, что я делаю как врач и как ученый. Теперь я осторожен. Я оставил свое прошлое со всеми его ошибками далеко позади.
Наконец-то мы приехали. Сейчас утро. Меня приводит в восторг неподвижность высокой травы в поле и лошадей, от шкур которых валит пар; они замерли на месте, не в силах сделать более ни единого шага. Элиза все еще спит. Я не стану ее будить. Она заснула совсем недавно. Моя любимая и бесконечно драгоценная Элиза — я могу написать это тысячу раз, но мне это не надоест. Мысль о том, что среди цветов, которым предстоит распуститься этой весной, не будет ее, причиняет мне невыразимую боль.
Прибыв в Чикаго, Блэк начал работать над новым шоу, которое он назвал «Возрождение человечества» и в ходе которого он собирался предъявить публике свои живые доказательства. В 1890 году, после двух лет подготовки, он открыл свое шоу в Бостоне. Афиши рекламировали «Крылатую женщину», «Ребенка-ангела», «Девушку-змею», «Огненного демона» и «Бигля Дарвина», собаку с действующими крыльями на спине.
Звучали предположения о том, что эти создания представляют собой случайные мутации, оптические иллюзии или животных, одетых в замысловатые костюмы. Некоторые вполне справедливо считали их гибридами, созданными хирургическим путем. Но сам доктор Блэк объявлял их вновь открытыми формами жизни. Вот что писал «Чикагский научный журнал» в осеннем выпуске 1891 года:
Человек, ученый или тот, кто способен манипулировать природой с помощью вивисекции или иных подобных средств, ведущих к той же цели, не занимается наукой, а демонстрирует ее знание. Он обладает властью, которую никто не имеет права применять, потому что никому не следует создавать ничего подобного.
Некоторые из исполнителей «Возрождения человечества» были пациентами доктора Блэка в Палате С, других он встретил во время своих скитаний с Американской ярмаркой. Все они страдали крайне серьезными отклонениями. Об одном молодом человеке говорили, что он перенес операцию по пересадке ног: у него были конечности гораздо более высокого мужчины с более темной кожей. Другая пациентка, семнадцатилетняя девушка по имени Роза, некогда была одним из сросшихся близнецов. Хирургическое вмешательство в ее организм оказалось столь сложным, что фактически она получила новые сердце, легкое, почку, селезенку и руку. Родители девушки говорили, что доктор Блэк сделал ее даже красивее, чем раньше. Ее сестра-близнец умерла во время операции.
Для пациентов с пороками развития, искалеченных и больных людей доктор Блэк превратился в некое подобие народного героя. Представители традиционного научного сообщества его высмеивали, а люди, пораженные необычными недугами, боготворили. Вот колкость, которой Блэк ответил «Чикагскому научному журналу»:
Ваши подозрения демонстрируют проницательность и, вне всякого сомнения, предварительное знакомство с характером моей работы. Послушать, как некоторые из вас распинаются о Боге, набожности и святотатстве, то, выходит, мы, врачи, — настоящие чудовища. Господа! Мы ученые, а не демоны.
Заведенная доктором Блэком традиция, по которой бродячие артисты предоставляют еду, лекарства и оказывают иную помощь больным и немощным, и по сей день сохраняется во многих странах мира. Пока он гастролировал, его репутация хирурга, способного творить чудеса, побуждала людей совершать к нему настоящие паломничества. Рассказывают о детях с дефектами, угрожавшими их жизни, родители которых преодолевали сотни миль, а порой и больше, чтобы попросить его о помощи. Об одном таком случае Блэк написал в октябре 1891 года: