Младший - Карпович Ольга. Страница 42

Леонид позвонил в дверь, ожидая, что сейчас нос к носу столкнется в прихожей с Марианной. Что ж, будем надеяться, она успела успокоиться и не станет устраивать скандал дома. Нет, слишком гордая, чтобы открыто заявить на весь дом, что снова наступила на те же грабли. Эта мысль почему-то развеселила его, и он принялся тихонько смеяться.

Дверь распахнулась, и смех застрял в горле. В прихожей стояли Алеша и Вера. Макеев сразу узнал ее, она почти не изменилась — все та же бледная немочь, бесцветно-голубые глазки, желтоватые прядки волос. И этот взгляд — строгий и честный, взгляд безупречной пионерки. Как тут ее не узнать?

Вера была в туфлях, через плечо болталась светлая сумка на тонком ремешке. «Лубутен, — машинально определил Макеев, бросив быстрый взгляд на ее светлые лодочки из тонкой нежной кожи. — Ни фига себе, как эта серая мышка поднялась за прошедшие годы!» За спиной женщины возвышался Алеша, тоже уже в ботинках. Должно быть, собирались уходить. Так вот, значит, что за бессмертная любовь настигла его тупоголового братца. Господи, и странное же чувство юмора подчас демонстрирует судьба. Смех снова чуть было не заклокотал в горле, но Леонид усилием воли сдержал его, лишь сдавленно кашлянув.

— Привет. Вера, это Леня, мой брат, — смущенно представил его Алеша. — Вы, кажется, были знакомы, помнишь?

— Помню, — коротко отозвалась Вера. — Здравствуйте! — Она обернулась к Алексею: — Значит, не забудь, новое лекарство, которое я выписала, принимать по полтаблетки.

Не глядя на Леню, она прошла мимо на лестницу.

— Вера — психиатр, — пояснил Алексей. — Она к бабушке приходила. Помнишь, мне Маришка дала телефон доктора, я позвонил, ну и… Ладно, потом.

Он тоже проскочил мимо брата и поспешил вниз по лестнице, за Верой. Леонид захлопнул дверь и медленно опустился на стоявшую под вешалкой тумбу для обуви.

В голове еще плавали клочья тумана, он почти ничего не соображал, кроме одного: вот она, главная преграда на пути к цели. Нужно придумать, как разделаться с ней, причем как можно быстрее. Это она все разрушила, опять она. Как тогда, двадцать лет назад, сбила с толку, задурила мозги и отняла у него брата, любимого до судорог, нежного, смешного, веселого, доверчивого мальчика. Его золотого мальчика, о котором он хотел заботиться, которого мечтал вознести на пьедестал, чтобы он получил все то, чего его самого судьба лишила. Мальчика, который слушал беспрекословно, уважал и… любил. Ну конечно, любил. А эта сука пришла, повела глазами и отняла его. И теперь, когда столько сделано, когда Алеша почти понял, кто на самом деле самый близкий и родной ему человек, когда почти согласился. И Гарднер дал согласие… Когда впереди маячила новая жизнь в Америке — блистательный брат, звезда, по которой вздыхают миллионы. Он же безраздельно предан одному человеку, почти незаметному, никому не известному, тому, кто всегда рядом… И снова вмешивается эта дрянь? Нет же, этого он не допустит, не даст ей снова растоптать его жизнь. Алеша поймет, оценит… Если же нет… Тогда будь он проклят!

13

В комнате было темно. Макеев лежал, спиной ощущая гладкую кожаную поверхность дивана и напряженно прислушиваясь к звукам в квартире. Час назад вернулась Марианна. Она тихо притворила входную дверь, поставила туфли в прихожей, прошла на кухню, открыла форточку. Несколько минут было тихо, должно быть, женщина курила у окна. Потом хлопнула дверь ванной комнаты, зашелестел включенный душ, и наконец через полчаса Марианна скрылась в спальне. Алеша вернулся позже, кажется, на лестнице столкнулся с матерью. Они поговорили вполголоса о чем-то в прихожей и разошлись по комнатам.

Минут пятнадцать назад в квартире воцарилась тишина, но Леонид еще не решался действовать, ждал, пока домочадцы заснут покрепче.

Значит, вот жизнь снова решила посмеяться над ним? В последний момент спутать все карты, выбросить на стол неучтенный козырь? Откопала откуда-то эту проклятую девку, словно в насмешку. А брат… Он ведь сразу мог сказать, что никуда не поедет и останется здесь строить семейное счастье. Не сказал, не захотел. Поиздеваться решил? Нервы потянуть? Леонид почти задыхался от клокотавшей в груди едкой ненависти к Алеше. Ничего, мы еще посмотрим.

Он лежал не шевелясь и затаив дыхание, словно раненый зверь в засаде, еще более опасный оттого, что все чувства обострены отчаянным желанием победить, несмотря ни на что. Слух его улавливал едва слышные звуки — вот вздохнула во сне бабка, зашелестела одеялом мать, перевернулась на другой бок Марианна.

Наконец он встал и, крадучись, пошел по квартире, цепко вглядываясь в темноту. Осторожно приоткрыл дверь в спальню, сделал несколько беззвучных шагов, остановился перед широкой постелью. Алексей и Марианна спали на разных концах кровати, словно нарочно отодвинувшись друг от друга как можно дальше. Марианна спала неспокойно, вздрагивала и ворочалась во сне, брат же выглядел совершенно безмятежным. Откинутая на подушку горделивая голова, рассыпавшиеся волнистые волосы, ровно вздымающаяся широкая грудь… Лицо спокойное и отрешенное, золотистые ресницы полукружьями на щеках, губы чуть приоткрыты в легкой улыбке.

Леонид на мгновение замер, склонившись над ним, пораженный величественной античной красотой, нерушимым спокойствием, уверенностью в своей силе и правоте. Откуда в нем это сознание правильности собственного бытия, почему не мучают его сомнения и противоречия, как он может быть таким открытым, спокойным и отважным? Макеев до боли прикусил нижнюю губу. Мучительно хотелось дотронуться до его лица, провести кончиками пальцев по скуле, коснуться спокойно улыбающихся губ. Чтобы эти сомкнутые веки дрогнули, моргнули золотистые ресницы, и брат, полусонный, взглянул на него как раньше, с нежной доверчивой улыбкой. Но нет же, этому не бывать! Потому что снова вклинилась чертова девка, мерзкая завистливая дрянь!

Неожиданно в голове пронеслась яркая вспышка: что, если схватить подушку, бросить на лицо спящего и навалиться сверху изо всех сил? Почувствовать под собой содрогающееся тело, бьющееся в последней агонии, так, словно в насмешку, похожей на любовный экстаз. Несколько секунд ожесточенной борьбы, мучений — и конец. Никогда больше его не будет преследовать это прекрасное лицо — лицо предателя, оскорбительно равнодушного к его жизни. Потом, конечно, все будет кончено, но кто знает, не стоит ли вся жизнь этого единственного мига освобождения, исцеления от гложущего душу проклятия?

За окном метались на ветру размытые тени липовых веток, пронзительно вскрикнула какая-то ночная птица. Макеев судорожно вцепился пальцами в горло. Словно два разных человека боролись в нем, разрывая душу надвое. В одном кипела боль, ненависть, желание любым способом избавиться от мучительной одержимости, другого кружила в водовороте, нещадно швыряя о камни, сумасшедшая, исступленная, невыносимая любовь. И от этого противостояния бешено колотилось сердце в горле, кружилась голова, перед глазами мелькали бессмысленные картинки: гибкое полуобнаженное тело в белом луче, запрокинутая голова брата, без сил навалившегося на его плечо, бледное лицо, голубые тени под глазами. И тут же, рядом, Алеша, обнимающий Веру, глядящий куда-то в сторону, не видя, не замечая его.

Щемящая боль сжала грудную клетку, Леня судорожно сглотнул, склоняясь над распростертым братом. Марианна всхлипнула во сне, прошептала что-то неразборчиво и перевернулась на другой бок. Макеев почувствовал, как ледяная дрожь пробежала по спине, передернул плечами и беззвучно отошел от кровати. «Да что это со мной? — помотал головой он. — Я с ума схожу… Надо действовать».

Он нашарил на тумбочке кошелек Алексея, вытряхнул из него стопку визиток и принялся быстро перебирать их, ища ту, которую на его глазах передала мужу Марианна. Ага, вот она, «Вера Николаевна Богданова, врач-психиатр». Леонид быстро сунул визитку в карман брюк, положил кошелек на место и вышел из комнаты.