Западня - Воинов Александр Исаевич. Страница 84

— Ну, что вы тут такое заметили? — сказал он, не сдерживая раздражения. — Что за спешка? Порядочные люди в такую ночь не лазают без дела по подвалам!..

— А у нас как раз дело! — сказал Дьяченко. — Понимаешь, Иван Дмитриевич, — он успел уже узнать его имя и отчество, — за этой стеной одна маленькая игрушка спрятана.

— Ну ладно! — рассердился Иван Дмитриевич. — Это что, новогодняя шутка? Пошли ко мне, раз вам деваться некуда…

Тут Дьяченко стал растолковывать Ивану Дмитриевичу, какую игрушку он намерен достать. Тот долго слушал и вдруг засмеялся.

— Да что вы придумали! Никакой тут мины нет и быть не может. Я сам этот подвал лет пять назад ремонтировал. А уж в минах я толк понимаю. Пять эшелонов на моем счету. Два полка с немецкой пехотой под откос пошли.

— Ну вот, еще одного сапера встретили! — воскликнул Геннадий Семенович. — Теперь дело пойдет. Разрешаешь пару досок оторвать? Я тебя, Иван Дмитриевич, как коменданта спрашиваю…

Иван Дмитриевич хмуро взглянул на Егорова.

— А этот тоже с тобой?

— Со мной. Мой друг, знакомьтесь. Можно сказать, один из авторов самой мины.

Кивнув Егорову, Иван Дмитриевич подошел к стене и тоже стал долго ее выстукивать.

— Ну ладно! — сдался он наконец. — Раз уж вы ее ставили, конструкция вам знакома. За безопасность ручаетесь?

— Ручаюсь, — сказал Геннадий Семенович. — Не взорвется!..

— Давайте! — махнул рукой Иван Дмитриевич. — Только поосторожней.

Дьяченко нагнулся, подобрал валявшуюся около печки длинную железную кочергу и стал отбивать ею штукатурку. Куски извести сыпались на пол, обнажая старые доски, прибитые большими гвоздями. Конечно, штукатуры не отдирали их, и глупо было бы это делать.

— Осторожнее! Осторожнее!.. — то и дело повторял Иван Дмитриевич. — Тише стучи!..

Дьяченко молчал. Только слышалось его усталое дыхание и повизгивание отдираемой доски.

Наконец она треснула и отодвинулась. Иван Дмитриевич сорвался с места, ему очень хотелось заглянуть в щель.

— Не мешай! — прикрикнул на него Дьяченко.

Он засучил рукав и засунул в углубление руку. Геннадий Семенович пристально следил за выражением его глаз, стараясь угадать, нашел ли он мину. И вдруг по удивительно спокойному выражению, которое приняло его лицо, понял, что нашел. Иван Дмитриевич это тоже понял.

— Осторожней! Осторожней! — тихо стонал он. — Сильно не рви!..

Рука Дьяченко начала что-то медленно-медленно раскачивать за доской. Туда-сюда… Еще раз и еще раз. Он знал свое дело. Руки сапера похожи на руки часовщика, привычны к ювелирной точности. И вот наконец его пальцы, измазанные известкой, начали медленно вытаскивать какой-то большой предмет, обернутый в газету.

Геннадий Семенович сразу узнал ее — это их мина, в ящике из-под турецких сладостей, конечно, уже почти сгнившем.

Дьяченко держал в обеих руках смертоносный заряд, который когда-то в одно мгновение мог уничтожить весь этот дом.

— Быстрее тащите отсюда, ребята!.. — крикнул Иван Дмитриевич. — К морю! Подальше! А там подорвите…

Дьяченко пошел вперед, осторожно неся мину, Геннадий Семенович — за ним.

Так они поднялись на верхнюю площадку. Здесь Иван Дмитриевич еще раз внимательно осмотрел мину и деловито спросил:

— Химическая?

— Химическая, — ответил Геннадий Семенович.

Теперь Иван Дмитриевич немного успокоился.

— Черт подери, она как раз под моей кроватью лежала!.. Вот мое окно, на втором этаже… Ну, ребята, топайте. Да поскорее возвращайтесь. Выпьем по стопке!..

Дьяченко и Геннадий Семенович вышли на улицу, завернули за угол и почти бегом направились к парку Шевченко, подальше от людей.

В самом деле, куда им было деваться в этот ночной час с заряженной миной, которая неизвестно почему не взорвалась?

Через два квартала Геннадий Семенович отобрал у Дьяченко опасную ношу и понес ее сам.

Наконец они достигли парка и на отдаленной скамейке присели, чтобы обсудить положение. Куда девать мину? Пойти к морю и бросить ее в волны? Где гарантия того, что они не выбросят ее на берег.

— Стоп! — сказал Дьяченко. — Надо ее разрядить.

— А ты помнишь, как заряжал?

— Век не забуду! — И, нагнувшись над миной, Дьяченко стал медленно и осторожно приоткрывать крышку. — Ты лучше уйди, — сказал он Егорову.

Но тот продолжал топтаться рядом и заглядывать Дьяченко через плечо при сумрачном свете фонаря.

Надо приоткрыть крышку, и с левой стороны будет так называемый ударный механизм. Длинная игла, отделенная от револьверной гильзы, прикрепленная так, чтоб острие могло разбить пистон. Но для того чтобы разбить пистон, острие должно прорваться сквозь пластинку туалетного мыла. А чтобы туалетное мыло пропустило сквозь себя острие, его должна была размыть щелочная вода.

Дьяченко поднял кверху трухлявую крышку, и она, сразу отвалившись, осталась в его руках.

Теперь оба склонились над миной. Им хорошо был виден весь тот механизм, который должен был сработать и не сработал, — одного взгляда было достаточно, чтобы понять, кто тому виновник.

— Сукин ты сын! — сказал Дьяченко. — Какое мыло ты сюда положил?

Геннадий Семенович виновато молчал. Он отлично помнил, что, не имея хорошего мыла, отрезал ломоть трофейного немецкого эрзац-мыла, которое не поддалось щелочной воде, не размягчилось, и острие ударника завязло в нем навсегда.

1968 — 1972 гг.