Позолоченные латунные кости - Кук Глен Чарльз. Страница 44
— Вы говорите с ним обо мне? — спросила Тинни.
— Да.
Я притянул ее к себе. Как всегда, чувствовалось, что она в моих объятьях как дома. Что она создана для них.
Она заплакала. Я заплакал.
— Мы сможем с этим справиться, — сказал я. — Если ты позволишь, чтобы с этим справились. Если ты позволишь Старым Костям сделать небольшие поправки… Я позволю ему поработать надо мной.
Я ляпнул это не подумав и почти внаглую солгал. Любые усовершенствования, в которых нуждался мой мозг, уже были проделаны, даже без упоминания о переделках. Возможно.
Жутковатая мысль.
Никто не хочет услышать, что нуждается в исправлении. Даже когда люди сами это сознают. Первая и естественная реакция Тинни была категорически отказаться. Я продолжал крепко сжимать ее в объятьях. И ничего не говорил. Разговоры не помогли бы. Все, о чем можно было потолковать, уже было обговорено.
Изменения в нас приведут и к изменениям в наших беседах.
Я подумал, что это шанс. Я подумал, что мы смогли бы найти путь.
Дядя Освальд открыл дверь и проверил, как у нас дела. В руке он сжимал кружку, розовый румянец на его щеках говорил о том, что он изо всех сил налегал на выпивку, наслаждаясь моим гостеприимством.
Не увидев разбросанных вокруг внутренностей, он крякнул и снова закрыл дверь.
Клинч продолжался. Тинни медленно расслабилась, отдавшись тому, в чем нуждалась. Мы должны были продолжать наши взаимоотношения. Она должна была сразиться с одержимостью, которая сделает невозможным продолжение этих отношений.
Я, без сомнения, был сбит с толку. У меня имелась Тинни, знакомая и самая уютная, хотя всегда полная эмоций и драм. А на заднем плане у меня имелась Страфа со своей удивительно могучей привлекательностью — не такой, какая обычно бывает у любого существа женского пола между семью и семидесятью годами. К ней меня тоже тянуло, без вопросов. Но дело было не только в этом, но и в интеллектуальной интриге и в уверенности, что Страфа Алгарда будет разыгрывать куда меньше драм.
Ты грязная тварь, Искушение!
Я ощутил веселье невидимого наблюдателя.
Классическая непростая дилемма.
В данный момент Тинни лидировала на фурлонг. [4] Едва расслабившись и прислонившись ко мне, она стала удобной, как разношенная обувь. Но Страфа могла поравняться с ней или даже вырваться вперед, если Тинни здесь не будет, чтобы смущать мой разум.
«Пора войти в дом, — предложил невидимый наблюдатель. — Что-то движется в темноте. Ты не захочешь оставаться снаружи, если оно двинется в твою сторону».
62
Большой званый вечер Покойника продолжался.
Я повел Тинни в его логово.
Температура там поднялась. Из-за собравшейся толпы в воздухе начали ощущаться запахи.
Пенни и Птица работали над портретами. Джимми Два Шага и младший из братьев Бутч расположились на раскладных стульях так, чтобы не путаться под ногами. Они сидели с закрытыми глазами, может быть, без сознания. Старые Кости, возможно, буравил их мозги.
Там было немного того, что можно было буравить. Как ни посмотри.
Ради художников комната была освещена ярче обычного. Лампы добавляли тепла.
Цвет лица Плеймета уже стал лучше. В нем стало больше красок и жизни. И все равно Плеймет оставался долговременным проектом. Он многого потребует от Покойника, пока будут происходить все остальные события.
Старые Кости был чудом в покойной плоти, но и у него имелись свои пределы.
Когда он найдет время, чтобы поработать над Тинни?
«Я рад, что ты заметил эту сложность прежде, чем мне пришлось упомянуть о ней самому. Я буду счастлив возложить на тебя наблюдение за расписанием».
— То есть?
Я заглянул через плечо Пенни. Она сделала несколько набросков в движении, все они изображали очень привлекательную девушку. Теперь Пенни заполняла лист изображениями в полный рост в разных позах и с разными прическами. Все, что я смог сказать, это:
— Ух ты!
Тинни не пихнула меня. Она просто выглядела удивленной и завистливой.
«Ты позволяешь воображению и ожиданиям уносить тебя невесть куда. Именно дерзкий выбор костюма делает женщину такой поразительной. Мисс Тейт и ее племянница в подобном наряде выглядели бы точно так же впечатляюще».
Я ничего не сказал, но подумал, что младшая мисс Тейт могла бы иметь преимущество перед старшей.
Веселье.
— Я не мертв. Я кое-что замечаю.
Я наблюдал за работой Пенни. Она была талантливой и проворной и без проблем находилась рядом со мной, пуская в ход уголь и набор палочек для рисования производства Объединенной, чтобы придать формы своей бригаде вымышленных девушек.
Птица занимался цветными портретами. Эта работа заставила уродливого сукина сына с ленивыми глазами выглядеть так, будто он собирался гавкнуть, податься вперед и откусить кусочек.
Тинни казалась потерянной. Я уловил, что Покойник попросил ее отойти назад и не путаться под ногами.
— Кто на этом наброске? — спросил я.
«Композиция из деталей, извлеченных из многих умов. Я не уверен, но этот человек может оказаться боссом похитителей трупов».
— Как мы до такого додумались?
«Мистер Птица — под моим руководством — создает портрет, составленный из кусочков, взятых из памяти всех, кто появлялся в пределах моей досягаемости с момента моего пробуждения. Похитители трупов — часть происходящего, и эта сторона остается неисследованной. Они собирают тела, которые потом перестраивают. Этот человек может представлять собой особый интерес. Если мы сможем его найти».
Он был прав. Такой подход не приходил мне в голову.
«Большинство из наших посетителей никогда о нем не слышали. Немногие — слышали, но только по имени… Под именем Натан. Никто из наших друзей, никто другой не знает, что они на самом деле с ним встречались, но некоторые, возможно, и впрямь встречались, сами не того сознавая».
И это, вместе с его неправдоподобной способностью устанавливать связи между вряд ли взаимосвязанными фактами, делало Покойника таким ценным.
— Он слегка похож на Барата Алгарду, — сказал я.
Тепло как будто покинуло комнату. Его милость устроился в моей голове и изучал рисунки моими глазами, сквозь призму моих предубеждений.
«Не Барат Алгарда. Глаз. Нос. Шрам».
У этого человека был шрам от ожога справа на голове, захватывающий часть уха.
«Попроси Виндвокер прийти сюда».
Тинни двинулась было за мной. Споткнулась, остановилась, повернулась, нашла складной стул, разложила его и понесла в дальний темный уголок комнаты.
Проклятье! Может, я должен заставить Старые Кости научить меня этому трюку.
Страфа уставилась на шедевр Птицы.
Сам художник устроил себе передышку, нянча бутылку спиртного.
— Я его не знаю, — сказала Страфа. — Но выглядит он знакомо.
Не сознавая, что в темноте позади нас горят зеленые глаза, она сжимала обеими руками мою левую руку. Руки ее тряслись.
— Я подумал, он смахивает на Барата Алгарду.
Я не смог назвать этого человека ее отцом.
Она уставилась на картину и крепче сжала мою руку.
— И вправду похож немного! Странно.
Страфа выпустила мою ладонь и начала двигаться, чтобы осмотреть картину под разными углами.
«У меня есть все, что нужно. Теперь ты можешь отвести ее обратно».
— Итак, что думаешь? — спросил я Страфу.
— Думаю, это странно.
— Жаль. Что ж, это все, что нам нужно.
Уже на середине прихожей я спросил:
— Ты знаешь кого-нибудь, кто называет себя Натаном?
— Нет.
Два шага.
— Погоди! Кажется, папиного дедушку звали Натан. Он умер, когда мне было четыре. Я помню, как подтянулась, держась за край гроба, чтобы на него посмотреть.
Уже в дверях кабинета Синдж Страфа добавила:
— У него не было шрама от ожога.
— Спасибо.
Вернувшись в комнату Покойника, я спросил:
4
Фурлонг — единица измерения расстояния, равная 201,16 м.