Творящие любовь - Гулд Джудит. Страница 96

— Что-нибудь не так? — озабоченно спросила Элизабет-Энн.

Анна улыбнулась, но бабушка успела заметить неумолимую безутешную печаль, притаившуюся глубоко-глубоко в синих глазах.

— Нет-нет, — торопливо заверила ее Анна. — Я просто подумала в этот момент о другом, вот и все.

Анна, словно каменная, сидела на скамейке в Центральном парке и наблюдала за парадом нянь, толкающих перед собой дорогие импортные коляски с младенцами. Было позднее утро великолепного сияющего дня, вовсю светило солнце. Но Анну охватила тоска. Она и припомнить не могла, когда еще чувствовала себя такой несчастной.

До сегодняшнего дня у нее все не находилось времени остановиться и подумать. Обдумать ее жизнь с Генри. А теперь мысли переполняли ее.

Генри. Как же она его любит! Если Анна в чем и была уверена в этой жизни, так это в своей любви. С самого начала они оба не сомневались друг в друге. Никому из них не требовалось сомневаться или анализировать свои чувства. И все-таки как мало она о нем знала. И как мало знает до сих пор. В этом и крылась частица их любви, радость ежедневных открытий.

Но теперь со всем этим было кончено.

«О Господи», — подумала Анна, ее глаза потускнели, как только она ощутила знакомую тупую боль в животе. Уже много дней она испытывала эти неприятные ощущения, всегда заканчивающиеся тошнотой. Это ее боль и несчастье поселились где-то в желудке. Как только она чувствовала себя подавленной, депрессия всегда заявляла о себе подобным образом.

«Почему, ну почему, — спрашивала она себя, — я ничего не сказала ему об Амедео?»

Но на самом деле она понимала, что только выигрывает от того, что ей нет нужды все ему рассказывать. С их первой ночи Генри знал, что она не девственница. Казалось, для него это не имеет никакого значения.

Но Анна понимала, что должна все ему объяснить. Потому что Генри имел право знать, что, падая с Испанской лестницы и потеряв ребенка Амедео, она потеряла и их будущих детей.

Почему она не сказала об этом Генри прежде, чем вышла за него замуж?

Но тогда Анна была слишком счастлива. После того как они встретились и полюбили друг друга, она стала такой эгоисткой и думала только о себе. Ей хотелось, чтобы Генри без остатка принадлежал только ей, а о детях она тогда и думать забыла. И вот теперь Анна осознала, какую огромную ошибку совершила. Генри носил фамилию Хейл, был наследником империи и сам нуждался в наследнике. Человек, занимающий положение Генри, не имел права просто влюбиться.

Анна прижала пальцы ко лбу. Ее переполняло чувство вины и сожаления. Она медленно поднялась и пошла прочь от скамейки. Прошла мимо няни и розовощекой малышки, играющих в пряжи. Женщина закрывала лицо руками и спрашивала:

— А где Риа? — потом отводила ладони и ворковала: — Вот она где.

Анна уже далеко отошла от них, но до нее все еще доносился веселый смех ребенка и женщины. Их счастье словно дразнило ее, и она с тяжелым вздохом прикрыла глаза. С того самого дня в Тарритауне, когда Элизабет-Энн подарила им дом, Анне казалось, что она всюду видит детей, особенно малышей, и это напоминало ей то, чего не могло дать ее собственное изуродованное тело.

Она еще раз глубоко вздохнула, потом встряхнулась. Посмотрев на часы, Анна увидела, что до ее встречи с Генри в «21» остается всего пятнадцать минут. Ей придется поторопиться, если она хочет успеть вовремя. Распрямив плечи, она быстро пошла из парка. Что бы ни происходило, женщина пообещала себе не говорить Генри о том, что ее беспокоит и как сильно. Эту проблему создала она сама, и ей самой придется искать решение. Не имеет она права осложнять его жизнь своими трудностями, во всяком случае, пока сама не решит, что делать. Анна слишком любила мужа. Для нее он был всем. Она любила его достаточно для того, чтобы…

Анна резко остановилась, ее сердце бешено колотилось. Неужели это правда? Неожиданно решение всех ее проблем возникло перед ней. Чувства переполняли ее. Ей пришлось глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться и еще раз все обдумать. Но думать тут было особо не над чем. Ее решение было таким же внезапным, таким же инстинктивным, как и ее любовь к Генри. Потому что именно любовь подсказала ей это решение.

Она достаточно сильно любит Генри, чтобы попытаться родить ему ребенка.

Осознание этого переполнило ее радостью и ощущением собственной всесильности. Тяжесть депрессии куда-то испарилась. Она чувствовала себя всемогущей, свободной и такой счастливой от того, что встретила такую любовь.

Но, даже испытывая прилив необыкновенной радости, Анна знала, что Генри не должен узнать о величине приносимой ею жертвы. Он не должен догадаться о том риске, которому она себя намеренно подвергает, не должен узнать, что, давая жизнь их ребенку, она, весьма вероятно, расстанется со своей собственной. Только она сама могла рискнуть и принять такое решение, Генри никогда бы не позволил ей этого сделать, если бы знал. Но для Анны теперь только одно имело значение — их любовь должна продолжиться в ребенке. Следовательно, она постарается все держать в секрете от Генри любой ценой.

Женщина сразу же поняла, насколько трудно будет осуществить свой план. Сколько моментов следует принять в расчет. Доктор и гинеколог семьи были самыми лучшими в городе, но их услугами пользовалась и Элизабет-Энн. А Анна прекрасно знала, что бабушка в дружеских отношениях с обоими врачами.

Что ж, значит, ей придется просто-напросто найти другого врача. Вряд ли это будет так уж трудно сделать. В конце концов, Нью-Йорк не Италия. Штаты — одна из самых передовых стран мира, истинная земля обетованная для терапевтов, специалистов и больниц. Народ съезжается сюда изо всех уголков земного шара с различными недугами и расстройствами здоровья. Вполне возможно, что при такой квалифицированной медицинской помощи она не только сможет выносить ребенка, но и выживет сама. Ради осуществления своей мечты стоило бороться, это была очень заманчивая возможность. Да, если человек любит так сильно, как она, для него нет ничего невозможного.

Анна дошла до Пятой авеню и торопливо зашагала по тротуару, переполненная возбуждением. Ее глаза блестели, каждый глоток воздуха словно пьянил ее. Женщина почти бредила от радости. Она чуть ли не танцевала, идя по улице, улыбаясь каждому прохожему, особенно детям, младенцам!

Да, теперь, когда Анна приняла решение, она чувствовала, как все внутри нее трепещет от переполняющей ее любви, чувствовала себя непобедимой и абсолютно живой.

8

Генри и Элизабет-Энн были в Греции на переговорах по поводу заключения контракта на строительство курорта Иерапетра-Вилледж, когда раздался телефонный звонок. Снял трубку в апартаментах «Перикл» отеля «Хейл Афины» Сотириос Киркос, местный представитель компании «Отели Хейл».

— Это вас, мистер Хейл, — обратился он к Генри, прикрывая микрофон рукой. — Офис в Нью-Йорке.

— Я отвечу, спасибо. — Генри встал с белой кушетки и прошел по отполированному мраморному полу к столику, на котором стоял аппарат.

Элизабет-Энн осталась сидеть, изучая стоящий перед ней макет Иерапетра-Вилледж, задуманного ею курорта на Эгейском море. По ее замыслу, это должна была быть идиллическая рыбацкая деревушка с прибрежными тавернами и ветряными мельницами. Уловив, что тон Генри изменился, она взглянула на внука и стала внимательно прислушиваться.

Когда Генри положил трубку на рычаг, его лицо побелело, как мел. Он смотрел через комнату на Элизабет-Энн.

— Звонил доктор Дадурян, — еле слышно сказал он. — Анну положили в больницу.

— Что? — Элизабет-Энн быстро поднялась на ноги и подошла к нему. — Он сказал, что произошло?

Внук покачал головой:

— Только, что она может потерять ребенка.

— О, Генри!

Тот отвернулся и вышел на залитую солнцем террасу. Глубоко засунув руки в карманы, ничего не видящими глазами Генри смотрел на возвышающийся вдали над панорамой города Акрополь. Элизабет-Энн пошла за внуком и встала рядом, зажмурившись от сияния солнца Греции. Она взяла его под руку.