Отцы - Панюшкин Валерий Валерьевич. Страница 11

Замечание про войлочные тапки оказалось ключевым. Мы догадались, что сказочный дом – это музей художника Васнецова, про который между делом рассказывала бабушка внучке, вероятно, чтоб заморочить голову и заставить есть неудачный шпинатный суп. Мы вышли из дома, сели в машину и поехали в Музей Васнецова. Мы знали, что тебя ждет разочарование. Шел дождь. Ты старательно обходила лужи, понимая, что если намокнут ботинки, то сказочный дом может опять отмениться.

– Видишь, Варя, какой терем, – с деланым энтузиазмом сказала тебе мама, когда мы подходили к деревянному особнячку в сухаревских переулках.

Ты ничего не ответила. Просто вошла внутрь. Сначала тебя разочаровали войлочные музейные тапки. Тапки лежали в большом ящике в углу, все разного размера и цвета, они не имели завязок и были грязные. Потом тебя разочаровала экскурсия. То есть мы не имели к экскурсии никакого отношения, просто в то же самое время, когда мы пришли в Музей Васнецова, туда привезли группу школьников, и дама-экскурсовод держала детей по двадцать минут у каждой картины, завывая и пытаясь научить детей методом завывания понимать всю красоту и неповторимость живописи Васнецова. Живопись, прямо надо сказать, средняя. Но больше всего разочаровало тебя то, что все эти волки и Иваны Царевичи, Аленушки и богатыри – все это нарисованное. Неподдельный твой интерес вызвали только картины на втором этаже в мастерской художника – они изображали драконов. Ты ведь любила драконов, помнишь? Смотрительница этого музейного зала не стала завывать, а доброжелательно принялась объяснять тебе, чем дракон отличается от Змея Горыныча. Развернулась небольшая дискуссия. Пожилая смотрительница и маленькая девочка, кажется, остались довольны друг другом. Когда мы вышли из музея, ты потянула меня за руку вниз и сказала:

– Это дом сказок, только сказки нарисованные. Можно мы теперь поедем в такое место, где есть настоящий большой волк, который стоит или сидит и не нарисован.

И мы поехали в Дарвиновский музей.

А помнишь театр «Тень»? Интересно, существует ли еще театр «Тень»? Вы ходили туда с братом Васей смотреть лиликанскую трагедию «Два дерева», и потом целую неделю я выслушивал подробные рассказы.

Пятнадцатилетний Вася рассказывал, что это такой специальный театр, где спектакль играют для шестерых зрителей, так что представление надо заказать, надо собрать компанию из шестерых приятелей, а через некоторое время из театра перезвонят и спросят, удобно ли вам, например, в четверг в шесть вечера. Нам было удобно, и вы с Васей пошли. Вася рассказывает, что неподалеку от метро Новослободская надо было зайти в обычный дом, подняться по лестнице и позвонить в обычную квартиру. В квартире этой расположена была страна, где жили крохотные человечки – куклы, разумеется, уточнял Вася. Человечки эти, рассказывал Вася, почти не едят, питаются исключительно духовной пищей, основным продуктом питания у них является театр. Некогда они были захвачены злобными огромными лилипутами, посажены в стеклянные аквариумы, и лилипуты развлекались, глядя на лиликанскую жизнь в аквариуме, как на шоу «За стеклом». Потом злобные лилипуты погибли во время наводнения, а маленькие лиликанские человечки спаслись в своих аквариумах и, когда вода схлынула, стали жить свободно. Вася говорил, что зрителей, пришедших смотреть этот кукольный спектакль, сначала угощают чаем с крохотными лиликанскими пирожными, потом ведут на экскурсию по лиликанской столице и, наконец, подводят к главному в столице зданию – лиликанскому театру, в окна которого можно заглядывать снаружи и смотреть, как идет внутри в театре представление. В зале сидят кукольные зрители, в оркестровой яме играет кукольный оркестр, на сцене кукольные актеры разыгрывают пьесу о любви прекрасной принцессы и прекрасного принца. А ты смотришь на это все через окно театра, и в ухе у тебя наушник, а в наушнике – синхронный перевод с лиликанского на русский, причем переводчик делает потешные ошибки, называя, например, меч-кладенец «шпагой, которая поможет совершить всякий подвиг». Спектакль, по словам Васи, заканчивается тем, что все герои гибнут, после чего кукольные актеры поднимаются со сцены крохотного театра и кланяются кукольным зрителям. Особо Вася отмечал, что по ходу пьесы принц смотрит спектакль, то есть на маленькой кукольной сцене появляется совсем уж крохотная кукольная сцена, то есть получается театр в театре. И Васе интересно было думать, что, может быть, кто-то огромный присел на корточки неподалеку у метро Новослободская и, заглядывая в окна театра «Тень», наблюдает, как Вася смотрит спектакль, в котором принц смотрит спектакль.

А четырехлетняя ты рассказывала про спектакль театра «Тень» совсем иначе. Тебя не интересовали театральные условности, и ты не признавала театральных условностей. Я спрашивал тебя:

– Варенька, а эти лиликанские крохотные человечки – они игрушечные или настоящие?

– Настоящие, конечно. – Ты, кажется, не очень понимала вопрос.

– Настоящие, как кто? Как ты?

– Как я или как собака Тяфа.

Ты помнишь, что Тяфа – это была игрушечная собака. Я спрашивал:

– А что там произошло в театре?

Ты рассказывала:

– Там была прекрасная принцесса. Она была прекрасная потому, что у нее рыжие волосы, как у меня. Только у нее волосы длинные и гладкие, а у меня короткие и с кудряшками. Поэтому они все погибли.

– Они все погибли, потому что у принцессы длинные и гладкие волосы?

– Нет, они погибли, потому что злобный колдун вылез из яблока и застрелил принца из пальца.

– Колдун умеет стрелять из пальца?

– Конечно, умеет. Я же говорю, он даже умеет вылезать из яблока.

Я спрашивал:

– А они погибли по-настоящему? Как зимой погибла наша кошка?

– Конечно, они погибли по-настоящему. Как зимой погибла кошка, только кошка потом не ожила, а они ожили.

– Почему они ожили?

– Потому что, – ты переходила на шепот и делала таинственное лицо, – потому что там была огромная черная лапа с красными когтями, и все они ожили.

– Может быть, они не погибали, а просто играли, как будто погибают?

– Нет, они погибли по-настоящему, а потом там была черная огромная лапа с красными когтями, и все они ожили. А я пошла пить чай.

Еще ты рассказывала, что в театре «Тень» чай был очень вкусный, потому что сахар в него клали серебряными щипчиками, щипчики были очень красивыми, и дома у нас таких щипчиков нет.

Когда речь шла о театре, ты не отличала реальность от игры, но это тебе не мешало играть. И ты играла в зверей. Ну то есть ты постоянно в них играла, превращаясь, как правило, в кошку или реже в дракона и комментируя повадки кошки, что называется, в прямом эфире, то бишь непосредственно эти повадки проявляя.

Большую часть суток ты передвигалась на четвереньках, сообщая при этом:

– Кошки ходят на четырех лапах, на лапах у них подушечки, поэтому они ходят бесшумно. – Потом твой голос становится таинственным и грозным шепотом: – В подушечках у кошек когти, и они могут… – пауза, – царапаться!

Последнее слово произносилось с некоторым даже ликованием, и лучше было в этот момент спрятать как-нибудь от тебя открытые части тела, потому что поцарапать девочка-кошка могла всерьез.

Любимым развлечением у девочки-кошки был цирк зверей. Цирком этим, разумеется, могло быть любое человеческое действие, которое в исполнении кошки становилось представлением, достойным продолжительных аплодисментов. Например, вот ты умывалась утром и чистила зубы.

– Посмотрите, – кричала ты, выдавливая пасту на щетку. – Кошка выдавливает пасту! Это цирк зверей! Кошка чистит зубы! Держит щетку в лапе и чистит зубы! Это же цирк зверей!

Комментарии у тебя получались такие эмоциональные, что пена от зубной пасты летела во все стороны, каковое обстоятельство следовало считать естественной платой за представление. Желательно было, конечно, чтобы, когда девочка-кошка чистит зубы, в ванную набилась вся семья в качестве зрителей и вся семья аплодировала бы.