Алмаз раджи. Собрание сочинений - Стивенсон Роберт Льюис. Страница 18

Он вдруг замолк, потому что послышался шум. Итак, на острове был честный матрос, и не один, как я сейчас узнал: до болота донесся издалека гневный крик, затем еще и, наконец, ужасный, раздирающий душу вопль, разбудивший эхо в утесах «Подзорной трубы». Вся стая болотных птиц, вспугнутая криком, снова поднялась из тростников, затемняя небо и оглашая воздух бесчисленными голосами. Затем кругом снова настала мертвая тишина, и только в камышах слышалось шуршание от успокаивавшихся птиц, да волны с глухим шумом разбивались о далекий берег.

Том как ужаленный, вскочил с земли, но Сильвер остался неподвижен, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Он продолжал стоять, слегка опираясь о костыль и следя за своим товарищем взглядом змеи, готовой броситься на свою жертву.

— Джон! — вскричал матрос, простирая к нему руки.

— Прочь руки! — сказал Сильвер, отскакивая назад с быстротой и ловкостью акробата.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, Джон Сильвер! — отвечал матрос. — Это ваша нечистая совесть заставляет вас бояться меня. Но, во имя Неба, скажите мне, что там случилось?

— Что случилось? — переспросил Сильвер, насмешливо улыбаясь. — О, я уверен, что это кричал Алан.

Бедный Том весь вспыхнул и выпрямился.

— Алан! — вскричал он. — Да найдет его душа покой и мир! Он был честным малым! Что же касается вас, Джон Сильвер, то, хоть и долго вы были моим другом, больше я не намерен дружить с вами. Лучше умру как собака, но не изменю своему долгу. Ведь это вы убили Алана, не так ли? Ну, так убейте и меня, если можете. Я презираю вас всей душой!

С этими словами честный матрос повернулся спиной к повару и направился к берегу. Но далеко отойти ему не удалось. С криком ухватился Джон рукой за сук дерева, взмахнул своим костылем и с такой силой ударил им Тома по спине, что тот со стоном упал на землю. Неизвестно, был ли этот удар смертельным, так как Сильвер, не дожидаясь развязки, в одну секунду очутился около матроса и с ловкостью обезьяны всадил ему нож в спину. Я слышал, как тяжело он дышал, нанося удары.

На несколько мгновений все кругом завертелось у меня перед глазами: и Сильвер, и птицы, и вершина «Подзорной трубы», а в ушах раздался звон колокольчиков и смутных голосов. Когда я пришел в себя, злодей стоял уже как ни в чем не бывало, со своим костылем под мышкой и со шляпой на голове. Перед ним лежал без движения Том. Но убийца даже не взглянул на него, вытирая свой окровавленный нож о траву. Ничто кругом не изменилось: солнце также беспощадно жгло болото, поднимая из него испарения, и высокие обнаженные утесы холмов; трудно было поверить, что здесь только что совершилось гнусное убийство.

Затем Джон опустил руку в карман, вытащил оттуда свисток и несколько раз громко свистнул. В раскаленном тихом воздухе далеко разнеслись эти звуки сигнала, какого я не знал, но во всяком случае это возбудило во мне опасения. По всей вероятности, он сзывал свою шайку, и тогда я легко мог быть найден. Эти негодяи уже убили двух честных людей, Алана и Тома; может быть, мне суждено было сделаться их третьей жертвой?

В одно мгновение пополз я на четвереньках назад, так быстро и бесшумно, как только мог, и, выбравшись на открытое место, пустился бежать. Сзади я слышал голоса разбойников, перекликавшихся друг с другом, и эти звуки точно придали мне крылья: я несся с быстротой ветра, едва замечая направление, куда бежал, и страх мой, все увеличиваясь, превратился в какой-то безумный ужас. Действительно, положение мое было трагично. Если бы раздался призывный выстрел с корабля, неужели я был бы в силах сесть в одну лодку с этими убийцами, руки которых были еще покрыты дымящейся кровью? И неужели первый же из них не свернул бы мне шею, как только увидел бы меня? Уже само мое отсутствие служило бы для них доказательством моего страха, а следовательно, и того, что мне все известно. Итак, для меня все было кончено! Прощай навсегда, «Испаньола», прощайте вы все, сквайр, доктор и капитан! Мне оставалось только умереть от голода или от руки бунтовщиков!

В то время как такие мысли мелькали в моей голове, я продолжал бежать, пока не очутился у подножия небольшого холма с двумя утесами на вершине; в этой части острова дубы росли не такой густой чащей и более походили своими размерами на деревья; вперемежку с ними стояли и сосны, футов в пятьдесят или семьдесят высоты. Воздух здесь был более чист и свеж, чем около болота.

Но тут меня ожидала новая опасность, от которой кровь застыла в жилах.

ГЛАВА XV

Островитянин

С холма посыпался мелкий булыжник. Я невольно взглянул вверх и увидел какое-то существо, быстро подкрадывавшееся ко мне, прячась за сосны. Я не мог разобрать, были ли это медведь, обезьяна или человек, а видел только, что оно было черное и косматое. Итак, я находился, так сказать, между двух огней: сзади были убийцы, а спереди — это неведомое страшилище. Но известную опасность я сейчас же предпочел неизвестной: даже сам Сильвер казался мне менее страшным, чем этот лесной житель, и я, повернув назад, пустился бежать по направлению к лодкам. Но странное существо, от которого я спасался бегством, снова очутилось передо мной, сделав большой обход. Я был утомлен, правда, но чувствовал, что если бы даже у меня были свежие силы, то я все равно не мог бы состязаться в быстроте с моим противником: точно лань, перебегал он от ствола к стволу, но на двух ногах, как и человек.

Впрочем, в других отношениях он не походил на человека, по крайней мере, ни на одного из тех, кого я до сих пор видел. И все же это был человек, я не мог в этом сомневаться.

Я старался припомнить все, что слышал о людоедах, и уже собирался позвать на помощь, но мысль о том, что передо мной все-таки человеческое существо, хотя бы и дикое, несколько успокоила меня и вернула прежний страх к Сильверу. Я остановился, выискивая средство защиты, и вдруг вспомнил про пистолет. Тогда я приободрился и пошел навстречу этому неизвестному дикарю. Между тем он спрятался за ствол дерева, откуда, вероятно, наблюдал за мной. Заметив, что я двинулся по направлению к нему, он вышел из-за дерева и сделал несколько шагов ко мне навстречу. Затем он нерешительно остановился, отступил назад, снова двинулся ко мне и, наконец, к великому моему удивлению и смущению, бросился передо мной на колени, с мольбой протягивая ко мне руки.

— Кто вы такой? — спросил я, останавливаясь в недоумении.

— Я Бен Гунн, — отвечал он странным и хриплым голосом, напоминавшим звук ключа в заржавленном замке. — Я бедный Бен Гунн, да! И я уже целых три года не разговаривал ни с единой человеческой душой.

Теперь я видел, что это белый человек, такой же, как и я, и что у него даже приятное лицо. Кожа на всем теле была сожжена солнцем, и даже губы были черного цвета; тем заметнее выделялись на этом темном фоне его светлые глаза. Никогда еще ни на одном нищем не видал я таких страшных лохмотьев, как у него. На нем висели клочьями обрывки парусины и матросского платья, скрепленные между собой целой системой всевозможных застежек в виде медных пуговиц, деревяшек, просмоленной веревки. Поверх этого жалкого костюма красовался старый кожаный пояс с медной пряжкой — единственная целая вещь во всем его наряде.

— Три года! — вскричал я. — Верно, ваш корабль потерпел крушение?

— Нет, — отвечал он, — я — маррон!

Я знал, что это значит: марронами назывались те несчастные, которых пираты, в виде наказания, высаживали на необитаемом острове с небольшим количеством пороха и пуль.

— Да, — продолжал он, — три года уже живу я здесь на острове и питаюсь дикими козами, ягодами и устрицами. Ведь человек способен жить везде, куда только не занесет его судьба. Но моя душа стосковалась по настоящей еде. У вас нет случайно с собой кусочка сыра? Конечно, нет! Ну вот, а знаете, я не одну ночь видел во сне сыр, отличный, огромный сыр, и просыпался опять здесь, на этом диком острове!

— Если я опять попаду на корабль, то уж конечно достану вам сыру сколько хотите! — сказал я.