Отступник - Янг Робин. Страница 21

Несмотря на опасность, Роберт не снижал скорости, и повозка, подпрыгивая на камнях и ухабах, летела в ночь. Под деревьями, между которыми рос густой подлесок, было уже совсем темно. Где-то вдалеке зазвонил колокол. Рассудив, что пройдет совсем немного времени и люди графа нагонят его на быстрых жеребцах, он придержал своих лошадей. Завидев прогалину меж деревьев, он направил лошадей туда, и под колесами телеги захрустели сучья и листья папоротника. Когда ехать дальше стало невозможно, он натянул поводья, останавливая лошадей, и спрыгнул с облучка. Сзади сквозь переплетение ветвей еще виднелась дорога. Он надеялся только на то, что под деревьями залегли уже достаточно глубокие тени, чтобы укрыть их от преследователей по крайней мере на время.

Дрожащими от нетерпения пальцами Роберт принялся отстегивать упряжь. Лошади заволновались, фыркая и прядая ушами. Обе были без седел, но он мог скакать на них и так. Отвязывая последнюю постромку, он метнул быстрый взгляд на дочь графа. Она по-прежнему сидела в повозке, вцепившись обеими руками в борта и судорожно хватая воздух широко открытым ртом. Золотой обруч соскользнул у нее с головы, вуаль сбилась, а волосы растрепались.

— Мне очень жаль, миледи, — сказал он ей. — У меня не было другого выхода. — Подпоясавшись подпругой, он сунул меч за импровизированный ремень. — Идите к дороге и ждите. Ваш отец скоро прискачет за вами.

Когда он повернулся, чтобы сесть на лошадь, Элизабет выпрямилась и спрыгнула с повозки.

— Подождите!

Роберт оглянулся. На лице девушки отражался уже не страх, а отчаяние.

— Возьмите меня с собой!

Роберт уставился на девушку, ошеломленный подобной просьбой, но потом ухватился за гриву лошади и одним прыжком взлетел ей на спину. С дороги долетел топот копыт.

Лицо Элизабет исказила гримаса душевной боли.

— Иначе я скажу им, в какую сторону вы поскакали. — В голосе ее прозвенела угроза, она повернулась и двинулась сквозь подлесок к дороге, одной рукой придерживая юбки, а другой отводя в сторону низко нависающие ветки.

Выругавшись, Роберт соскользнул с лошади и бросился за ней, перепрыгивая через торчащие корни. Сорочка его затрещала, зацепившись за колючие ветки шиповника. Грохот копыт стал громче, и земля под ногами задрожала от слитного топота множества коней. Обхватив Элизабет за талию, Роберт повалил ее на землю как раз в тот самый миг, когда люди графа проносились мимо, озаренные трепещущим пламенем факелов, которые держали в руках. Он зажал ей рот ладонью, но беспокойство его оказалось напрасным. Она даже не пыталась сопротивляться. Вздымая клубы пыли, всадники промчались мимо.

Роберт выждал несколько мгновений, чувствуя, как в темноте комары облепили его лицо. Элизабет часто и жарко дышала ему в ладонь. Он сначала выпрямился сам, а потом грубо, рывком поднял на ноги и ее.

Вуаль свалилась у нее с головы, а волосы окончательно растрепались, выбившись из-под заколок.

— Вы ведь поедете в Шотландию, верно?

— Отсюда до замка вы дойдете пешком, — сказал он ей, возвращаясь к повозке.

Люди Ольстера наверняка рассчитывают, что быстро догонят его. Когда же этого не случится, они, вне всякого сомнения, вернутся по своим следам и начнут прочесывать лес. Роберт замер как вкопанный. Повозка оставалась на месте, а вот лошади убежали. Его охватила ярость.

— Будь оно все проклято! — прошипел он, резко оборачиваясь к Элизабет, которая шла за ним.

Девушка испуганно отпрянула, но решимость не покинула ее.

— Возьмите меня с собой, и я напишу письмо отцу с просьбой отпустить вашего спутника целым и невредимым. Он приходится вам братом, не так ли?

Роберт же смотрел на дорогу, по которой сейчас мчался еще один отряд. Переведя взгляд на Элизабет, он отметил про себя отчаянную решимость, написанную у нее на лице. Она сжимала маленький крестик из слоновой кости, висевший у нее на шее, крутя его в пальцах. Если он бросит ее здесь, ничто не помешает ей криком позвать на помощь, и преследователи наверняка услышат ее. Выругавшись сквозь зубы, он схватил ее за запястье и скользнул в тень под деревьями. У них за спиной лес наполнился топотом копыт.

Пикардия, Франция
1301 год

Небо затянули тяжелые грозовые тучи, и золото заката сменилось сине-багровыми оттенками меди. По долине Соммы пролегли огромные тени. Со своего места на вершине замка Байоль, вздымающегося на земляной насыпи среди окружающих его пастбищ и деревень, Джон Баллиол наблюдал за первыми зарницами молний, зловещими росчерками озаряющими пейзаж его родины. За его спиной в полутемной комнате суетились слуги, застилая постель свежим бельем, разводя огонь в очаге и наливая воду в таз и кувшин, дабы он мог смыть с себя дорожную пыль. Остальную часть замка занимала семья и гарнизон его вассала, но эта комната неизменно оставалась свободной и ждала своего хозяина, который не бывал здесь уже давно, очень давно. Даже воздух в спальне застоялся и пах пылью.

Вечер выдался жарким и душным, и Баллиол уже решил было сказать слугам, чтобы не возились с камином, но веселый огонек, замерцавший в полумраке комнаты, вдруг породил в нем ощущение того, что он вернулся домой, и ему не захотелось расставаться с ним.

Дом.

Какое непривычное и чужое слово. Оно не имело для него смысла с тех пор, как он стал лордом Галлоуэя после смерти матери; он принимал его как нечто само собой разумеющееся и относился к нему соответственно. И только проведя три года в лондонском Тауэре и два года под домашним арестом у Папы в замке Мальмезон, он сполна осознал, что это такое. Дом означал свободу. Свободу приходить и уходить, когда ему вздумается, свободу призывать вассалов по первому требованию. Свободу есть, и спать, и ездить на охоту с сыном, если ему придет такая блажь. Баллиол вдруг понял, что это слово вызывает в нем дрожь, вот только восторга или страха — он пока не понимал.

В дверь постучали. В комнату вошел управляющий, и Баллиол отвернулся от окна.

— Сир, прибыли те, кого вы ждали. Быть может, вы хотите сначала отужинать?

— Нет, Пьер, приведите их. Я приму их немедленно.

Когда управляющий ушел, Баллиол вновь выглянул в окно.

В нем нарастало предчувствие грядущих перемен, и оно потрескивало от напряжения, подобно приближающейся грозе. Он все еще не знал, почему три дня назад его выпустили из комнаты в Мальмезоне, впервые за долгие годы — без охраны, и провели к папским чиновникам, которые и препроводили его сюда, в его замок в Пикардии. Ему сказали лишь, что здесь его встретят посланцы из Парижа. Быть может, сейчас он наконец получит ответы на свои вопросы. Ему вернули свободу. Но он хотел знать, какой ценой.

Вскоре дверь отворилась, и на пороге вновь появился Пьер. За ним вошли двое мужчин в голубых накидках, украшенных золотыми лилиями королевского герба Франции. Не обращая внимания на слуг, все еще суетившихся в комнате, Баллиол ждал, чтобы гости поприветствовали его, испытывая непонятное и растущее подозрение.

— Сэр Джон, — начал один, склонив голову. У него были острые черты лица и аккуратно подстриженная раздвоенная бородка. — Я — сэр Жан де Реймс, рыцарь короля. Я привез вам наилучшие пожелания от короля Филиппа из Парижа. Он надеется, что новая обстановка пришлась вам более по вкусу.

Первый же ответ на его многочисленные вопросы изрядно удивил Баллиола. Значит, своей свободой он обязан королю Франции? Это открытие повлекло за собой череду новых вопросов. Он знал, что его освободили из Тауэра и перевели в Мальмезон по просьбе Папы и что этот вопрос обсуждался на переговорах между Англией и Францией, но никак не мог взять в толк, отчего его судьба оказалась вдруг неразрывно связана с перемирием, заключенным между двумя странами. И вмешательство французского короля казалось ему еще более непонятным.

— Я полагал, что приказ о моем освобождении исходил из папской курии.

— Лишь отчасти. Ваш сторонник сэр Уильям Уоллес прибыл в Париж еще два года назад, чтобы ходатайствовать о вашем освобождении. Филипп, ваш друг и союзник, почел себя обязанным вмешаться. Он рекомендовал сэра Уильяма и его дело Папе. Его святейшество принял окончательное решение, но своей свободой вы обязаны моему королю.