Путь в Обитель Бога (СИ) - Соколов Юрий Юрьевич. Страница 90
— Первоевангелия у нас нет, — ответил я. — Но есть другая вещь, которой хочет завладеть ваш Магистр… Кстати, где он?
— На заставе, — сказал Соломон, и тут же пояснил: — На тропе, с той стороны Границы есть застава. Преподобный выехал туда вчера вечером. Он и сейчас там, собирается сюда. Я сам видел, когда крался мимо.
«Считает, что мы уже мертвы, — подумал я. — Тогда не такой уж он и ясновидящий. Или тоже ничего не чувствует, пока мы поблизости от Границы?»
— Сколько там всего ваших людей?
— Четверо постоянно дежурят на заставе. И ещё несколько человек выехало из монастыря с Магистром. Сколько точно, я не знаю, но преподобный не любит, когда его сопровождает большая свита. Всего будет… Может восемь, может десять.
Прикинув, что хуже — сотня ибогалов сзади или десяток верунов впереди, я без колебаний выбрал последнее и обратился к Солу:
— Послушай, мы сейчас уйдём отсюда — все, кроме девушки. Позаботишься о раненом? — Соломон кивнул. — И за нею присмотри тоже. Она побывала в лесу, у бормотуна… Понимаешь, что это значит? Вижу, понимаешь. Не отпускай её никуда, а мы быстро.
Одной из особенностей Границ является то, что через них не передаются звуки. Мало того, что ты ничего не видишь на другой стороне, так ты ещё и не слышишь ни хрена. Проходимые участки достаточно тонкие, если только можно так выразиться, но всё равно нельзя высунуть голову с Додхара на Землю, чтобы посмотреть, что происходит на Старой территории. Или ты здесь, или уже там — и никак иначе.
Мы рисковали нарваться на Иеремию сразу после перехода, но и он рисковал не меньше, да ещё ничего не зная об этом. Раз четверо неотлучно находились на заставе, то он не мог взять их с собой, и перевес его группы над нашей был бы минимальным. Однако мы ни с кем не столкнулись. А вот заставу увидели сразу же.
Она располагалась на единственной тропе в ущелье, склоны которого поросли редким кустарником, тонкими осинами и кривыми низкорослыми соснами. За двести шагов от неё ещё попадались большие, скатившиеся со склонов валуны, но перед самым укреплением тянулось открытое пространство. Монахи убрали оттуда все камни, использовав их для строительства стены в рост человека с разрывом посредине. Менее чем в десяти шагах они возвели ещё одну стену, края которой не доходили до склонов ущелья, и въехать на заставу можно было только зигзагом. Через полтораста шагов дальше по тропе возвышалась подобная же конструкция, а над всем этим господствовало расположенное выше по более крутому левому склону пулемётное гнездо. Стенка, защищавшая его полукольцом, была невысокой, но пулемётчик за ней был почти неуязвим для тех, кто вздумал бы напасть на заставу.
Всё это я рассмотрел, забравшись высоко по левому склону ущелья. Здесь почти не было укрытий, но это означало, что наблюдатели на заставе менее пристально за ним следят. Добравшись до узкой глубокой лощинки, которую промыла стекавшая с гор вода, я оказался почти у заставы, но высоко над ней, и решил, что лучшей позиции нечего искать, иначе я рискую свалиться на головы монахов. Пулемёт отсюда не было видно, зато остальное — отлично. Доползший со мной вместе до лощинки Тотигай облизнулся и выжидающе поглядел на меня. А что я мог ему сказать? Для штурма заставы в лоб понадобился бы отряд вдесятеро больше нашего.
— Слушай, — прошептал я керберу, — тебе придётся побегать. Слетай обратно через Границу, возьми Генкин автомат и все гранаты к подствольнику. Они в моём рюкзаке. Если не справишься с завязками, попроси Сола. Отдашь автомат Орексу — пусть расстанется со своей винтовкой, от неё внизу никакого толку. Начинаете по моему выстрелу. Я присоединюсь к вам, как только смогу.
Мой план был не самым худшим из тех, которые мне приходилось осуществлять. Плохо было лишь то, что я никак не успевал спуститься к заставе одновременно с тем, когда до неё добежит моя троица внизу. Вторым слабым местом плана был вражеский снайпер. Судя по тому, с каким умением и предусмотрительностью монахи расположили заставу, они просто не могли не посадить снайпера на один из склонов. На правом имелось столько удобных мест, что я даже не подумал тратить время, рассматривая их через оптику. На моём склоне таких мест было меньше, но зато я не мог видеть их из своей лощины.
Вскоре я заметил Тотигая — он полз промеж камней на брюхе к тому месту, где находились Бобел и Орекс. В зубах у него был зажат Генкин «калаш». Потом моё внимание отвлёк шум на заставе. Там стояли осёдланные кони, людей видно не было. Наконец по отдельным звукам, доносившимся снизу, я догадался, что на заставе идёт богослужение, и проходит оно там, где стоял пулемёт. Ждать пришлось долго, но вот показался высокий человек с длинными чёрными волосами, доходившими ему почти до пояса, лицо скрывали борода и усы. По тому, как уверенно он шёл и как бросился вперёд один из монахов, спеша взять под уздцы самую рослую лошадь, я понял, что это и есть Иеремия. Он вскочил в седло, как и пять его спутников, но выезжать не спешил, а ведь мы должны были напасть как раз тогда, когда всадники окажутся на открытом месте. Я полагал, что моя винтовка и пулемёт Бобела сделают своё дело, не оставив в живых никого, кроме коренных, так сказать, обитателей заставы, после чего Бобел и Орекс постараются подавить пулемётное гнездо. Но Иеремия медлил: он говорил что-то выстроившимся перед ним всадникам и двум пешим. Сколько можно прощаться?.. И тут до меня дошло, что он произносит проповедь.
Очевидно, Иеремия, как и все мелкие диктаторы, обожал звук собственного голоса. Минуты шли за минутами, а он не думал давать сигнал к выступлению. Вот пустомеля! Однако я не мог не отметить, что пулемётчика он оставил в гнезде даже несмотря на проповедь. И ещё одного пешего не было видно, что косвенно подтверждало мою догадку о снайпере. Впрочем, я мог и ошибаться — вдруг Иеремия взял кого-то из заставных с собой, и он сейчас сидит на лошади?
Не имея возможности ничем развлечься, я принялся внимательно рассматривать Иеремию в оптический прицел. Может, просто его шлёпнуть? У меня уже палец чесался, но убийство командира в данной ситуации не только не шло нам на пользу, но ещё больше всё осложняло. Терпение, Элф, терпение… Я на секунду отвлёкся, чтобы несколько раз моргнуть, — глаза устали, — а когда вновь взглянул на Иеремию, то обнаружил, что он смотрит прямо на меня.
В другой ситуации я бы решил, что он случайно повернулся в мою сторону. Но сейчас был уверен, что повернулся он не случайно: Иеремия знает, где я, знает, что в него целятся, и бог его знает, что он знает ещё. Чёртов созерцатель! Недолго думая, я нажал на спуск. И будь я проклят, если он не угадал момент выстрела и не уклонился, дёрнув коня в сторону. Я выстрелил вторично, потом в третий раз, но достал его только с четвёртого, да и то потому, что конь под ним ясновидящим не был и не знал заранее, в какую именно сторону надо скакнуть. Пуля ударила Иеремию в плечо, но из седла его не выбила. Пешие монахи метнулись в укрытие, всадники пытались успокоить дыбившихся под ними полудиких лошадей, напуганных щелчками пуль о камни вокруг них. Двое соскочили с сёдел и бросились под защиту стен. Я пустил в Иеремию пятую пулю, шестую — промах, промах! Такого со мной ещё не случалось. Снова попал я аж с восьмого раза, но не в созерцателя, а в то место, где монахи хранили взрывчатку. Бес его знает, зачем она лежала посреди открытой площадки под брезентом — наверно, просто не успели перенести её, куда хотели. Рвануло так, что Иеремию подбросило вверх и швырнуло через стену заставы вместе с лошадью, а остальных всадников разбросало в стороны. Один из них сразу вскочил и побежал к пулемётному гнезду, резко свернув в бок, когда в гнезде одна за другой начали рваться гранаты, выпущенные навеской Орексом.
Слишком увлечённый стрельбой по Великому Магистру, я не сразу заметил, что сам нахожусь под обстрелом. Пуля ожгла мне спину, содрав кожу, и следом ещё одна ударила в скалу совсем рядом. Скатившись на дно лощины, я быстро пополз вниз, осторожно высунулся и стал осматривать противоположный склон. Краем глаза я заметил внизу Бобела и Орекса, бежавших по открытому месту к заставе; далеко их опередив, туда же мчался Тотигай. Он первым достиг стены и, расправив крылья, перемахнул через неё, обрушившись сверху на одного из всадников, пытающегося поднять с земли свою лошадь.