Демоны на Радужном Мосту - Чалкер Джек Лоуренс. Страница 24
До этого момента он даже не подозревал, какая пропасть их разделяет.
Ладно, сначала дело. Ему не нужны были новые сюрпризы.
– Ты можешь читать чувства, или просто вызывать их в людях? – спросил он осторожно.
– Я умею заставлять мужчин хотеть меня, делать так, чтобы им было приятно со мной, и чтобы все было как надо.
Он кивнул. Он слышал лишь об очень немногих проецирующих эмпатах, которые одновременно могли и четко улавливать чужие эмоции, равно как очень немного было эмпатов улавливающих, которые могли проецировать даже на слабом уровне; но с теми, кто был не рожден, а сделан, никогда нельзя было знать наверняка. Вполне вероятно, что она могла проецировать почти любую эмоцию, причем в довольно широком диапазоне и с достаточной силой, хотя она сама, вероятно, и не подозревала об этом, поскольку ее никто не учил и не проверял. Это объясняло и чувства, которые он испытал, увидев, как хозяин ее избивает. Он услышал ее крики физически и телепатически, но они были подкреплены также эмпатической проекцией. Он буквально уловил эхо ее страха и боли, так что для него было почти невозможно не поступить так, как он поступил, хотя он даже сейчас предпочитал думать, что в любом случае поступил бы именно так.
– Почему ты не воспользовалась этой способностью, чтобы Главный Хозяин перестал бить тебя? – спросил он у нее, зная ответ еще до того, как задал вопрос.
– Главному Хозяину нравится делать нам больно, – ответила она буднично.
Для садиста подобное проецирование стало бы подтверждением того, что он причиняет настоящую боль, и, возможно, лишь еще больше распалило бы его. На самом деле, только такого человека и могли нанять на роль менеджера и надсмотрщика за эротками.
Он вздохнул.
– Тебе будет очень нелегко это понять, но ты должна. Во-первых, никогда больше не пытайся делать так со мной. В любом случае, на меня это не подействует. Во-вторых, я спас тебя не для того, чтобы сделать рабыней или домашней любовницей, а потому, что мне не нравится, когда кого-то обижают, и я не могу допустить, чтобы у меня на глазах кого-то убили. Ты здесь потому, что после того, что я сделал, я отвечаю за тебя. Это не то, к чему ты привыкла, но это правда.
К его изумлению, она до какой-то степени все-таки поняла его, – и это ее очень расстроило. Если она не могла быть его любовницей и рабыней, она теряла всякую ценность и цель в жизни.
– Неужели это все, чего тебе хочется для себя? Неужели тебе никогда не хотелось быть кем-то другим, делать что-то другое, найти себе иное занятие? – спросил он, начиная выходить из себя.
Она очень серьезно взглянула на него и ответила, вполне искренне:
– Нет.
– Хорошо, хорошо! А теперь я покажу тебе, почему ты не можешь доставить мне удовольствие – и поверь мне, ты тут ни при чем.
С этими словами он снял рубаху и повернулся к ней спиной.
Она уставилась на Гристу, растянувшуюся на его пояснице, точно какая-то черно-белая мохнатая гусеница, и с подлинным любопытством – впервые за все это время – спросила:
– Что… что это?
– Это, дорогуша, Гриста. Она родом с планеты, где живет уйма здоровых, но тупых существ. Раса Гристы паразитическая – они могут жить только прицепившись к кому-то другому.
– Не паразитическая, а симбиотическая, мерзавец!
– А это смотря с какой стороны взглянуть, – буркнул он.
Молли не знала слова «паразитический», но общий смысл все же уловила.
– Ты хочешь сказать, что она сосет твою кровь? Я слышала о таких вещах.
– Здесь все немного сложнее, но, скажем так, Гриста может питаться только через меня, да и видеть, и жить на самом деле тоже может только через меня. Не беспокойся, даже если бы она действительно могла жить на теле синта – что на самом деле нам неизвестно и в чем лично я сильно сомневаюсь, учитывая, насколько силен иммунитет твоего организма против всяческих заболеваний, – она не стала бы менять хозяина. Она вполне счастлива со мной, а копы знают о ней и убьют ее, если она переселится на другого.
– Но ты-то не слишком счастлив с ней, – отозвалась Молли, еще раз удивив его.
Он вздохнул.
– Как ты была собственностью Главного Хозяина, так и я, в каком-то смысле, принадлежу Гристе.
– Она… она думает? Она говорит тебе, что делать?
– Отвечаю «да» на оба вопроса, – хотя я не обязательно делаю то, чего она от меня хочет. Например, она с самого начала твердила, что я не должен спасать тебя. Но с некоторыми вещами я справиться не могу. По ее мнению и по обычаям ее расы, она замужем за своим хозяином, и она ревнует. Некоторые из тех людей, которых ты обслуживала, тоже были женаты, но они не приводили с собой жен, а может быть, и вообще не говорили им о тебе. Гриста же со мной повсюду.
– И она не позволяет тебе прикоснуться ко мне?
Это безумие, подумал он. Теперь она жалеет не себя, а меня!
Наконец-то Молли продемонстрировала хотя бы одну человеческую черту – когда кто-нибудь узнавал о Гристе, реакция обычно была именно такой.
– Как она оказалась на тебе? – спросила она. – И где остальные?
Он усмехнулся.
– Не волнуйся. Ты никогда не попадешь в тот мир. Туда, скорее всего, никогда не попадет никто, кто мог бы показаться им подходящим хозяином. Я космолетчик, или, по крайней мере, был космолетчиком, когда у меня были товарищи и корабль. Мы исследовали новые миры, и мир Гристы был одним из них. Ее раса довольно разумна и в основном живет за счет тех здоровых тупых существ, о которых я упоминал. Я телепат. Ты знаешь, что это такое.
– Ты читаешь мысли. И мои тоже можешь прочитать?
– Да, но сейчас это неважно. Я прочитал в тех больших существах очень сложные мысли, и мы увидели, что они создали что-то вроде цивилизации. Не очень высокоразвитую, без машин, но с хижинами, дорогами и прочими подобными вещами. Но у этих существ не могло хватить мозгов на все это. Я был одним из тех, кого послали, чтобы выяснить, у кого же там есть мозги, и я выяснил. На самом деле, это не очень интересная история. Я сидел в той деревне и пытался вступить с ними в контакт, и прежде чем я успел что-то понять, мне на спину шлепнули Гристу. По крайней мере, мы выяснили то, что должны были, но к тому времени, когда меня забрали, Гриста уже так хорошо разобралась в моих внутренностях и так удобно устроилась, что погибла бы, если бы ее вытащили, и, возможно, убила бы меня в процессе. Понимаешь, чтобы переселиться на другого, ей придется вычистить меня. Некоторое время я думал, что проторчу там всю жизнь, но потом мои товарищи обследовали меня и Гристу и выяснили, что она не может откладывать яйца без другого своего сородича, а она оказалась очень разумной и попала под Закон о Сознании. Если раса окажется настолько умной, что будет в состоянии думать, то она обладает определенными правами. В то время некоторые люди даже находили в идее такого союза преимущества, хотя позже от нее отказались. Но тогда было решено, что я могу улететь оттуда, если Гриста пообещает не переселяться с меня на кого-нибудь или что-нибудь другое, иначе ее убьют. Это было шесть лет назад.
Молли, похоже, следила за его рассказом, демонстрируя больше внимания, чем он от нее ожидал, и некоторую способность к логической сортировке фактов, но сделанное ею заключение было совершенно в ее стиле:
– Значит, мой хозяин не ты. Мой хозяин – твоя хозяйка.
– Это, – заметила Гриста, – самая странная логическая цепочка, которую я когда-либо слышала.
На этот раз Джимми Маккрей не стал с ней спорить.
Когда пришло разрешение его самых насущных проблем, Джимми не стал прыгать от радости, но он не видел никакого другого выхода, а этот, по крайней мере, видимо, устраивал всех, кроме него – как обычно.
Попытки обучить Молли, сделать ее хотя бы чуть менее зависимой – совсем независимой, в силу своих физических ограничений, она все равно бы стать не смогла – оказались задачей очень нелегкой. У нее случались вспышки любопытства относительно вещей, непосредственно касавшихся ее или его, но дальше этого дело не шло. Она определенно не понимала смысла учиться чему-либо, что не приносило ей немедленной пользы. Время от времени она демонстрировала даже проблески настоящей сообразительности, но они были краткими и мимолетными, и как только проблема была решена, а ответ на вопрос получен, она возвращалась в свое обычное почти растительное умственное состояние. Было совершенно очевидно, что у нее не было никакого понятия об абстракции, равно как и совершенно никакого честолюбия.