Творящие любовь - Гулд Джудит. Страница 40

Ключ повернулся в замке, но когда дверь отворилась, Шарлотт-Энн сдавленно вскрикнула. Перед ней стояла Элизабет-Энн.

— Мне кажется, — произнесла мать дрожащим голосом, — что нам с тобой пора поговорить серьезно.

3

Когда Шарлотт-Энн вышла из кабинета врача, ее лицо горело, и она избегала смотреть на мать. Ей казалось, что она никогда больше не сможет посмотреть в глаза кому-либо, особенно своей матери.

Доктор Роджерс, мрачный мужчина высокого роста с водянистыми серыми глазами, встретился взглядом с Элизабет-Энн. Он незаметно покачал головой и вернулся в свой кабинет.

Элизабет-Энн позволила себе облегченно вздохнуть. Она откинулась на спинку кресла в приемной и закрыла глаза.

По дороге домой Шарлотт-Энн угрюмо смотрела в окно автомобиля. Ни она, ни мать не произнесли ни слова. Элизабет-Энн казалась одновременно расстроенной и смущенной. Когда они добрались до дома, она молча проводила дочь до ее комнаты и, войдя следом, закрыла дверь.

— Ты все еще девственница, — тихо произнесла она, садясь на край кровати. — Слава Богу! — и посмотрела прямо в глаза Шарлотт-Энн.

Лицо дочери побагровело. Она села на банкетку возле туалетного столика и опустила голову от стыда.

— Я не собираюсь отрицать, что все случившееся стало для меня ударом, — сказала мать. — Мы с Лэрри уже собирались уезжать, когда зазвонил телефон. Это была одна из твоих учительниц. Она очень беспокоилась о твоем здоровье и просила меня подтвердить, что с тобой все в порядке.

Шарлотт-Энн только тяжело вздохнула.

— Ты понимаешь, — тихо спросила Элизабет-Энн, — что за этот год ты двадцать семь раз пропустила занятия во второй половине дня? Двадцать семь!

Шарлотт-Энн закрыла глаза. Она «проболела» много дней, но ей и в голову не приходило, что число окажется таким огромным.

— Я могу… объяснить, — прошептала девушка запинаясь.

— Мне бы хотелось послушать. — Элизабет-Энн заинтересованно взглянула на дочь. — Этот день принес не один неприятный сюрприз. После звонка из школы, когда Даллас убирала твою постель, телефон снова зазвонил. Естественно, она сняла трубку.

У Шарлотт-Энн засосало под ложечкой. Ей не следовало ни в коем случае давать Микки Хойту свой номер телефона. Но он так настаивал, что ей пришлось его продиктовать.

— Звонил некто по имени Микки, — продолжала мать, — и спрашивал он Карлу Холл. Даллас слишком удивилась, чтобы поправить его. Он просил передать тебе, что не сможет сегодня с тобой встретиться, но будет ждать тебя в «Алгонкине» в следующую пятницу, как обычно.

— Он что, действительно позвонил и сказал Даллас все это? — спросила Шарлотт-Энн, не решаясь поверить. — Он хотел положить конец нашим отношениям?

— Не могу говорить за него, — сказала Элизабет-Энн, — возможно, у него были такие намерения, а может быть, и нет. Но нам пришлось заняться расследованием. Лэрри отправился в «Алгонкин» поговорить с портье. Тот оказался очень скрытным и утверждал, что ничего не знает. При сложившихся обстоятельствах этого следовало ожидать. Тогда Лэрри отозвал его в сторону и сказал, что ты несовершеннолетняя и что он собирается отправиться в полицию и возбудить дело об изнасиловании. Тут портье вспомнил все. Судя по всему, комната 1919 стала очень хорошо известной своими послеполуденными встречами по пятницам, — сухо добавила она.

Шарлотт-Энн обреченно покачала головой.

— Конечно, мистеру Хойту следовало подумать заранее. Он слишком хорошо известен в городе, чтобы надеяться остаться незамеченным. Тем не менее я уверена, что виноват не только он. — Элизабет-Энн выглядела очень расстроенной. — Я не собираюсь отрицать, что ты меня разочаровала, Шарлотт-Энн. Но все мы люди. Все мы ошибаемся. Особенно пока молоды.

— Я больше не ребенок, — негромко запротестовала Шарлотт-Энн. — Я женщина, мама.

Мать посмотрела на нее и кивнула:

— Кажется невероятным, что ты выросла так быстро.

Я всегда думала о тебе, как о маленькой девочке. Теперь я понимаю, что была неправа.

— Это не твоя вина, мама.

Элизабет-Энн озабоченно вздохнула.

— Может быть, да, может быть, нет. Я не уверена, что мы когда-нибудь узнаем ответ. — Она поднялась на нош. — Мне надо разобраться в себе самой. Я предлагаю подождать до завтра, чтобы решить, что же нам теперь делать. — Элизабет-Энн направилась к двери.

Шарлотт-Энн подняла голову и взглянула на мать.

— Мама, ты ненавидишь меня? — хрипло спросила она.

Элизабет-Энн обернулась. Лицо у нее было удивленное. Впервые в жизни Шарлотт-Энн по-настоящему осознала силу характера своей матери.

— Нет. Кто говорит о ненависти, Шарлотт-Энн? Ты могла сделать что-то, что мне не нравится или чего я не одобряю. Но ведь ты моя дочь, — ее голос зазвучал громче. — Что бы ты ни сделала, я никогда не смогу ненавидеть тебя. Я люблю тебя. Когда-нибудь, когда у тебя появятся дети, ты меня поймешь.

Какое-то время Шарлотт-Энн удивленно смотрела на нее. Потом глаза ее наполнились слезами.

— Мама!

— Да, дорогая?

— Я тоже тебя люблю, — прошептала Шарлотт-Энн.

— Я знаю это, — улыбнулась мать.

— Мне, правда, очень жаль, мама! — отчаянно воскликнула девушка. — Я столько натворила! Я думала только о том, чтобы… О, черт! Я расстроила ваши с Лэрри планы. Я была такой эгоисткой.

Взгляд Элизабет-Энн смягчился. Шарлотт-Энн поняла, что ее мать сделала все возможное, чтобы справиться с этим, в высшей степени неприятным, делом. Но свои собственные чувства Элизабет-Энн Хейл старалась держать в узде.

— Я все еще могу купить ту недвижимость, — ответила мать, — и подпишу бумаги через несколько дней. Да и Лэрри вроде не собирается от меня сбежать, насколько мне известно. Все, что было намечено, вполне может подождать несколько дней. Для меня главное, чтобы ты не пострадала.

Шарлотт-Энн слегка кивнула. У нее в горле стоял комок, и она не была уверена, что сможет сказать хоть слово.

Элизабет-Энн открыла дверь:

— Позже увидимся, дорогая.

— Да, мама. — Шарлотт-Энн смотрела матери вслед. Только после того, как дверь захлопнулась, она упала на кровать и разрыдалась.

Ее терзали унижение, угрызения совести и злость на Микки. Господи, как же она его ненавидела. Он не только не сумел сохранить тайну, но его поведение не достойно даже презрения. Шарлотт-Энн не следовало ему доверять. Ведь она ему сказала, что замужем и что никто не должен знать об их встречах по пятницам. Неважно, что она солгала ему. У нее на то имелась причина, и довольно веская. Но он навлек позор и на себя и на нее, ублюдок!

Из случившегося ей стало ясно только одно: Микки намеренно попытался положить конец их отношениям, причем самым омерзительным способом. А из этого следовал и другой вывод — и это ранило ее еще больнее. У него и в мыслях не было помогать ей сделать карьеру. Микки просто болтал. Так ему удавалось держать ее в руках.

Шарлотт-Энн чувствовала себя запятнанной и обманутой.

— Я приняла решение, — сказала ей Элизабет-Энн на следующий день. Они сидели в гостиной. — Может быть, оно окажется болезненным, но в будущем принесет пользу.

Мать и дочь сидели вдвоем на абрикосового цвета кушетках напротив друг друга. Шарлотт-Энн полночи не спала и наконец поняла правду о Микки Хойте. Она не любила его, теперь это стало очевидным. Ее привлекло его место в обществе и то, что он обещал для нее сделать.

А ему она нравилась потому, что могла выполнять его желания. Не так-то легко оказалось трезво взглянуть на ситуацию, но это было необходимо. Поняв, что объединяло их с Микки — и особенно что разделяло, — Шарлотт-Энн повзрослела и впервые взглянула на мать не с позиций молодости, а как равная.

Ей стало ясно, что впервые она смогла по-настоящему оценить Элизабет-Энн. Привлекательная, следящая за собой женщина, настоящая леди в великолепно сшитом костюме от Джейн Реньи — жакет с баской и юбка до середины икр. Никто бы и подумать не мог, что она приехала из маленького городка в Техасе. Оглянувшись на несколько последних лет, Шарлотт-Энн поняла, что не встречала никого, кто бы так хорошо приспосабливался к новым условиям, как ее мать, кто бы делал так много и с таким изяществом.