Солдат, который вернулся - Тамоников Александр Александрович. Страница 6
Николаев кивнул:
– Помню.
– Вот с ним ночь и пробухал, потом вернулся. Ленка тише воды ниже травы, а на скамье в сенях вещи собраны. Не достойная я тебе, Коля, говорит, поеду к родителям. Я, ладно, мол, что было, то было, забудем. Она ко мне. Мне же до нее дотронуться противно. Только когда выпил, в постель с ней лег. Так и закончилась та история. А через неделю сам в Москву поехал да на работу устроился. Скажешь, слабак я? Тряпка?
Николаев отрицательно покачал головой:
– Нет, Коля, не скажу. Видно, что любишь ты Ленку, раз простил. Ну а если так, то и говорить не о чем.
– А знаешь, как на душе хреново бывает, когда вспомню?
– Представляю.
– Не можешь ты ничего представить, Рома. Это пережить надо.
– Возможно, ты прав, но сейчас-то отношения в семье хоть немного наладились?
– Черт его знает. Ленка держит себя так, будто ничего и не было, молчит, когда я по пьянке напомню ей о той работе.
– Зачем напоминаешь?
– Говорю же, по пьянке. Это не я делаю, а водка.
– Не надо, Коля. Раз уж простил, то молчи. Мужик должен слово держать.
– Пытаюсь. Может, время надо, чтобы забыть?
– И время, конечно, но самое главное, ты сам постарайся забыть. Тяжело, да, но иначе семья долго не продержится. Разлетится как карточный домик. Всем от этого хуже будет. Особенно Вовке.
– Понятное дело. Мы что, уже целый час с тобой базарим?
Николаев посмотрел на часы и ответил:
– Почти, а что?
Гусев кивнул на окно:
– Петрович идет. Быстро же время пролетело.
– Да, уже пятый час.
– Да ты что?
– Так оно и есть.
– А у нас ни в одном глазу. Наливай, Рома, черт с ней, с семейной моей бестолковой жизнью, сегодня твой день. Приезд отмечаем. Веселиться будем.
– Получится?
– А чего? Гармонь принесу, выпьем, споем. Катька придет, она певунья еще та, да и тетка Марина тоже раньше в хоре самодеятельности пела.
Николаев улыбнулся:
– Помню, как этот хор на Первомай выступал. Мы тогда классе в третьем-четвертом были.
– Вот и посидим. Рома, Петрович говорил, будто тебя по ранению уволили, да?
– Если быть точным, Коля, то по состоянию здоровья.
– Но ранен-то был?
– Был.
– И где ж тебя зацепило?
– Догадайся с трех раз.
– На Кавказе?
– Точно. Но не будем об этом. Служба в прошлом, впереди гражданка. Думал, сниму форму и заживу легко, свободно, а оказывается, на гражданке не все так просто.
– Это в армии, Рома, просто, а на гражданке не сахар. Ладно, все, хорош.
В комнату вошел Петрович и спросил:
– Наговорились? Или мне на крыльце обождать?
– Проходи. Чего в сумке-то?
– Марина Викторовна просила передать тебе, Рома, свежие пирожки. Они с Катькой придут, как та вернется с работы. Значит, где-то через час.
– У вас магазин до пяти работает?
– Да в нем и в четыре делать нечего, но Арсений заставляет пахать до семи вечера. А Катька решила сегодня короткий день сделать. Уж очень ей, видно, не терпится посмотреть на тебя, Рома.
– Я тоже хочу встретиться. Помню, классе в девятом я ухаживать за ней пытался, да только не смотрела на меня Катя.
– Дура была, малолетка. Встретитесь, если этот крысеныш Арсений не заявится. А он может приехать.
– Как приедет, так и уедет, – проговорил Николаев.
– А вот этого не надо, Рома. С такими козлами лучше не связываться. Себе дороже выйдет. Да и Катьке тоже.
– Знаешь, Петрович, плевать я хотел на твоего Арсения.
– Какой он мой? Я таких моих в гробу видел. Давай-ка еще по сто граммов, а то бабы могут заявиться не через час, а через десять минут. С ними так просто не выпьешь.
– Что-то хреновая у тебя сегодня самогонка, Петрович, – заявил Гусев. – Я уже больше пол-литра в себя влил, а не берет.
– Это у тебя, Коля, состояние такое, что первач не забирает. Но только поначалу. Потом так вдарит, что пополам переломишься. Ты уж поаккуратней.
Петрович налил всем по сто граммов. Мужчины выпили, успели перекурить. Ровно в пять часов в дом вошли Марина Викторовна, жена Петровича, и Екатерина, их дочь.
– Ну, здравствуй, Роман! – Марина Викторовна обняла Николаева.
– Здравствуйте, тетя Марина! Рад вас видеть.
– Красавец, ничего не скажешь, – кокетливо улыбаясь, проговорила Екатерина. – Сразу видно, человек военный, стройный, подтянутый, не пропитой, как некоторые.
– Это ты меня, что ли, имеешь в виду? – спросил Гусев.
– Что ты, Никола! Присутствующих это не касается.
Роман ответил на комплимент:
– Да и ты, Катя, красавица, впрочем, как и всегда.
– Я привлекательна, да, Рома?
– Конечно.
– Ну, началось. Самая очаровательная и привлекательная. Как в фильме, в натуре, или в басне. Кукушка хвалит петуха! – Гусев усмехнулся.
– Не влезай, – осадила его Екатерина.
Она действительно выглядела прекрасно. Полнота не портила ее фигуру. Ни морщинки на в меру подкрашенном лице, аккуратная прическа, притягательные завитушки светлых волос на висках, обтягивающее, но не откровенное платье, ухоженные руки, пальцы без накладных ногтей, но красивые.
– Хороша, слов нет.
– Вот, Гусь! – Екатерина повернулась к Николаю. – Учись, как надо с женщинами обращаться, а то наши мужики, как зайдут в магазин, только и могут: «Катька, водки дай!»
– Проходите, гости дорогие, – предложил Николаев.
– Сразу видно, что сидели одни мужики, – заявила Марина Викторовна и сказала дочери: – Давай-ка, Катя, приведем стол в порядок. Пепельницу в ведро и во двор. Задымили весь дом! Бутылку пустую туда же. Самогон убирай, я закуску сменю.
– Началось, – проговорил Петрович. – Если хочешь испортить вечер, позови баб.
– А ты не ворчи, старый, – отрезала Марина Викторовна. – Лучше дров еще принеси, прохладно.
Через полчаса женщины навели порядок. Стол был накрыт заново. Марина Викторовна разложила по тарелкам еще горячее картофельное пюре с котлетами, убрала консервы, аккуратно нарезала колбасу. Катя сделала бутерброды. На столе появилась бутылка водки и шампанское. Остался там и недопитый самогон.
Марина Викторовна спросила Гусева:
– Ты как, Коля?
– А что я? – удивился тот.
– В норме?
– В полной.
– Супругу не хочешь пригласить?
– Нет! – отрезал Николай.
– Ну и ладно, дело твое. Разливай, Степан, – велела она мужу.
Николаев открыл шипучее вино и разлил его в фужеры, которые достала из буфета Катя. Сам хозяин дома, разумеется, напрочь забыл о них. Все понемногу выпили.
Екатерина все чаще бросала взгляды на Романа. Она улыбалась, когда Николаев отвечал ей.
– Глядите, а Катька никак запала на Ромку, – заявил Гусев.
– Что ты такое говоришь, Коля? – так же улыбаясь, воскликнула Марина Викторовна и обратилась к Николаеву: – Ты бы рассказал, Рома, где и как служил. А то у нас тут в селе разговоров о тебе много. Мол, воевал, ранен был, поэтому и уволился.
– О ранении и увольнении Петрович рассказал?
– А что в этом такого? Правду, Рома, от людей не утаишь.
– Служил, тетя Марина, нормально. Под Москвой прапорщиком. Пришлось повоевать, но немного. Ранение получил легкое и случайно. Так что ничего героического. А списали даже не потому, что не годен для дальнейшей службы. Повод хороший нашли – ранение. Сейчас же повсюду сокращение идет.
– Так и не женился? – спросила Екатерина.
Гусеву не надо было пить водку.
Он начал быстро пьянеть и понес чепуху:
– Как же он, Катька, женился бы, если ждал, когда ты разберешься с мужем, а теперь вот с хахалем?
Николаев одернул друга:
– Коля, помолчи!
– Вот, правда-матка глаза режет. Ладно, заткнулся. Я кто? Пустое место. Это Рома у нас герой, а я – олень рогатый.
Петрович вздохнул и заявил:
– Перебор вышел.
Марина Викторовна толкнула мужа локтем:
– Говорила тебе, куда два литра первача несешь? Вот и получай перебор.
– Тихо! – крикнул Гусев. – Гулять будем. А где и как он служил, я сейчас покажу. В Подмосковье, ага?!