Чеченская обойма - Горбань Валерий Вениаминович. Страница 24

На выходе из комендатуры Душман придержал Шопена:

— А что там Дауд про таджикский батальон говорил?

— Да это просто так называли. Сбродный батальон. Фанатики-добровольцы, наемники, авантюристы разные. А большинство — таджики: тамошние националисты темноту и нищету всякую по кишлакам насобирали. Зимой, в первой командировке, мы их тут, за Сунжей, из комплекса зданий ПТУ выбивали. Целый батальон внутренних войск и мой отряд. Три дня топтались, не хотели людей терять: не комплекс, а крепость. С трех сторон — пустыри, с четвертой — речка. На территории — подвалы, как катакомбы. На вторую неделю Дауда к нам прислали. Мы ему тоже тогда не верили. А он попросил отвлекающую атаку с шумихой устроить. И под это дело в комплекс под видом «духовской» поддержки проскочил. С ним всего двенадцать человек было. А тех — больше сотни…

— Ну и?

— Вырезали всех. Тихо, практически без стрельбы.

— Ого. — Серега поежился. — Таких хлопцев, конечно, лучше в друзьях иметь.

— Лучше. Да вот не получается — всех. Я так думаю: у Ильяса такие отчаянные ребятки тоже есть. Так что настраивай своих орлов по-серьезному. Хорошо хоть, у нас с тобой тоже не детский сад.

— Да… — задумчиво протянул тот. И вдруг оживился:

— О, Шопен! Ты где сейчас будешь?

— В кубрике. А что?

— Я принесу кое-что. Специально тебе из Гудермеса тащил, да забыл за суетой этой.

Шопен зашел в расположение. Бойцы спали после бессонной ночи как убитые. Только несколько человек сидели на кроватях, кто зашивая форму, кто разбираясь с амуницией и тихонько переговариваясь. Двое, устроившись за партой, писали письма домой. Симпатичный крепкий парень в трусах и тельняшке, сидя на табурете в самом углу и высунув от напряжения и прилежания язык, тихонько пытался воспроизвести какой-то сложный аккорд на старенькой, заклеенной этикетками от жвачки гитаре.

Шопен постоял возле него, послушал.

Боец, смущенно улыбнувшись, протянул ему инструмент:

— Командир, покажи еще раз. Что-то не катит…

Тот покачал головой:

— Пробуй снова. — Зашел со спины и, склонившись над незадачливым музыкантом, поправил ему пальцы на ладах. — Вот так.

— Ага! — Боец на радостях взял такой звучный аккорд, что пришлось быстро прихлопнуть струны ладонью.

Шопен прошел к своей кровати. Присел на краешек, подперев подбородок кулаком.

Вслушался в негромкий разговор своих парней.

— Здесь закопать, не здесь закопать, во — проблема!

— Ну, не скажи! Пусть от меня хоть кусок останется, но только чтобы дома похоронили.

— А тебе какая будет разница, если уже готов? Ты же все равно ничего не чувствуешь! Кусок тухлого мяса, и все.

— А ты точно знаешь?

— Что?

— Что ничего не чувствуешь? Ты уже на том свете побывал, проверил?

— Хотя, если подумать, — будто и не услышав эту реплику, задумчиво сказал боец, который только что выступал в роли циника-атеиста, — мамке надо куда-то прийти, поплакать. И корефанам — помянуть. О! — оживился он. — А ведь когда поминают, положено рюмку на могилке наливать?

— Ну да…

— Тогда обидно, если души нет. Пропадет продукт.

— Не пропадет. Алкашей видел, сколько на кладбище ошивается?

— Да ладно вы, завелись. Разговор такой чумной. Нашли тему, — недовольно пробасил третий.

— По теме разговор.

Бойцы, оставив свои занятия, выжидающе смотрели на командира.

— Слышали? — покосившись на стоящую на столе рацию, спросил Шопен.

— Слышали.

В кубрик зашел Душман. Таинственно улыбаясь, он что-то нес, спрятав за могучей спиной. Бойцы от любопытства вытянули шеи.

— Вот. В разбитой музыкальной школе нашли. Ребята сразу про тебя вспомнили.

Взвизгнула молния. И из черного дерматинового чехла на свет явилась великолепная акустическая гитара.

У Шопена задрожали пальцы и перехватило дыхание. С полминуты он пытался справиться с комком в горле. Потом еле выговорил, стараясь улыбнуться:

— Спасибо, братишка.

— Спасибом не отделаешься. За тобой концерт, специально для моих орлов. — Серега хлопнул товарища по плечу. — Ладно, я пошел к своим. Они сейчас сидят, думают. — Взглянул на часы: — Десять минут осталось.

Чуть не столкнувшись в дверях с Душманом, вошел заместитель Шопена, направился к командиру:

— Поднимаем ребят? Говорить с ними будем?

— Да. На это дело я по приказу посылать не буду. Пойдут только те, кто сам решит.

Заместитель пошел по рядам, негромко окликая бойцов. Кубрик зашевелился, наполнился гулом голосов.

Шопен опустил голову и бережно погладил струны. Гитара откликнулась тихим звоном, будто радуясь, что после черных развалин и дерматинового плена вновь увидела свет и почувствовала руки настоящего музыканта. Прислушавшись к ее голосу, он удивленно вскинул брови и пробежался ловкими пальцами по тонким серебряным нервам. Гитара мелодично пропела в ответ. Она была почти идеально настроена.

— Ах ты, чертила бородатый, не можешь без сюрпризов! — улыбнулся про себя Шопен и, чуть-чуть подстроив третью струну, взял первый, негромкий аккорд.

Эту песню его бойцы еще не слышали.

— Мои готовы. Что мы за мужчины будем, если друзей не сможем похоронить по-человечески? Любой нам в глаза сможет плюнуть. И прав будет. — Карие глаза Дауда блестели дерзкой отвагой. — И еще: Ильяс очень хитрый. За ним — сотни трупов. Будут и еще сотни. А сегодня мы можем поймать его в его же собственную ловушку. Такого случая еще сто лет не будет. Если вы не захотите рисковать, мы сами пойдем.

— Не горячись, — мягко осадил его комендант.

— Идем. Готовы все, — коротко сказал Шопен.

— Без вопросов, — поднял кулак к плечу Душман.

Командир СВМЧ подтянулся, решительным жестом ремень расправил. Все на него глаза вскинули.

— Вот что, мужики. Как операцию проводить — вам решать. Вы опытней, обстановку лучше знаете. Но ту группу, что впереди пойдет — на себя огонь вызывать, я поведу. Я ребят потерял, мне их и доставать.

Комендант, пристально в глаза ему глядя, головой кивнул.

— Это твое право, командир.

Шопен ладонь на плечо положил, сжал ободряюще.

Душман засопел озабоченно:

— Ты только нашивки свои пообдирай. Или нет, мы тебе лучше камуфляж запасной дадим.

А то ты как елка на Новый год. И каждый снайпер тебе будет Дедом Морозом.

— Все, решено. Другого выхода у нас нет. Времени тоже. Давайте определяться по конкретной расстановке, — подвел итог комендант.

В кругу света на выходе из бетонного кольца, прикрытого бугром и высокой травой, черные силуэты виднеются. Хоть на улице и не очень яркий день (белесоватая дымка от пожарищ затянула солнце), но все равно против света видны лишь контуры боевиков, затаившихся в дренажном тоннеле. Внутри трубы — по колено грязной воды. Но к выходу дно немного поднимается, и засада расположилась на относительно высоком и сухом участке бетона.

Если посмотреть со стороны дачного поселка, то осевшие в топкий грунт и заросшие буйной зеленью трубы выглядят просто как широкие полосы бурьяна. Трудно предположить, что в этой траве кто-то будет прятаться. Ведь упругие зеленые стебли — никакая не защита даже против слабеньких осколков подствольников. А уж от пуль и гранат потяжелее…