Сроку давности не подлежит - Кузьмин Сергей Трофимович. Страница 52

Уже на территории Германии мне пришлось лишний раз убедиться, насколько глубоко нацистские идеи проникли в сознание многих молодых людей. Читая мемуары Э. Хонеккера, я обратил внимание на то, что этого убежденного коммуниста, освобожденного из фашистской тюрьмы лишь в результате разгрома гитлеризма, поразила эффективность фашистской идеологической обработки германских юношей и девушек. «Они выросли и формировались при фашизме, — пишет Э. Хонеккер, — были обмануты им и использованы для неправого дела, и они все еще находились под влиянием нацистской идеологии» (Хоннекер Эрих. Из моей жизни. М., 1982, с. 106.).

Нацистская же идеология, если отбросить национализм и социальную демагогию, широко использовавшиеся гитлеровцами, — это идеология человеконенавистничества, варварства и средневекового мракобесия.

В дни Нюрнбергского процесса на митинге, состоявшемся в Сан-Франциско, Константин Симонов, прошедший через всю войну, очень точно сказал о фашизме:

«Фашизм — это человеконенавистничество,

Фашизм — это презрение к другим народам,

Фашизм — это культ грубой силы,

Фашизм — это уничтожение человеческой личности,

Фашизм — это идеология, при помощи которой один человек хочет поставить ногу на шею другого человека и сделать этого другого человека рабом».

Культ силы, сильной личности, германского «сверхчеловека», призванного править миром, явился главным средством тотальной идеологической обработки, которой была подвергнута значительная часть населения, особенно молодежь. Немецкому солдату внушали, что великодушие и жалость — признак слабости, а наличие не только стальных мускулов, но и стальных нервов, железного сердца — свидетельство подлинного рыцарства. Высшим выражением моральных качеств человека объявлялась война. Основой жизнедеятельности общества провозглашалось право сильного диктовать свою волю слабому. Абсолютизировалась формула Ницше: «Наука — это форма обмана». Отсюда следовало превращение лжи, клятвопреступничества, аморальности, изуверства в важнейшие методы политики и идеологической обработки масс, в том числе и трудящихся. «Большинство их, — писал В. Ульбрихт, — разучилось понимать взаимосвязь политических явлений. Дух милитаризма и расизма глубоко проник также и в ряды рабочего класса» (Ульбрихт В. К истории новейшего времени. М., 1957, с. 53.). И вот этот ослепленный опримитивизированным ницшеанством, составлявшим основу фашистской идеологии, ландскнехт изощрялся в истязаниях и убийствах, стараясь доказать и себе, и всем окружающим, что он действительно «полубог», свободный от всех слабостей, присущих обычному человеку.

Другая сторона человеконенавистнической «теории сверхчеловека» состояла в том, что «слабейший» самой природой обречен на подчинение или уничтожение. И если он не понимает этого, сопротивляется, то нужно сломить его, превратить в бессловесного раба, способного лишь с ужасом взирать на увешанного современным оружием «полубога».

Такое убеждение гитлеровского солдата основывалось на извращенной оценке опыта второй мировой войны, когда в ее начальном периоде десятки миллионов жителей Европы оказались под пятой гитлеровских оккупантов. Представление, что только немцы способны создавать самое скорострельное и дальнобойное оружие, что только они обладают храбростью и другими «рыцарскими» качествами, что только у них, наконец, есть фюрер, превосходящий всех деспотов и завоевателей мира, было широко распространено среди германских военнослужащих. В результате побед Советской Армии такое одностороннее представление стало меняться. Но, даже находясь в осажденном Берлине, фашисты еще продолжали на что-то надеяться: то на новое секретное сверхоружие, то на раскол среди союзников.

Сражаться с людьми, уверенными в своем могуществе и неуязвимости, было нелегко. Их можно было сломить превосходящей силой, причем не только военной, но и морально-психологической. Такую силу дала нашему народу Коммунистическая партия, ставшая душой всенародного сопротивления врагу. Как признавался фашистский генерал Гудериан, «главное преимущество Советов в минувшей войне — это сила их идей».

Фашистской идеологии человеконенавистничества партия противопоставила реальный гуманизм марксизма-ленинизма, свободолюбие советских людей, их интернационалистскую солидарность со всеми, кто боролся против фашизма. Вступив в единоборство с гитлеризмом, советские воины спасали все народы Европы, все человечество. И в то же время, совершая беспримерный в истории подвиг, они ничего не требовали за свой героизм: ни славы, ни почестей, ни какой-то особой признательности освобожденных народов.

Советские люди были хорошо идеологически и психологически подготовлены к испытаниям, выпавшим на их долю в ходе войны. В послевоенные годы историки не раз обращались к анализу причин наших временных неудач на фронте. Назывались многие факторы, облегчившие успехи гитлеровских войск в начальный период войны. Но, насколько мне помнится, никогда не ставилась под сомнение эффективность идеологической работы партии, сумевшей воспитать целое поколение, так героически проявившее себя в борьбе против фашизма.

Главное, что удалось сделать партии, — это пробудить у советских людей чувство личной ответственности за судьбу социализма, за его настоящее и будущее. Мой боевой опыт свидетельствует, что солдаты, даже оставшись без командира, продолжали мужественно и умело сражаться, заставляя врага дорого оплачивать каждую свою военную удачу. И сейчас хорошо помню своих товарищей по фронту: командиров, политработников, красноармейцев. Жили мы тесной семьей, помогая друг другу в трудную минуту. Офицеры смотрели на рядовых как на младших братьев, заботиться о которых — естественный долг старших. Рядовые видели в офицерах не только старших по званию, а, таких же как они, защитников Родины, но только более опытных, более профессионально подготовленных и поэтому наделенных большими правами и большей властью.

Из рассказов пленных мы узнавали, что между офицерами и рядовыми в германской армии — стена, что у противника поощряется и насаждается атмосфера взаимной слежки, недоверия, подозрительности, что раненый немецкий солдат не может быть уверенным в том, что его не пристрелят свои же. Конечно, в трудных фронтовых условиях и у наших людей иногда сдавали нервы. Но даже проступки, совершаемые советскими воинами, не могли перечеркнуть главного — того, что огромное большинство военнослужащих живет только одним стремлением — как можно быстрее разгромить врага.

Иным было отношение советских воинов к неприятелю. Все мы, конечно, люто ненавидели фашизм, и не было жертвы, на которую мы не пошли бы, чтобы как можно быстрее добиться Победы. Но когда враг сдавался, солдаты не истязали, не унижали его. Наоборот, оказывали им необходимую медицинскую помощь, снабжали продовольствием, обеспечивали крышу над головой. То, что впоследствии увидел я в немецких лагерях для военнопленных, не имело ничего общего с теми условиями, в которых находились захваченные в плен немецкие военнослужащие.

Так же гуманно относилась Советская Армия к мирному населению Германии. Оказавшись на немецкой земле, я не раз слышал рассказы немецких граждан о том, что советские военнослужащие помогали населению продовольствием, оказывали содействие в восстановительных работах, в налаживании коммунального хозяйства, торговли, общественного транспорта и т. д. Советская Армия не мстила старикам, женщинам и детям. Она пришла в Германию с иной целью: до конца искоренить фашизм и сделать невозможным его возрождение.

Пока не закончилась война, еще не поверженный противник оставался врагом. Но советский солдат не мог использовать оружие, врученное ему народом, для личной мести. Страшные картины фашистского разбоя не ожесточили душу советского воина, и в годы войны сохранившего прекрасное чувство человечности.

Если говорить о главном итоге войны, то можно сказать, что в ней выстоял и победил советский человек, воспитанный Коммунистической партией и вооруженный самым могучим оружием современности — марксизмом-ленинизмом.