Атомный спецназ - Гончар Анатолий Михайлович. Страница 3
– Начальникам служб закончить проверку, – голос комбата возвестил об окончании смотра, – о недостатках доложить…
Затягивать построение никто не собирался, все доклады выглядели как один: «Недостатков нет (а если и имеются, то легко устранимые), группы к выполнению боевого задания готовы».
Глава 2 Пеший «туризм» по «Заповедным местам»
Но вот и остался позади привычный строевой смотр. Оружие заряжено, произведена посадка в машины, и тяжелые бронированные «Уралы», взревев двигателями, выбравшись на ведущую от ПВД асфальтовую дорогу, покатили к видневшемуся на горизонте населеннику. Миновав его, колонна свернула с главной дороги и понеслась по проселкам, не слишком выбирая путь.
– Не дрова везешь! – кричал Калинин после каждой глубокой рытвины, грозя водителю смертными карами, в тщетной надежде, что он будет им услышан.
– Уймись! – не выдержал Маркитанов, в отличие от бойца, прекрасно понимавший причину столь «упоительной» гонки.
– А чего он? – буркнул Константин, но все же заткнулся и, закрыв глаза, притворился спящим.
Вторая группа второй роты все ближе и ближе приближалась к месту десантирования и началу своего первого боевого выхода. Первого для бойцов и… черт знает какого для ехавшего вместе с ними прапорщика. Но если кто-то думает, что он совершенно не волновался, то он ошибается. Возможно, Дмитрий гораздо больше других представлял ожидающие их опасности – район разведки оказался плотно минирован и своими, и чужими минами. Мины… Именно сейчас, перед первым после долгого перерыва выходом, воспоминание о последствиях их срабатывания невольно вызывало у Дмитрия бегущий по спине холод. Да, именно так. Первый выход после долгого перерыва давался не без внутренней робости. Правда, Дмитрий знал, был уверен, что ко второму, третьему заданию собственное сознание смирится с возможностью плачевного исхода. Появится фатальная уверенность (или даже скорее некая самоуверенность) в собственной удачливости. Но это потом, а сейчас Маркитанов волновался и переживал не меньше прочих, разве что лучше скрывал терзавшие душу чувства под маской своего обычного равнодушия. Меж тем страшные воспоминания будоражили ум, не давая отвлечься на что-либо более приятное. Даже попытка вызвать образ супруги закончилась непроглядной тьмой поднимающегося разрывного облака. Разорванный до середины берец завершал созданную картину.
Раздраженно сжав кулак, прапорщик открыл глаза и уставился в сосредоточенное лицо Кадочникова. А полностью погруженный в свои мысли Василий не замечал ни постоянно встречаемых колесами автомобиля ям, ни пристального взгляда своего командира. Все его чувства устремились вперед, навстречу предстоящему заданию. Глядя на него, Дмитрий вспомнил состоявшийся накануне разговор и невольно усмехнулся:
– …товарищ прапорщик, разрешите я тысячу двести возьму? – попросил Василий, имея в виду дополнительные патроны.
– Вась, тысячи за глаза, – отрезал прапорщик, – эти-то дотащи.
– Дотащу, – самоуверенно заявил Кадочников. И, молодцевато двинув плечами, хитро улыбнулся.
– Ну-ну, – в голосе Маркитанова заметно прибавилось скепсиса.
– Но вы же, говорят, когда были пулеметчиком, по полторы тысячи таскали!
– Говорят – кур доят, – прапорщик не стал ни отрицать, ни подтверждать сказанное. – Сказал тебе – тысячи за глаза. Посмотрим на группу и на следующий выход, может быть, еще пару сотен добавим. Но их потащите не вы, пулеметчики, а автоматчики ваших троек. Ваших троек. Понятно?
– Но я…
– Молчи, Вась, молчи. Ну тебя на фиг. Надоел. На одно БЗ сходишь и поглядишь. По мне, чем опытнее вы бы становились – тем меньше я бы брал боеприпасов, а не наоборот. Вот так вот. – Дмитрий улыбнулся.
– А как вы думаете, боестолкновение на этом БЗ у нас будет? – видимо, этот вопрос мучил Кадочникова давно, но задать он его решился только сейчас.
– Будет – не будет, я не бабка-гадалка, как повезет, – отказался отвечать на заданный вопрос Дмитрий. – Да ты, Вась, не переживай, молодой еще, навоюешься!
– Да, навоюешься, – Василий повесил нос и удрученно махнул рукой, – говорят, наш отряд из Чечни скоро выведут.
– Выведут, и что? – пожал плечами прапорщик. – Ты думаешь, на Чечне свет клином сошелся? Не будет Чечни – будет что-то еще. Спецназ долго сидеть на попе ровно не станет. Не такое сейчас время! – он не договорил и, махнув рукой, пошел прочь, мысленно рассуждая о том, скольких еще парней он будет вынужден проводить в последний путь, прежде чем все эти локальные войны наконец закончатся. Да и закончатся ли они вообще?
– Товарищ прапорщик, – придвинувшийся к Маркитанову Калинин, сбросивший вечную маску высокомерия, выглядел непривычно осунувшимся, а взгляд казался тусклым и даже скорбным.
«Вот и началось», – подумал прапорщик, опасаясь своих самых худших опасений.
– Да, Костя, слушаю, – он попытался придать своему лицу всепрощающее выражение.
– Товарищ прапорщик, у меня брата в тюрьму посадили… – не ходя вокруг да около, сообщил Костя.
Маркитанов окинул бойца взглядом, соображая, правду тот говорит или снова придуривается. По всему выходило, что правду.
– А у нас мама – сердечница, – боец замолчал, видимо, подбирая слова.
– За что же его так? – нарочно не акцентируя внимания на больной матери, уточнил прапорщик. При этом он старательно делал вид, что не замечает заблестевших глаз рядового Калинина.
– Да связался он там с одними, – начав откровенничать, Константин все же не захотел распространяться о «подвигах» своего брата. – Но он, товарищ прапорщик, уже давно отошел от этого. Женился. Два сына. Его за прошлое подтянули. Семь лет дали.
– Ни хрена себе! – видимо, в деле было что-то действительно серьезное. И, неверно угадав смысл затеянного разговора, предложил: – Может, тебе на БЗ не идти? Я сейчас групперу скажу. Я понимаю, мать все-таки. С комбатом потом переговорим. Он поймет. Отправим домой.
– Нет, нет, – горячо зашептал Калинин, – я не для этого, я с ребятами до конца. Я только вам. А маме я написал, что в Германию на заработки уехал, на полгода. Брат, конечно, знает. Так что я тут, с ребятами. Да вот только… мне бы Лиде, жене брата, деньги отослать.
– Придем с БЗ – отошлешь, – как-то даже внутренне обрадовавшись такому завершению разговора, заверил прапорщик, – или передадим через кого. Ты не переживай, я договорюсь.
– Спасибо, – поблагодарил Костя, правда, непонятно за что. За то, что прапорщик пообещал поговорить и договориться по поводу передачи денег, или за то, что просто выслушал? Впрочем, особой разницы не было. Главное, у Маркитанова отлегло от сердца – Калинин оказался духом покрепче, чем думалось. А колонна продолжала нестись по разбитым проселочным дорогам.
«Урал» в очередной раз тряхнуло. Василий, начавший поправлять бандану и чуть было не ткнувший пальцем в собственный глаз, злобно выругался. Далеко впереди раздался взрыв, и тут же громко защелкало по броневой защите.
– К бою! – во все горло скомандовал прапорщик Маркитанов, и Василий, вскинув пулемет, приник к бойнице. Впереди вновь грохнуло, послышался барабанный бой заработавшего крупнокалиберного пулемета, тут же подхваченный яростным треском его более «мелких» собратьев. «Урал» вильнул, но земля под ним уже вспучилась, машину приподняло и, завалив набок, бросило на обочину. Находившегося ближе всех к кабине прапорщика сильно ударило головой о металлический борт. Обливаясь кровью, он потерял сознание. Выстрелы со всех сторон зазвучали чаще. В кузове остро запахло разливающейся соляркой, и тут же Василий сквозь дыру, образовавшуюся в брезенте, увидел, как в сторону перевернувшейся машины потянулись нити трассеров. Застучали, забили о броню свинцовые жала. Обдало жаром очередного разрыва.
– К машине! – привычно заорал Кадочников и, держа правой рукой пулемет, а левой подхватив бесчувственное тело прапорщика, рванулся в образовавшуюся дыру. Трассера ударили под ноги. Огонь от разлившейся соляры быстро перекинулся на исковерканную взрывом кабину.