Смотри, как они умирают - Макбейн Эд. Страница 32

А может быть, все происходящее вовсе не находится под твоим контролем. Кто знает? Может быть, ты просто устраиваешь все самым немудрящим образом, вроде как кто-то заводит часы и предоставляет им потом идти самостоятельно, быстро или медленно — как им хочется, и не притрагивается к ним до тех пор, пока завод не кончится и не надо будет завести их опять. Может быть, ты так действуешь, но никто не сумеет ответить на такие вопросы, Господи, в этом нет сомнений.

Только изредка тебе приходится сделать что-то и не пустить это потом на самотек. Взять, например, ту пуэрториканскую девушку и того моряка. Ты ведь, Господи, способен устроить так, чтобы у них все сложилось, правда ведь? Ну, например, Зип и Куч разыщут ее, понимаешь, и Зип потащит ее по улице к дому Альфи, и вдруг — бам! Кто появляется? Моряк! Как насчет такого исхода, а? Он не ушел с Марджи, понимаешь. Он уже было хотел, но передумал. И теперь, идя по улице, он лицом к лицу столкнулся с Чайной. Он смотрит на нее, она смотрит на него, и они идут по улице навстречу друг к другу, и в глазах моряка ясно читается горячее: «Я люблю тебя, Чайна», а ее сердце выстукивает: «Я люблю тебя, Джефф». И вот они встречаются и заключают друг друга в объятия, а Зип ретируется, пожимая плечами и говоря: «Ну ладно, что за черт, полегче, ребята, полегче».

Как насчет этого, Господи?

Это ведь здорово, не так ли?

Но все получилось иначе.

Улица стала невозможной. Толпу теперь беспокоило только убийство, не важно кого кем. Их не волновало, убьет ли Миранда священника, или полицейского лейтенанта, или комиссара, или мэра, или губернатора, или даже президента. Их не волновало, сумеет ли один из снайперов на крыше сделать удачный выстрел и попасть Миранде между глаз. Они только хотели, чтобы убийство наконец совершилось, не важно как, и кого, и кем. И поэтому толпа была напряжена, разгорячена и взволнована. И ее начала раздражать эта затянувшаяся игра. Наблюдать за игрой, конечно, здорово — это реальная жизнь и штука серьезная, но сколько можно?

Толпа несколько нарушила и планы Зипа и Куча, затруднив им поиски Чайны.

Через пятнадцать минут рысканий туда-сюда парни прекратили розыск.

И правильно сделали, поскольку Чайны поблизости все равно не было. Она ушла в парк, где и сидела теперь на берегу озера, посматривая на людей, катающихся на лодках. Вот где была Чайна. Да, она немножко поплакала. В парке, на берегу озера, наблюдая за лодками.

А моряк? Он бродил по улицам? И зашел случайно в парк?

Моряк отправился в постель с проституткой Марджи. Марджи была опытна и доставила ему огромное удовольствие. Моряк заплатил ей пятнадцать долларов — практически все деньги, что у него были. Потом он пошел в подземку, сел в поезд и поехал в порт, где находился его корабль, взбежал по сходням, отсалютовал кормовому постовому, отсалютовал офицеру на палубе, спустился в задний отсек, снял белую форму, надел джинсы и рубашку, а потом лег спать и проспал до тех пор, пока по громкой связи не объявили ужин. Он плотно заправился, посмотрел вечернее кино, которое показывали на палубе, в одиннадцать вечера снова лег спать, а следующим утром отбыл в Сан-Диего. Больше он никогда в жизни не встретился с пуэрториканской девушкой по имени Чайна. Возможно, он вернулся во Флетчер, штат Колорадо. Может быть, он иногда и вспоминал о ней. И помнил ее смутно, хотя ему и было интересно, как у нее сложилась судьба. А может, он женился на Коррини и занялся страхованием, иногда думая о Чайне как о некоем идеализированном образе самой красивой девушки в мире. Тот необычный день в чужом городе теперь был так далек, но ему порой представлялось, что он хотел бы знать, что с ней стало. Да, хотел бы.

А она сидела в парке, плача и наблюдая за лодками.

Ты — Бог, и ты волен делать все на твое благоусмотрение. Ты можешь даже поженить их за день до того, как корабль вновь уйдет в плавание. Все, что хочешь. Все возможности в твоих руках. Ты — Бог, и тебя некому ударить по рукам вне зависимости от того, что ты творишь.

А случилось все так.

Стив Карелла постучал в дверь. Она вся изрешечена пулями, и Стив вдруг вспомнил, что Миранда подстрелил патрульного именно через дверь, и ему ужасно захотелось, чтобы его пистолет 38-го калибра был сейчас у него в руке.

«Так, расслабься, — сказал он себе. — Успокойся и не паникуй. Мы играем по правилам Миранды, потому что на улице много людей и мы не хотим, чтобы они пострадали. Так что сохраняй хладнокровие. Тебя пробирает дрожь, и тебе так хочется почувствовать в руке пистолет, что ты наверняка сделаешь нечто большее, чем станешь перебирать четки и молиться, когда дверь откроется, так что будь хладнокровен, Стив, будь хладнокровен и…»

Дверь открылась.

Первое, что увидел Карелла, — автоматический пистолет 45-го калибра. Дверь, скрипнув, распахнулась, и вот он — пистолет 45-го калибра с большим дулом, смотрящим в коридор. Губы Кареллы пересохли.

— Я… отец Донован, — автоматически проговорил он.

Дверь открылась шире. Теперь Карелла видел державшую пистолет руку с тонким запястьем, поросшую черными кудрявыми волосами, узкие плечи, промокшую от пота майку, выступающие ключицы, тонкую шею, высокие скулы, карие глаза, распухшие веки, лысеющую голову… и отчаяние. Крайнюю степень отчаяния. Оно было в глазах Миранды, в линии его рта и даже в том, как он держал пистолет 45-го калибра, в том, как он склонил набок голову.

— Быстро заходите, — скомандовал Миранда.

Карелла шагнул в квартиру. Внутри все было разворочено. На мебели, на полу — везде отметины от пуль. Невозможно себе представить, чтобы при таком обстреле находившийся в комнате человек умудрился не пострадать.

— Выглядит так, словно они запустили сюда атомную бомбу, да? — заговорил Миранда.

— Похоже, — отозвался Карелла.

— А ты ведь не боишься, да? Они не стали ломиться сюда с тобой, и это хорошо.

Карелла кивнул. Он не боялся, просто чувствовал себя как-то… странно. Не как полицейский. И Миранда держался не так, как вел бы себя с настоящим полицейским. Он, похоже, поверил, что Стив — настоящий священник, человек, с которым можно разговаривать спокойно. Ему вдруг захотелось сказать: «Я не тот, за кого ты меня принимаешь, Миранда! Не открывайся передо мной!» — но промолчал.

— Да, это было убийство, — сказал Миранда. — Послушай, я не прошу тебя исповедовать меня здесь. Я думаю, мы сразу должны все выяснить.

— И зачем же ты позвал меня сюда?

— Ну… — Миранда пожал плечами. В этот момент он был похож на совсем юного паренька, на мальчишку, который хочет рассказать священнику, что он на крыше снял с девочки трусики. Карелла, не отрываясь, смотрел на него. Миранда небрежно держал в руке пистолет 45-го калибра, не ожидая от стоящего перед ним человека никаких неприятностей, поскольку он был священником, он был несколько смущен, потому что собирался сказать то, что бесчестило его. — Признаюсь вам, отец. Я намерен выбраться из этой квартиры.

— Да?

— И… и вы выведете меня отсюда.

— Я?

Миранда кивнул:

— Я знаю, это очень скверно, но я должен выбраться отсюда.

— И куда ты пойдешь отсюда, Пепе?

— Я не знаю. — Миранда потупился. — Знаете, отец, я дошел до того, что… что в мире для меня почти не осталось мест, куда я могу пойти. — Он нервно рассмеялся. — Где… — Он снова рассмеялся. — Я не знаю. Не представляю, куда пойду, как только выберусь отсюда.

— Там полно полицейских, Пепе.

— Да, я знаю. — Он вздохнул. — Эти люди… они… я ненавижу это звание Всеобщий Враг Номер Один, понимаете? Просто ненавижу. Это как… ну, словно от меня чего-то ждут. Понимаете, о чем я? Я должен быть плохим парнем. Не знаю, можете ли вы понять меня, отец.

— Не уверен, что могу, — изумленно ответил Карелла.

— Ну… как ни взгляни — я плохой парень. — Он пожал плечами. — Я всегда был таким. Даже ребенком. И они ожидают от меня, что я останусь плохим. Люди, я имею в виду. Это как… не знаю, смогу ли объяснить. Иногда бывает так, словно я не знаю, кто такой настоящий Пепе Миранда и кто такой я сам… я просто фотография того парня, понимаете? Разные фотографии.