Убиение Андрея Киевского. Дело Бейлиса – «смотр сил» - Назаров Михаил Викторович. Страница 115

Я старался сопоставить все то, что указывало на одно место, на Чеберяк[ову]. Вы видели много улик против нее безспорных, несомненных [?? – И.Г.], их не отрицает даже обвинение Бейлиса. Но тут нашли, мы видим, улики и против Бейлиса. Им верить нельзя, или нужно допустить, что на Лукьяновке все сплошь продажные души, которые знали, что ребенка утащили в печку евреи, поволокли его к печке и молчали об этом из-за страха. Этого допустить нельзя. А в то же время мы видим, что Чеберякову защищают... а от него (показывает на подсудимого) все отвернулись... я не понимаю, почему это так вышло...

Когда мы видим, что судят человека, беря в основу доказательств такую "честную" свидетельницу, как Чеберякова, такого "ученого", как Неофит... мы не можем сказать, что тут было злополучное стечение обстоятельств, совпадение улик, которые могли заставить ошибиться. Я спрашиваю себя, почему это могло быть?... Я не знал бы, чем объяснить себе обвинение Бейлиса, если бы г. прокурор в своей речи сам не дал бы мне ответ на это, и если бы гг. поверенные гражданского истца не дополнили того, что говорил прокурор...

{154} ...Вам говорили здесь, что это дело исключительное, что в этом деле речь идет не о несчастном приказчике Бейлисе... а о всемiрном кагале... Вспомним слова из речи прокурора:.. «они – то есть евреи – никак не ожидали, чтобы следственная власть и прокурор осмелились», и далее: «заправилы еврейского народа, они виноваты». Вот оно, объяснение! За спиной Бейлиса здесь почудился кто-то другой, более страшный, тот, которого г. гражданский истец назвал всемiрным кагалом и заправилами, сказав, что следственная власть не поддалась...

За спиной Бейлиса разыгралось что-то странное, разыгралось столкновение каких-то других сил... Гг. присяжные заседатели, сделайте подвиг... сумейте понять, что все наши ошибки, все ошибки еврейских заправил, ошибки еврейского народа... ни при чем, когда судят Бейлиса... Да, государственная власть, конечно, не может бояться, государственная власть не может остановиться перед каким-то еврейским влиянием, но помните, если бы государственная власть осудила невинного только потому, чтобы ее не заподозрили в боязни, чтобы ей не сказали, что она уступила, то это было бы не только ошибкой государственной власти, но это было бы самоубийством нашего правосудия...

Если вы подумаете, что вам надлежит не судить несчастного Бейлиса, жалкого в своей безпомощности перед русской государственностью... а вспомните другие две страшные силы, то тогда, гг. присяжные заседатели, правосудия не будет в вашем приговоре. Вы можете осудить Бейлиса, если он виновен. Осудить его безпощадно, ибо, если это он убил Ющинского, такого изувера щадить не нужно... {155} ...Мало ли невинных людей осуждалось... умрет и Бейлис... все забудется... но этот приговор... этот приговор не забудется, этот приговор останется как приговор суда присяжных над тем, кого вам стараются изобразить вашим врагом.

...Вам говорят, что евреи ваши враги, что они смеются над вами, что они не считают вас за людей... Не поддавайтесь этому, ибо... если вы осудите Бейлиса независимо от улик, а за наши грехи, за их грехи, за что-то другое, если он будет жертвой искупления, то ведь если бы даже и нашлись люди, которое первое время порадовались бы вашему приговору, то потом они пожалеют, а ваш приговор останется печальной страницей в истории нашего правосудия...

Речь О.О. Грузенберга

...Ритуальное убийство... Употребление человеческой крови... Страшное обвинение. Страшные слова, давно уже схороненные. Они сильны и живучи, и... поныне поднимаются с кладбища. Они заражают все живущее... Дело ваше, верить мне или не верить, но если бы я, хоть одну минуту, не только знал, а думал бы, что еврейское учение позволяет, поощряет употребление человеческой крови, я бы больше не оставался в этой религии. Говорю это громко, зная, что эти слова станут известными евреям всего мiра, что ни одной минуты я не считал бы возможным оставаться евреем... Я глубоко убежден, у меня не ни минуты сомнения, что этих преступлений у нас нет и не может быть...

Подумайте, господа, ведь здесь говорили о том, что {156} было более 3000 лет тому назад, когда евреи воевали с какими-то амаликитянами, обращались с ними жестоко, и вот теперь Бейлис сидит на скамье подсудимых и мы занимаемся вопросом о том, что делалось 3000 лет тому назад... Но вы знаете, что 3000 лет тому назад люди ходили нагишом по лесам, люди поедали друг друга, как дикари. А евреи уже знали единого Бога... и если приносили в храме жертвы, то не иначе как жертвы животных, а не человеческие...

Вы видели, что Бейлис сыграл роль того козла отпущения, о котором гражданские истцы так много говорили... Он отвечает теперь за все то, что было когда-нибудь на протяжении 3000 лет среди миллионов евреев... Быть может, какой-либо безумный, дерзкий или обиженный, который сказал какое-нибудь резкое слово про иноплеменника или христианина – за все это отвечает Бейлис... И вы видели и слышали – за то, что сыск у нас стоит нехорошо, за то, что попадаются отдельные нехорошие полицейские чиновники, – кто отвечает? – Бейлис... Если взяли несчастную женщину, держали под арестом – виноват Бейлис. Если работника Луку Приходько оторвали от рабочего стола и томили под арестом – виноват Бейлис. Он за все отвечает [262]...

{158} ...Вы слышали, что говорил прокурор и гражданские истцы, они говорили, что так как там при больнице имеется молельня, то не нужна ли кровь человеческая для того, чтобы на ней построить эту молельню... Если вы считаете, что молельня должна строиться на христианской крови, если вы считаете, что для молельни принесли в жертву и замучили несчастного мальчика, что же вы молчите... Тогда ищите того, кто строил молельню, для кого была эта молельня. Вы видели этого человека... Это Зайцев, сын старого Зайцева, миллионер, он строил ее... почему же он не сидит здесь, строитель этой молельни, почему не сидят [на скамье подсудимых] те, которые пожертвовали деньги на нее, те, которые нашли, что нужна человеческая кровь, те, которые нанимали людей, чтобы они убивали?.. Если вы этому верили, вы должны были их взять. У вас, русской власти и правительства, достаточно власти, достаточно мощи, чтобы не останавливаться ни перед богатством, ни перед положением, ни перед чем... Но вы этого не сделали, конечно, потому, что вы сами отлично знаете, что это неверно, что этому нет никаких доказательств, кроме одного факта, что люди хотят молиться и в своей синагоге, как им разрешил Бог [263]...

{177} Тридцать второй день 26 октября 1913 г.

Окончание речи О.О. Грузенберга

{179} ...Теперь попробуем без Бразуля-Брушковского подойти к делу. Мне, гг. судьи, не представляется, чтобы здесь была подделка под ритуал, чтобы люди сговорились совершить такое преступление, чтобы взвести обвинение на евреев и произвести погром... Дело представляется иначе... Вы знаете, что 9 числа [марта 1911 г.] некоторые из воров... были арестованы... и это были друзья Чеберяковой, были ее гости. Далее на другой день приходит к Чеберяковой полиция и делает у нее обыск. Понятно, вчера арестовали одну группу, сегодня ворвались к ней в дом и она видела, что ее притон прорвался и члены этого притона раскрыты. Кто это сделал? И вот, господа, как не казалось прокурору и гражданским истцам смешной версия относительно "прутиков", но, по-моему, это правда... И Шаховская и все здесь говорили [? – И.Г.], кроме Жени и Андрюши был еще третий мальчик... Это третий мальчик слыхал, как Женя и Андрюша заспорили насчет прутиков, и тот сказал Андрюше, «я расскажу твоей матери, что ты не ходишь в класс», а он говорит в ответ: «а я расскажу, что когда я приходил ночевать к вам, я видел, что приносили ворованные вещи и кассу». И вот Женя прибегает домой и об этом рассказывает... Этот рассказ о прутиках возник задолго до Красовского. Тогда вел дело Мищук, и никаких разговоров не было ни о Бейлисе, ни о других...

вернуться

262

Защитник Бейлиса оперирует не столько логическими, как положено бы юристу, сколько эмоциональными категориями, даже не пытаясь опровергнуть доказательств существования ритуальных убийств и их обоснования в религиозном законе, обязательном для всех иудеев. При этом Грузенберг бездоказательно утверждает, что этого "не было потому, что не может быть никогда", хотя тут же изображает Бейлиса "козлом отпущения" за проступки "каких-нибудь" евреев, когда-то "жестоко поступавших с амалекитянами". Но ведь именно Бейлиса видели последним, схватившим мальчика за руку и потащившим его туда, где он после этого пропал. И когда через неделю неподалеку от этого места был найден его труп, кого может удивить, что подозрение прежде всего должно было пасть на Бейлиса? – И.Г.

вернуться

263

В данном месте демагогия Грузенберга содержит зерно истины: аресту с самого начала подлежали добрых полдюжины евреев, связанных с "молельней" и ее освящением, а также с запутыванием следствия – начиная с хасида Шнеерсона, наверняка участвовавшего в убийстве. "Русские власти" не арестовали этой более чем подозрительной публики не потому, что испугались "богатства", а потому, что Россия была правовым государством, в котором нельзя было арестовать кого бы то ни было без конкретных улик, улики же были уничтожены. – И.Г