Солдат по кличке Рекс - Сопельняк Борис Николаевич. Страница 67

— Что ж мне с вами делать? Все — Герои, все — красавцы, а нужен один. Знаете зачем? — строго спросил он. — Кому-то из вас будет оказана высочайшая честь — нести Знамя Победы. То самое знамя, которое было водружено над рейхстагом.

Все шестеро вытянулись во фрунт.

— То-то! — довольный произведенным эффектом, улыбнулся генерал армии. — Мы еще подумаем, кого из вас выбрать, но тренироваться будете все. Нести знамя — это вам не в шеренге топать. Знамя — это… это у всего мира на виду. Вы меня поняли? Кругом — марш! И гонять их до седьмого пота, — приказал он стоящему рядом полковнику.

Приказ Соколовского полковник выполнял истово. Не прошло и дня, а вся шестерка уже валилась с ног. Если бы не генерал Скворцов, объяснивший, что знаменосцы должны выглядеть браво, а не как мокрые курицы, их бы загоняли напрочь.

Это была первая неожиданность в судьбе майора Громова. Но его ждала и вторая. Однажды вечером, когда Виктор ушел в дальний угол парадной площадки и, разувшись, повалился на траву, до него донесся собачий лай. Прислушался. Нет, это не грызущиеся из-за костей дворняжки. Так лают серьезные, уважающие себя собаки. Виктор приподнялся. Барабанная дробь. Ритмичный шаг множества людей. Какие-то команды. Что за чертовщина?! И сдержанный лай, и уханье барабанов доносились из-за высокого забора. Виктор заглянул в щель — и обомлел. Оказывается, за забором еще одна парадная площадка. В дальнем углу тренируются кавалеристы, а совсем рядом — солдаты с длинными шестами и собаками на поводках.

«Да это же саперы! — догадался Виктор. — Значит, они тоже пойдут по Красной площади, и не одни, а с собаками. Черт возьми, выходит, с собаками можно! Значит, их шавки пойдут, а Рекс будет сидеть дома?! Ну нет, этому не бывать!»

Виктор мгновенно натянул сапоги и бросился к штабной палатке. У входа столкнулся с генералом Скворцовым, извинился, но тут же совсем не по-уставному схватил его за руку.

— Что случилось, майор? — удивился генерал. — Я вас не узнаю.

— Прошу прощения… Извините… Тут такое дело, — не мог перевести дух Виктор. — Разрешите обратиться?

— Да вы уже обратились, — отвел его в сторону Скворцов. — Куда вы неслись?

— К вам! Теперь я понял, что именно к вам, — умоляюще приложил к груди руки Виктор.

— Хорошо, я вас слушаю.

— За забором тренируются саперы, — начал Виктор. — С собаками. Представляете, их Шарики и Жучки будут участвовать в Параде Победы! Они пройдут по Красной площади. А мой Рекс! Он столько сделал. Это же такая собака!.. Он достоин. Честное слово, достоин!

Генерал Скворцов вспомнил, как вручал Виктору орден и майорские погоны, как тронула его бесхитростность и искренность этого офицера, как он устроил ему небольшой экзамен. Генерал не удержался и устроил Виктору еще один.

— Вы хоть понимаете, о чем говорите?! — строго начал он. — Вы включены в группу знаменосцев. Не скрою, у вас больше всех шансов победить в этом конкурсе и именно вы понесете Знамя Победы. Вы войдете в историю. О вас будут писать газеты. Ваше имя будет на устах у всего мира.

Виктор зарделся. Вскинул подбородок. В глазах мелькнуло что-то похожее на значительность и горделивость. Но это продолжалось всего лишь мгновение. Виктор стряхнул нашедшую на него оторопь и убежденно сказал:

— Какое это имеет значение?! Я всю жизнь буду казниться, что обманул Рекса. Если говорить честно, то еще надо разобраться, кто из нас — он или я — больше достоин участвовать в параде.

— Но он же немец, — напомнил генерал. — Представляете, какой будет скандал, если узнают, что в Параде Победы участвовал немец!

— Да какой он немец… — начал было Виктор, но тут же осекся, понимая, что этому аргументу противопоставить нечего.

— Правда, Рекс не просто немец, — пришел на выручку генерал, — он — антифашист.

— Точно, антифашист! — обрадовался Виктор. — Это такой антифашист! Он же порвал столько фашистских глоток, что…

— Ладно, сдаюсь, — поднял руки Скворцов. — Этот вопрос утрясли. Но неужели вы в самом деле ради собаки отказываетесь от чести нести Знамя Победы? — пытливо заглянул в глаза Виктора генерал. — Рекс же ничего не узнает, а если и узнает, то не поймет, чего лишился. А вот хозяин лишится многого!

— Он поймет, — убежденно сказал Виктор. — Мне он, конечно, ничего не скажет, вернее, не даст знать, но главное поймет — поймет, что я его обманул. И даже предал. А он этого не заслуживает. Он меня не предавал. Никогда! И потом, я это делаю не ради собаки, а ради друга — такого друга, каких и среди людей не так уж много.

Генерал Скворцов обнял Виктора и очень серьезно сказал:

— Спасибо, майор. Именно это я хотел от вас услышать. Рад, что не ошибся. Я хорошо помню, как еще в сорок третьем сказал, что вы настоящий русский человек. Совестливость, открытость и готовность к самопожертвованию — ведь это черты исконно русского характера. Я все сделаю. Ваш друг будет участвовать в параде.

Утро выдалось хмурым и дождливым. В восемь утра сводные полки десяти фронтов, полк Военно-Морского Флота и части Московского гарнизона уже стояли на Красной площади. Всюду плакаты, красные стяги, гербы союзных республик. На Лобном места бьют струи 26-метрового фонтана. Ровно в десять, с боем Кремлевских курантов, на Красную площадь верхом на белом коне выехал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Что говорил он, что отвечал командующий парадом К. К. Рокоссовский, стоящие на Красной площади и прилегающих улицах не слышали, но когда состоящий из 1400 человек оркестр грянул «Славься!» — гимн русскому народу, написанный Глинкой, у многих поползли по спине мурашки, а кое-кто не мог скрыть слез.

И вот разнеслась команда:

— К церемониальному маршу-у!

За долгий месяц тренировок все хорошо выучили порядок прохождения фронтов: начинает Карельский, а заканчивает 3-й Украинский. Все известно, все отработано. Но когда в 10 часов 50 минут настал черед 1-го Белорусского фронта, сердце майора Громова дрогнуло — его друзья и соратники уже печатают шаг по Красной площади, и Знамя Победы несет кто-то другой, а он стоит среди совсем незнакомых людей на дальних подступах к легендарной брусчатке.

Будто чувствуя состояние хозяина, Рекс потерся о его ногу. Виктор погладил Рекса и заметил, как того трясет.

— Волнуешься? — тихо спросил он. — Я, брат, сам того и гляди свалюсь — такая дрожь в коленках. Мы-то что, мы еще ничего, — успокаивал он Рекса, — а ты посмотри вперед, на суворовцев. Бодрятся, петушатся, а сами того и гляди разревутся. Сзади — вообще трясучка. Кавалерия и секунды не может стоять спокойно: от музыки и всего этого грома лошади так и пляшут. Ничего, главное, и ты, и все остальные собаки поняли, что от вас требуется не лаять, не кидаться друг на друга, а гордо и достойно идти рядом с хозяином… Все, войска действующей армии прошли, теперь — академии, а потом — мы.

В одиннадцать тридцать колыхнулась колонна суворовцев. Секунда… другая… И — раз! Ребята четко взяли шаг и под рукоплескания трибун начали вбивать брусчатку в земной шар.

«Теперь — мы», — успел подумать Виктор и в каком-то беспамятстве сделал первый шаг.

Перехватило дыхание, пело в душе, звенело в висках… Мелькали поверженные фашистские штандарты, проплывали незнакомые лица. Где-то в глубине трибуны, как ему показалось, он заметил Машу, Валентину и даже неожиданно объявившегося накануне Маралова. Мавзолей! Виктор скосил глаза. Как близко все эти люди! Каждый из них легенда, а они что-то обсуждают, смеются, азартно рукоплещут.

Гремела музыка, пела душа, но Виктора уже охватывала какая-то странная грусть. Он понимал, что этим парадом заканчивается не только война, заканчивается та жизнь, к которой он так привык, которая дала ему любовь, семью, друзей… и, как это ни странно, уверенность в завтрашнем дне. Какой будет новая жизнь и что он в ней станет делать, Виктор не знал, но в одном был уверен: с теми людьми, которые рядом с ним, он добьется чего угодно. А если будет трудно, всегда поможет бывший солдат по кличке Рекс.