Атомный спецназ - Гончар Анатолий Михайлович. Страница 32

– Аллах акбар! – казалось, звучало совсем рядом. Вадим, закусив губы, вытащил из-за спины гранатомет, встал на колено и выстрелил. Внизу грохнуло, несколько охладив пыл наступающих. Золотарев снова взялся за автомат. В глубине души в нем росло непонимание происходящего – вроде бы как они собирались войти на базу и разгромить «чехов», чтобы отыскать пропавшего фээсбэшника, а вместо этого лежали на полпути и вели вынужденную оборону. По всему получалось, что что-то пошло не так. Но выбирать не приходилось. Отступить на хребет, теперь он и сам это видел, в свете дня для большей части их подгруппы не представлялось возможным. Оставалось вести бой в надежде, что силы «чехов» вскоре иссякнут.

– Вадим, ВОГами, давай ВОГами! – прокричал Кутельников, его тоже прижали снайперским огнем, ведшимся откуда-то из глубины вражеской позиции.

– Залпом, огонь! – Видимо, Виктор не столько командовал, сколько подбадривал этим самого себя: – Огонь, огонь!

На позициях боевиков задымились разрывы. Крича что-то невнятное, боевики в панике забегали, ища новые укрытия, и сразу же приободрившиеся пулеметчики срезали нескольких из них прицельными очередями.

Подствольники вновь и вновь хлопали выстрелами. Виктору оставалось выпустить крайний ВОГ, когда море огня поглотило занимаемую Кутельниковым и Золотаревым позицию…

А столь удачно выстреливший в них боевик, довольный собой, отбросил в сторону ненужный более тубус огнемета и переключился на еще остающихся в живых разведчиков.

Когда солнечный свет разогнал остатки ночного тумана, Рустам Абаев понял, что пришло время действовать. Дальнейшее промедление грозило новыми неприятностями – исчезнувший туман, ясное небо могли навлечь на его воинов новую кару в виде внезапно появившейся авиационной поддержки. Можно, конечно, и тогда было рассчитывать на то, что летчики не решатся применить оружие, все-таки в слишком тесное соприкосновение вошли с его людьми оседлавшие хребет спецназовцы. Но ведь с русских могло статься вызвать огонь на себя. И Рустам решил действовать. Тем более что огонь со стороны спецназовцев стал значительно слабее. «Экономят патроны», – заключил Абаев, и от этой мысли дышать стало много легче.

– Ибрагим, Шамсуддин, Рахман, Лечо! – обратился он к своим помощникам, старшим над десятками, и закончил почти торжественно: – Время пришло! Ибрагим, прижми русских собак на фланге! Мы же сомнем собак, что перед нами. Взойдем на хребет и сломим шею остальным. Вперед!

Скомандовав, Рустам выждал какое-то время и присоединился к своим воинам.

Треск выстрелов, грохот разрывов, крики боли, мат, дикие возгласы торжества и завывания от досады слились в единый нескончаемый голос боя. Рядовому Калинину, безмерно вымотавшемуся, уставшему скакать туда-сюда, перемещаясь по позиции в поисках укрытий, кратковременный, вызванный тем, что он, привалившись спиной к дереву, забивал в опустевший магазин патроны, отдых показался раем на белоснежном пляже. Хотя с пляжем его сейчас роднило лишь то, что одежда разведчика пропиталась насквозь потом, да и жарко было так, что, казалось, еще чуть-чуть, и из ушей повалит пар. К тому моменту, когда последняя пачка патронов оказалась забита в рожок, Константин чувствовал себя почти пришедшим в норму. Собравшись с духом, он отбросил в сторону шуршащую упаковку и, прижавшись к земле, заскользил вперед, туда, где, как ему казалось, будет лучший обзор вражеских позиций. Не дополз. Выстрел из РПГ-7 разорвался слишком близко, чтобы можно было надеяться избежать последствий. И то Калинину сильно повезло, в этот момент он находился в небольшой ложбинке, и все осколки пролетели мимо. Но взрывной волной его приложило так, что он потерял сознание.

– Костя? – окликнул видевший разрыв Маркитанов, но боец не отозвался.

– Костян! – прапорщик бросился к нему, уже не слишком надеясь застать в живых.

– Костя! – упав на живот и ухватив Калинина за руку, Маркитанов обнаружил бьющийся на его руке пульс. Боец дышал. Не увидев крови и поняв, что тот попросту сильно контужен, Дмитрий отстегнул от бесполезного калининского автомата, ствол у которого оказался покорежен осколками, магазин, ухватил разведчика под мышки и, пятясь, поволок в находившуюся неподалеку, замеченную ранее довольно глубокую яму.

– Держись, казак, атаманом будешь! – подбадривал Маркитанов находящегося без сознания разведчика. – Держись! – повторил он, подумав, вытащил из разгрузки бойца остававшиеся в ней снаряженные магазины и поспешил вернуться в круговерть смерти…

Василий полз вперед, матерно обругивая цеплявшиеся за сошку сухие ветви деревьев и стебли стелющейся по земле ежевики.

– Нормально, нормально! – повторял он, пригибаясь от низко летящих трассеров. – Все пучком!

Руки сержанта мелко-мелко подрагивали, полностью захвативший его азарт боя наполнил мышцы жаром. Не было страха, он исчез, сметенный потоком действий, осталось лишь одно желание – прижаться к прикладу и слушать завораживающую трель «Печенега». Сейчас ему казалось – стоит только нажать спусковой крючок верного пулемета, и враги повалятся соломенными снопами.

– Васек, блин! – голос замкомгруппы выдернул его из радужного созерцания, вернув в мир реальности. – Справа сучара… Не видишь, что ли?

Не мешкая, Кадочников перекинул ствол и длинной очередью смел поднимающихся по склону «чехов».

– Вот вам! – влепив в оставшегося лежать на месте боевика пару пуль, Василий решил сменить позицию. Вовремя. Туда, где он только что находился, прилетели гранатометные выстрелы, грохнуло, обдало теплой волной, что-то больно ударило в ногу, и Василий почувствовал, как по бедру потекла кровь. Над головой с удвоенной силой засвистели пули. Сержант ответил длинной тяжелой очередью, затем еще одной и еще. Ногу защипало сильнее. Не раздумывая, Василий вытащил из разгрузки нож и взрезал брючину. Продолговатый осколок торчал из рваной раны, при каждом движении острыми краями все сильнее распарывая мышцы. Ухватив его двумя пальцами, Кадочников резко рванул его и едва не взвыл от пронзившей тело боли. Кровь полилась сильнее.

– Васька, прикрой! – Капустин поднялся и рванулся в направлении кустов шиповника. Забыв о ранении, Кадочников прижался к пулемету. Отдачей непривычно сильно ударило плечо. Лента кончилась. Скользкими от крови руками Василий перезарядил оружие и только тогда вернулся к собственной ране. Штанина полностью пропиталась кровью, а та все вытекала из никак не желающего затягиваться разреза.

– Чтоб тебя! – силясь разорвать скользящими руками упаковку индивидуального перевязочного пакета, сержант завалился на бок. Возможно, только это его и спасло. Пуля свистнула у самой переносицы и врезалась в росшее за спиной дерево. Впрочем, Василий этого не заметил. Наконец-то оказавшийся в руках бинт слой за слоем накладывался на рану, пропитываясь кровью и постепенно останавливая ее движение. Впереди разорвалась граната, осколки просвистели совсем рядом. Спину обдало холодом, и Василий, с трудом таща за собой пулемет, в очередной раз сменил позицию. Приподнялся, выискивая противника, и тут же со стоном уткнулся лицом во влажную травяную кочку. По его лицу зазмеилась тонкая струйка крови.

– Пуля? – сорвалось с деревенеющих губ. Боли сержант не чувствовал, лишь внезапно охватившую все мышцы слабость. «Убит?» – успел подумать он, прежде чем потерял сознание.

– Васек, прижми их, прижми их, Васька, сучок хренов! – орал прапорщик, но сержант не подавал признаков жизни. – Пулемет, где пулемет? Ну, суки!

Маркитанов взлетел над бровкой, перемахнул толстый гнилой ствол бука, в три прыжка перескочил открытое пространство и плюхнулся подле лежавшего неподвижно пулеметчика.

– Вася! Василий! – холодея от нехорошего предчувствия, прапорщик перевернул неподвижно замершее тело. Волосы на голове Кадочникова слиплись, лицо блестело от крови. – Пидоры! – подняв автомат, Маркитанов выпустил длинную очередь в направлении противника. С последним выстрелом послышался идущий от земли стон, сержант зашевелился, но глаза его остались закрыты. – Живой, сучара! – радостно возопил Маркитанов, хватая пулеметчика и оттаскивая его под укрытие толстого ствола разлапившегося корнями дерева. Пара минут ушла на то, чтобы перебинтовать раненому голову.