Западня - Воинов Александр Исаевич. Страница 27

Леон взял ее руку, крепко сжал.

— Слушай, давай поговорим серьезно, — сказал он, все еще продолжая улыбаться. — Ты ведь умеешь быть серьезной, не правда ли?..

Он встал и прошелся по комнате. Несомненно, он был красив и знал об этом. Но к Тоне он относился, как к хорошему парню, которому можно доверять, и пришел сюда, очевидно, не в погоне за очередным приключением, а, скорее всего, просто от одиночества.

— Я не спрашиваю, кто дал тебе те деньги, и не интересуюсь, кому ты их передала, — это твое дело. Только твое…

Рюмка выпитого коньяка уже коварно кружит голову. Тоня видит, что улыбка в прищуре его глаз словно зажата в тиски, и вдруг ей становится весело.

— А ты ведь мог и не вернуть их мне! Верно, Леон? — засмеялась Тоня. — Три тысячи марок — не шутка!

— Ты что же, принимаешь меня за мелкого воришку?

— Ну, зачем же так! Наоборот, я их украла, ты же знаешь.

— И продолжаешь настаивать на этой версии?

— Да! Настаиваю! Впрочем, ты сказал, что это тебя не интересует.

Он вынул пачку сигарет и закурил.

— Да-а, — проговорил он обиженно. — Я всегда забываю, как обманчива твоя внешность. И хотя я обогнал тебя лет на пятнадцать, но мне кажется, что старше ты, а не я.

— Женщина всегда рано взрослеет, — наставительно сказала Тоня. — А мужчина в двадцать лет еще совсем мальчишка, — и, вспомнив о своем Егорове, невольно вздохнула.

Геня, Геня, где ты сейчас? Она вспомнила хатку разведотдела, и ей так захотелось хоть минутку посидеть у ярко пылающей печки, что она даже зажмурилась, зябко поведя плечами.

— Зато сейчас мы находимся примерно в равных отношениях. — Леон снова присел к столу и налил себе рюмочку. — Это дает мне право говорить с тобой, как мужчина с мужчиной.

— Конечно!

— Ну, а теперь ответь мне на один вопрос: где ты ночуешь, когда тебя нет дома? Это мне интересно. Тем более, что стало известно, будто Фолькенец в чем-то рассчитывает на тебя.

— Ах, так! Это тебе интересно? — Сузившимися глазами Тоня следила за выражением лица Леона, стараясь понять, что же именно он знает.

— Я пришел для серьезного разговора, — произнес Леон, оставив игривый тон. — Учти: Фолькенец не только хранит тайны, но и создает их. Он близок с генералом фон Зонтагом и наверняка думает о своей карьере.

— Но при чем здесь я? Я, кажется, отвоевалась!

— Мне тоже так казалось до вчерашнего дня. А вчера… — Он понизил голос и сказал почти шепотом: — На фронте плохие дела.

Она с трудом сдержала радостную улыбку.

— Новое отступление?

— Как будто да! — Он яростно стукнул кулаком по столу. — Они во всем обвиняют нас! Нас, румын!.. Они издеваются над нами. Транснистрию, говорят, захотели, а погибать за вас, румын, должны мы?!

— Успокойся, Леон! Румыны прекрасный народ, вы талантливее и честнее немцев.

Он усмехнулся:

— Ладно! Дело сейчас не в этом. Но, Тоня, я хочу, чтобы ты уехала отсюда, пока еще можно.

— Куда?

— Я могу достать тебе пропуск на «Лаудон». Корабль с тяжелоранеными послезавтра уходит в Констанцу. Ты станешь санитаркой.

— Зачем мне в Констанцу? Что я там буду делать?

— В Бухаресте у меня родители. Я дам тебе к ним письмо. Тебе уже нельзя здесь оставаться.

— Почему?

Он потерял терпение:

— Да потому, что Одесса обречена! И если ты останешься… — Он выразительно провел пальцем поперек горла.

— Я не могу уехать, — тихо проговорила Тоня.

— Не можешь? — В его голосе послышались жесткие нотки, которые сразу насторожили Тоню. — Почему ты не можешь? — резко спросил он.

— Я боюсь ехать одна, без тебя, — пролепетала она так искренне, что он не мог ей не поверить, а сама мучительно думала: «Чего он от меня хочет? Зачем он меня испытывает?»

Леон снова взглянул на нее. В его глазах уже не оставалось ничего, кроме злой решимости.

— Тоня, — сказал он холодно и печально, — я теперь убежден — ты связана с гестапо. И мне остается спросить тебя лишь об одном: если Штуммер заставит тебя работать на себя, если он поручит тебе следить за мною и доносить на меня, я буду это знать?

— Но вы как будто друзья?

— У него вообще нет друзей.

— Сделай так, чтобы он оставил меня в покое, — тем самым ты избежишь опасности хотя бы с этой стороны.

— Это уже не в моих силах.

— Но что же произошло? Что случилось? — с неподдельной тревогой спросила Тоня, подумав, что вот ей-то теперь действительно не на кого надеяться.

Он пожал плечами:

— Что случилось? Ничего, кроме того, что они нам больше не доверяют. — Внезапно Леон вскочил и подбежал к окну. — Кто там? Кто? — резко крикнул он, и его рука рванулась к пистолету. — Погаси свет! — скомандовал он.

Тоня повернула выключатель. Откинув занавеску, Леон прижался к стеклу.

За окном темнели деревья, по черному небу медленно скользил серебристо-голубой луч прожектора, и вдруг он исчез, словно поглощенный этой черной бездной.

— Тебе показалось, — сказала Тоня, чтобы успокоить его. — Никого там нет.

Леон тщательно задернул занавеску, снова зажег свет, и они заняли свои места за столом.

— Подумать только, как давно я не сидел вот так спокойно! — проговорил он. — Последний раз это было три года назад, в канун войны, в Плоешти. Меня сватали за дочку фабриканта. Если бы не война, я торговал бы теперь сервантами или кушетками. — Он с горькой улыбкой оглядел комнату. — И тебе бы подарил ореховый гарнитур, а? Ты приняла бы от меня этот скромный дар?

— Я приму его после войны, — засмеялась Тоня.

— Нет уж! Фабрика, вероятно, сгорела, а невеста моя перезрела или вышла замуж… Впрочем, хватит шутить! — прервал он себя. — Если ты решила остаться в Одессе, устраивайся на работу.

— Куда?

— Думаю, что тебе скоро предложат. За этим дело не станет.

— Но я могу отказаться?

— Нет! Это будет приказ. В общем, славная моя домнишуара, тебе еще предстоят испытания. Но положись на меня. Может быть, я у тебя и не единственный друг, но зато самый верный. — Он произнес это со значением и поднялся, надел шинель, тщательно застегнул все пуговицы и опять с улыбкой взглянул на Тоню: — Мы еще увидимся… Но дней пять меня не будет.

— Ты уезжаешь?

— Да! То есть нет… Фолькенец забирает меня на одну небольшую операцию… В Днестровских плавнях разбежался целый эшелон. Самоубийцы! Решили погибнуть от голода в камышах, лишь бы не ехать в Германию. Но их быстро выловят — в распоряжении Фолькенеца два батальона… Да! — вдруг вспомнил он и, достав из кармана пачку денег, положил на край стола. — Обязательно приоденься. Может быть, нам придется кое-где появляться вместе. Ведь ты моя спасительница, и мои друзья хотят на тебя взглянуть.

Он опять поцеловал ее в щеку и вышел. Когда его шаги затихли, Тоня приоткрыла дверь, осторожно выглянула на лестницу. Никого!.. Быстро накинув пальто, она выбежала на улицу.

Она давно уже приучала себя не верить обманчивой тишине улиц, прохожим, как будто спешащим по своим делам. До квартиры, где ее ждала радистка, было всего несколько кварталов, напрямик — пять минут ходьбы, но Тоня петляла по городу больше часа, заходила в магазины, посидела в сквере и даже вошла в раскрытые двери церкви. А через два часа на столе Савицкого лежало расшифрованное сообщение о том, что в плавни направлено два батальона карателей, которых возглавляет полковник Фолькенец.

Савицкий приказал немедленно радировать в плавни, чтобы там приготовились к встрече с противником.

Имя полковника Фолькенеца ему уже было знакомо. О существовании этого полковника он узнал совсем недавно, но проявлял к нему все нарастающий интерес.

Глава седьмая

Какая дьявольская пытка три часа томиться вжатым в дрезину, чувствовать, как острый угол ящика с пулеметными лентами вгрызается тебе в бок, и молчать, тревожно посматривая в узкую щель на заброшенные поля, которые печально проносятся мимо в безжизненном однообразии!