Чертово колесо - Гиголашвили Михаил. Страница 109

— Она давно наша, — заухмылялся Зуб, снимая ведро и облизывая голову острым и длинным, как пальмовый лист, языком. — И другие будут наши… Бери ее, хочешь?.. Поменяемся?.. Ты нам — ведро жаб, а мы тебе — Баджи, а?.. — вдруг милостиво предложил он, любовно вылизывая губы несчастной.

А бесу вдруг увиделась на виске родинка. Опять та женщина!.. Она снова тут!.. Она преследует его! Хочет увести с собой под землю, в смерть!.. И он в ужасе бросился бежать через огород.

Духи замахали лапами:

— Стой, куда? — и припустили следом.

Они не дали ему уйти. С ворчаньем повалили в грязь и принялись мутузить изо всех сил. Коготь царапал острыми фалангами, а Зуб норовил поддеть клыками. Но они были намного слабее беса. Он сумел сбросить врагов и, прижав уши и ощетинившись, сам напал на них: Когтя придавил задней лапой к земле, отчего тот по-щенячьи заверещал, а Зуба поднял в воздух и щелчком отгрыз ему кончик хвоста.

Кинув раненых духов, бес поспешно убрался прочь — сейчас набегут местные кровососы, с ними тягаться — себе вредить. С трудом нашел свою конуру и долго ворчал и ворочался, укладывая увечное крыло, которое после стычки ныло и дергалось сильнее обычного. Боль так раздражала его, что бес загнал в щель любопытного скорпиона и передавил всех мышат, сдуру начавших свои молчаливые игры. И в отчаянии царапал стенки конуры до тех пор, пока не затих в дурном сне. А во сне увидел шамана, грозящего ему кнутом. Сам шаман был ростом с дерево, кнут изогнут, как гадюка в агонии. А выше него, в небе, бился оранжевый огненный бубен в руках какого-то светлого великана, который выше гор и увенчан облаками…»

Закончив чтение, Ната напряженно сказала:

— Все. Больше читать не будем! Мне не нравится, когда мучают людей. Так не должно быть!

Гоглик искоса поглядывал на нее, не решаясь спорить. Зачем? Себе дороже. Еще обидится. Да и ему, признаться, тоже не нравится, когда людей закапывают в землю. Хотя, может, эта Баджи и правда в чем-то провинилась?..

Он поделился этой мыслью с Натой, но девочка не хотела ничего слушать:

— Даже если и виновата — ну и что? Кто дал такое право? Сейчас не рабское время! Противный этот бес шляется, где попало, со всяким сбродом!

— Так он ведь кадж рогатый, не знает, что можно, а что нельзя! — убежденно ответил Гоглик, помня, как недавно во дворе тоже кого-то упорно ругали «глупым каджем» и грозились обломать рога. — И кстати, в сказках всегда обязательно кого-то мучают! — вспомнил он.

— Мучают, чтобы потом Бог спас, — нравоучительно заметила Ната.

— Хорошенькое дельце — всю жизнь мучить, а потом один раз спасти! — удивился Гоглик. — Не надо мучить — и спасать не надо! Этот Бог, видно, с ума сошел в атмосфере своей, раз такие понты кидает. По-моему, лучше всех в покое оставить. Тогда ни мучить, ни спасать не надо. Делать Ему нечего, что ли?

— Нельзя так про Бога говорить! — одернула его Ната и стала собирать кульки из-под еды.

— А куда бес попал, я что-то не понял… — расправляясь с последним «язычком», пробубнил Гоглик.

— В город Варанаси… По телеку говорили, что в святой корове живет триста миллионов богов…

— Вот бы в Индии побывать! — от всей души пожелал Гоглик, пропуская мимо ушей чушь про триста миллионов. — Поехали бы вместе, по базарам походили, всяких мошек поели бы!

— Может, и поедем… Мама говорит, скоро можно будет ездить, были б деньги. Но пока паспортов нет — никуда не пустят.

— Да. Скорей бы уж! — в сердцах сказал Гоглик. — А то ни в Индию съездить, ни в загс сходить…

— С кем это ты в загс собрался? — удивилась Ната, но Гоглик ушел от прямого ответа:

— Так просто говорю… К примеру…

— Ладно. Собирай мусор в кулек, надо на алгебру успеть!

— Мусор, алгебра, бесы, Индия, объем круга, — заворчал мальчик, но ослушаться не посмел и начал собирать бумажки под ногами Наты, отчего у той почему-то зачесались щеки и погорячели уши.

— Что? У кругов есть объем? — удивленно подняла она бровки. — Вот не знала!

— А как же! Смотря какие круги! — ухмыльнулся Гоглик во весь рот, сам не зная отчего.

Ната покраснела, уловив в его словах какой-то скрытый постыдный намек. И по дороге из подвала не принимала его руки, когда он хотел помочь ей перелезать через горки кирпичей и ломаные оси.

45

В остервенелом состоянии Пилия возвращался в город. Промчавшись по шоссе туда и обратно в поисках воров и не найдя никого — да и кого искать? — он накинулся на буфетчика и избил его до бесчувствия, требуя имя клоуна в белых рейтузах, но буфетчик только пускал кровавую слюну и разбитыми губами клялся, что ничего не знает.

Неожиданно подъехала милиция. Двое сотрудников уняли Пилию. Ни известие, что он их коллега, ни удостоверение не произвели особого впечатления, хотя и были встречены одобрительными кивками. Милиционеры предложили написать заявление. По их лицам Пилия понял, что тут наверняка нечисто — очень уж скоро приехали, слишком деловито отняли у него буфетчика, быстро вытащили ручку и бумагу, чересчур участливо смотрели на Пилию, предлагая написать заявление о грабеже и вскользь интересуясь, что за ценности хранились у него в багаже, откуда и куда он едет и почему так зверски избил буфетчика.

Послав их мысленно к черту, сквозь зубы пообещав буфетчику, что завтра он вернется и тогда тому несдобровать по-настоящему, Пилия раздраженно спросил у сотрудников, кто их вызвал. Они ответили, что вызвал буфетчик по факту ограбления машины, кто же еще? Это его обязанность! И они просят Пилию написать заявление и указать, что именно у него украдено.

— Завтра приеду, напишу! — буркнул Пилия, сел в их «канарейку» и доехал с ними до Хоби, причем сотрудник за рулем все сетовал на участившиеся грабежи, а второй проклинал Горбачева и перестройку, изредка косо посматривая на Пилию, который теперь совершенно точно уверился, что они появились для того, чтобы увезти его подальше от закусочной. Или воры послали их посмотреть, как там дела?.. Если так, то они, может, уже знают, что в чемодане. Хотя нет — вряд ли нормальный вор расскажет ментам о чемодане с опиумом!

«Ничего, до всех доберусь!» — в ярости думал Пилия, пересаживаясь на КПП в машину усатого рейсовика, где нашлось одно свободное место.

Как под гипнозом ехал до самого Тбилиси, мало понимая, где он и что происходит. Пилия был в шоковом состоянии и поминутно курил. Ему казалось, что у него украли не чемодан, а все нутро. Единственное, что вертелось в его опустевшей тяжелой голове, — это то, что завтра надо вернуться в проклятую закусочную и выбить из буфетчика имя обезьяны в рейтузах. Других ниточек нет. Простую мысль, что буфетчик может ничего не знать и это дело рук залетных гастролеров, Пилия отвергал начисто. Это, безусловно, местные мастера с отработанными трюками — залетные не стали бы так нагло действовать… Тем более, что машина, без парприза, вся в грязи — не очень лакомый кусочек. Значит, местные, подбирают, что плохо лежит… И чего залетным делать в кафе на шоссе? Они воруют в городах, наугад… Нет, это дело рук местной нечисти… А раз так, то буфетчик должен их знать — и точка!

Больше Пилия ничего придумать не сумел и смотрел в окно застывшим взглядом. Ему казалось, что какая-то крепкая рука вышвырнула его из жизни. Кулак разбил его мечту, где он нежился в блаженстве. Рассеялась завеса воздушных замков и земных. Жизнь бросила лицом в грязь.

«А может, наказание за то, что дал слово Богу, но убил Паико?» — вдруг испугался Пилия и похолодел. Он дал слово Богу никогда никого не бить и не мучить, Бог поверил ему, спас от узбеков, а он убил Паико и выбросил труп в окно… Да, это расплата…

Поздно вечером, едва он успел ввалиться в квартиру и принять душ, ему позвонил Мака и с ходу сообщил, что надо брать Сатану.

— Какого Сатану? — не понял Пилия.

Мака в двух словах объяснил, в чем дело. Уже день он водит Сатану, майор приказал брать, но никого из сотрудников нет на месте, а один он не решается это делать — бугай здоров, явно опасен и может пропасть в любую минуту. Пилии он позвонил на всякий случай, даже не знал, что он приехал.