Творящие любовь - Гулд Джудит. Страница 59

— Правильно, не в себе, — подтвердила Шарлотт-Энн.

— Это могло стать результатом слишком частых родственных браков между различными ветвями семьи. Он был нашим «Сумасшедшим Людвигом». Прадед вбил себе в голову, что необходимо снести старый дворец, который, как я догадываюсь, отвечал самым высоким требованиям, и построить этот. У него были довольно странные вкусы, сама увидишь. В молодости он много путешествовал, и турецкий дворец Долмабахче на Босфоре произвел на него большое впечатление. Вернувшись домой, он решил, что просто обязан иметь нечто подобное. К несчастью, прадед решил потягаться с султаном Абдул-Месидом. Строя этот дом, он почти разорил семью. Только рента от крестьян и арендаторов спасла моих родственников от полного финансового краха. Но этого было недостаточно. В результате многие арендаторы сейчас хотели бы выкупить у нас землю, но мои и слышать об этом не хотят. — Луиджи пожал плечами. — Сейчас мы очень богаты, но кто знает? Может быть, в будущем рента еще раз спасет ди Фонтанези.

Шарлотт-Энн теперь смотрела прямо перед собой. Они достигли вершины пологого холма, и прямо перед ней сверкал «Хрустальный дворец». Казалось, он тоже разглядывает ее своими темными закрытыми окнами, обрамленными фронтонами цвета охры.

Не успели они подъехать к главному входу, как массивная дверь распахнулась. Луиджи еще не вышел из машины, а пожилая пара уже торопливо спускалась по ступенькам. Лица озаряли счастливые улыбки.

— Луиджи! — хором воскликнули они тонкими ломкими голосами.

Тот выбрался из машины и торопливо обнял их:

— Чинция! Марко!

Князь повернулся к машине. Шарлотт-Энн как раз выходила из нее. На лице явно проступило выражение ощутимого облегчения. «Может быть, зря я так волновалась», — подумала она. В конце концов, Луиджи оказался прав. Эти люди не выглядели так, будто они едят молодых девушек на обед.

— Твои родители, видно, очень рады твоему приезду, — осмелилась произнести Шарлотт-Энн с неуверенной улыбкой, когда Луиджи снова обернулся к ней.

Муж рассмеялся.

— Мои родители? Нет-нет. Чинция и Марко помогали растить меня, но они не мои родители. Это слуги.

Молодая женщина покраснела, только сейчас поняв, сколь многому ей предстоит научиться. И пока она этого не сделает, ей лучше помалкивать.

— Так вот почему у него такое название — «Хрустальный дворец», — восхищенно прошептала Шарлотт-Энн, когда Луиджи, взяв жену под руку, ввел ее внутрь. Забыв о своем неудачном высказывании минуту назад, она с волнением оглядывала великолепие главного холла. Возможно, прадед Луиджи и был чуточку сумасшедшим, но он достиг волшебного эффекта.

Прямо перед ней двумя полукружиями поднималась величественная мраморная лестница, покрытая богатым восточным ковром. Со стеклянного потолка ротонды, четырьмя этажами выше, спускалась массивная хрустальная люстра, чьи бесчисленные многогранные призмы сверкали в солнечном свете. Но главной отличительной чертой лестницы, придававшей ей неповторимое волшебство, была балюстрада из сверкающего резного хрусталя, укрепленная с внутренней стороны изящными латунными стержнями.

— Только на лестницу потребовалось тридцать две тысячи фрагментов хрусталя баккара, — рассказывал Луиджи. — Пятьсот канделябров и двести люстр украшают дом. Вот эта, кстати, — он указал на люстру, свисающую с потолка, — самая большая. Говорят, что она весит больше тонны.

Шарлотт-Энн смогла только кивнуть, ее взгляд стремительно оглядывал похожий на пещеру вестибюль. Казалось, повсюду на мраморных основаниях расположились хрустальные канделябры. На стенах мрамор иногда сменялся зеркалами в рамах из того же камня. Предметы романской древности укрылись в мраморных нишах. Изящно вырезанные карнизы сияли позолотой.

Шарлотт-Энн освободила свою ладонь из руки Луиджи и сделала несколько шагов вперед. Взглянув вверх, она увидела, что каждую площадку лестницы украшают мраморные колонны с позолоченными коринфскими капителями. А перила из сияющего хрусталя вьются вверх на четыре этажа.

Ледяное великолепие смягчали яркие краски ковров. Такое сочетание задевало тайную мечту о волшебном, таящуюся в глубине души каждого человека.

— Тебе нравится? — наконец спросил Луиджи.

Шарлотт-Энн повернулась к нему и сглотнула:

— Я и… представить себе не могла ничего подобного.

— Я тоже. Веришь, только когда видишь. Теперь ты знаешь, почему дворец имеет такое официальное и неофициальное названия. Он и хрустальный, и странный.

— Но главная странность в том, что дворец находится здесь, а не в Риме.

— Как я уже тебе сказал, мой прадед был довольно странным человеком. Уверяю тебя, что ни мой дед, ни мой отец не унаследовали это необычное сумасшествие. — Он улыбнулся. — Идем, я покажу тебе наши апартаменты. Марко принесет багаж, и ты сможешь освежиться, перед тем как встретиться с моими родителями.

10

Денек выдался из тех, что ей никогда бы не хотелось пережить снова. Они выехали из Рима утром, но довольно поздно. Ее и так утомила короткая остановка в Вечном городе, полном новых для нее звуков, запахов, картин, потом головокружительно быстрая езда через провинцию. Так что поражающий воображение дворец оказался тем, что она уже не могла вынести.

Его неземное великолепие скоро стало лишь еще одним кошмарным напоминанием о том, насколько далеко оказалась Шарлотт-Энн от привычного, удобного мира.

Позже она встретилась с родителями Луиджи. Хотя они и говорили по-английски, но оказали ей формально-вежливый, однако очень холодный прием. Они предстали перед ней точно такими, какими Шарлотт-Энн себе их и представляла: отец Луиджи — суровый и аристократичный, его мать — великолепно ухоженная и холодная. Когда родители узнали о состоявшейся свадьбе, поздравлений не последовало. Князь просто проигнорировал новость, а княгиня только подняла аристократические брови. Услышанное они обдумывали в молчании.

Вечером ужин подали в огромной столовой на серебряных тарелках. Стол покрывала кружевная скатерть. Все остальное, начиная с канделябров и блюд до рюмок и прибора для соли и перца, было, как ни странно, из хрусталя. Сидящие за столом вели сдержанный разговор, и сразу после ужина княгиня Марчелла Луизелла Уберти ди Фонтанези отодвинула свое похожее на трон кресло, царственно встала — она сидела в конце абсурдно длинного стола — и холодно улыбнулась.

— Луиджи, я уверена, что вам с отцом надо о многом поговорить, — заявила она на своем несколько запинающемся, но отличном английском, выученном ею в школе много лет назад. — Мы с Шарлотт-Энн пойдем в музыкальный салон, чтобы получше познакомиться, пока вы проведете время в курительной комнате. — Княгиня взглянула на невестку, сложив губы в вежливую легкую улыбку, но ее темные глаза сверкали стальным блеском, в котором недоставало радушия.

Шарлотт-Энн просительно повернулась к Луиджи, но он только улыбнулся ей и сказал:

— Отличная идея — познакомься с твоей свекровью.

Княгиня показывала дорогу в удивительно маленькую, уютную комнату, где оказалось не так много хрусталя, чему молодая женщина очень обрадовалась. Салон оказался совершенно женственным, обставленным хрупкой французской мебелью, а не тяжелой резной итальянской, царящей в остальных комнатах дома. В убранстве преобладал бледно-голубой цвет и негрубая позолота. Один угол целиком занимал рояль. Позолоченная арфа расположилась в другом.

— Может быть, вы хотите кофе? — спросила княгиня, прежде чем они сели.

— Нет, благодарю вас, — отказалась Шарлотт-Энн.

— Отлично. Я никогда не пью кофе по вечерам. Я нахожу, что от него мне хуже спится. Мы рано ложимся спать. — Она помолчала, потом продолжила: — Садитесь, пожалуйста. — Хрупкая женщина указала на сиденье, и Шарлотт-Энн осторожно села, стараясь прямо держать спину. Ей и в голову это не приходило, но при подобных обстоятельствах ее мать приняла бы точно такую же позу.