Княгиня Ольга - Антонов Александр Ильич. Страница 30

Размышления на пути к храму привели отца Григория к мысли о том, что он должен добиться встречи с княгиней, и как можно скорее. Он не питал надежды на то, что Ольга позволит ему явиться в княжеские палаты. И явиться туда самовольно, как это было ранее, отныне не хотел рисковать. Однако на тропе размышлений он увидел боярыню Павлу, самого близкого к Ольге человека. К тому же знакомую ему по далекой поре отрочества. Она бывала в семье изборских князей, приезжала навестить свою тетушку Секлетину, мать Прекрасы. Вместе с маленькой Прекрасой Павла бегала на речку Ужу, где Григорий и встречался с нею. Знал Григорий, что с приездом в Киев Павла не раз побуждалась войти в православный храм и, очевидно, все-таки заходила, влекомая желанием познать новую веру. Потому отец Григорий был уверен, что Павла пойдет с ним на сговор и они вдвоем попытаются пробиться через дремучее, сатанинской природы идолопоклонничество Ольги. Они найдут тот камень, которым накрепко придавлен родник души. Они снимут сей камень, родник забьется и явит русичам обновленную матушку княгиню.

Но пока отец Григорий искал встречи с боярыней Павлой, в теремных палатах готовились к дальнему путешествию княгини Ольги.

Вернувшись из Древлянской земли, княгиня вскоре же одолела недуг, какой нахлынул на нее после сожжения Искоростеня. Всего сутки она не показывалась ближним и пролежала в опочивальне. Поборов телесную слабость, она окунулась в государственные дела. Склонная к размышлениям, она попыталась по — новому разобраться в причинах бунта древлян и год, и тридцать лет назад. И пришла к мысли, что их породила несправедливость великокняжеского двора к своим подданным. И в ту далекую пору, когда Игорь только встал на престол, и совсем недавно древляне взбунтовались от непосильной дани и от того, как эта дань собиралась. Дань эта — государственная. Но ею владели разные люди, и одни собирали дань милосердно, помнили, что данники тоже люди, им надо есть, пить, одеваться, содержать двор, хозяйство. Другие, как воевода Свенельд, беспощадно грабили данников. Оттого?то и бунтовали народы. И приходилось их усмирять, дабы не пошатнулась великокняжеская власть, дабы в державе царили мир и покой, кои превыше всего. Но усмирение силой есть новый повод для непокорства. Вот они, причины бунтовства. А чтобы не было повода для бунтов, размышляла Ольга, нужно искать новые, человеколюбивые уставы. И нужно не мешкая их утверждать. Далеко ли ходить за примером. Вспоминала Ольга, когда Свенельду пришлось усмирять, племена муромы, поднявшихся на бунт вслед за древлянами. Усмирить?то усмирил, однако же княгиню Ольгу огорчил своей ненасытной жадностью. И вся дружина его была обуяна жаждой к чужому добру. Где бы ни был со своей дружиной Свенельд — в битву ли вел ее, в полюдье ли отправлялся, — он не уставал говорить воинам: сильному все дано, сильный может взять все, что ему желаемо. Вот корень, на котором выросло зло. Вся дружина Свенельда — тати. Они и у отца с матушкой отнимут последнее. Как искоренить сие зло, Ольга пока не знала. И силы у нее не было вырвать сей корень. В ту пору она не могла знать, что придет, однако, час, когда на престол взойдет ее внук, великий князь Владимир[8], и однажды изгонит с русской земли всех грабителей — варягов. Но до той поры было еще далеко. И Ольга по — своему продолжала искать пути тихой и мирной жизни на Руси.

Однако пока Ольге следовало думать и о безопасности державы. Недовольство в народе нарастало. Русичи со страхом ждали наступления осени, зимы, когда начнется время сбора дани. Со многих земель посадники слали в Киев гонцов, дабы уведомить великую княгиню в том, что древляне не одиноки, что их примеру могут последовать другие племена и народы. Княгиня внимала их голосам и торопилась что?либо сделать для умиротворения русичей. Три раза она собирала в гридницу на совет мудрейших старцев и бояр, говорила им:

— Мудрые, ищите пути, как облегчить бремя дани, как избавиться от злого полюдья.

Советы с мудрыми и искушенными в жизни старцами и вельможами принесли свои плоды. И родился новый государственный порядок сбора дани. Родились Ольгины уставы и уроки. В них утверждали твердые нормы дани и повинности населения. Были намечены места сбора дани, их назовут погостами и становищами. На местах, по землям и областям, намечалось поставить лиц, обладающих властью от имени князя. Они?то и будут принимать дань по погостам и становищам. Исчислив размер дани, Ольга надеялась лишить власть имущих произвола при ее сборах. Размеры дани, определенные княгиней, были доступны для выплаты любой трудолюбивой семье. И сие позволяло данникам жить в достатке и иметь излишек для торжища.

А как все выстроилось в чинный ряд, княгиня Ольга собралась покинуть стольный град по первому санному пути. Но за день до отъезда случилось непредвиденное, что выбило Ольгу из привычной колеи дел. Пришла к ней утром боярыня Павла, Святослава привела, который всегда просыпался ни свет ни заря. Пока Ольга ласкала сына, Павла и спросила:

— Матушка княгиня, ты помнишь, как покидала Изборск, когда за тобой приехал жених?

— В кои веки то было! — удивилась княгиня.

— Да было же! И стоял в день твоего отъезда неподалеку отрок Егор. И он в тот же день покинул Изборск

— Не морочь мне голову, Павла. Не сама ли приводила того Егора, коего я велела выгнать из палаты.

— Было такое, матушка.

— И чего он хочет, говори, с чем пришла? — расчесывая своим гребнем льняные волосы сына, потребовала Ольга.

— И скажу. Просит тебя с поклоном сей муж зрелый, дабы ты взяла его в свою челядь в Изборскую землю.

— Сей муж — священник в чуждом мне храме. Тебе сие ведомо? — строго спросила княгиня.

— Ведомо, матушка. Я близ храма встретилась с ним. Да что с того, ежели ему родителей, как и нам с тобой, почтить надо.

— И что же ты сказала ему, что я возьму его?

— А как же, матушка, сказала, сказала, — зачастила Павла, — Да ведомо мне, что у тебя доброе и отзывчивое сердце.

— Не льсти. Я злая и недобрая женщина. Я злопамятна. И помню, как Григорий унизил меня оскорблением. Такое не прощают.

— И, полно, матушка, ты сама твердишь, что правдой ни унизить, ни оскорбить нельзя. Правда, она чище воды, хотя и горькая, как ты говоришь.

Прижав сына к груди, перебирая его волосы, Ольга задумалась. Павла сказала ей то, что она сама утверждала. Но что же мешало ей сойтись ближе с Григорием? Ведь в детстве он так был любезен ей. И как поняла Ольга, препятствие оказалось одно: их разная вера. Она — язычница, он — христианин. Что могло быть у них близкое? Ничего, кроме землячества. Только отчуждение. И тут Ольга поправила себя — ее отчуждение. Он же, похоже, никогда не чуждался ее, язычницы. Он ведь любил ее, вспомнила Ольга, и вера его не мешала тому. И тогда, когда она видела его в последний раз и велела отрокам выгнать из гридницы, у этого раба Божьего в глазах светилась нежность. Хотя слова его и были горькими. И Ольга смягчилась. «Чего уж, растоплю лед… Да пусть увидит, что я не только жестока, но и справедлива».

Павла стояла напротив, она видела душевное борение Ольги, и, когда исчезли строгие складки на переносице, она поняла, что княгиня готова проявить к Григорию милость. Сама же Павла смотрела на Ольгу с пронзительной любовью, и княгине даже стало неловко. «Почему она готова сгореть на костре за меня? Ничего не понимаю». И сказала тихо, почти шепотом:

— Пусть собирается в путь. Распорядись, чтобы коней и сани для него приготовили.

Павла прослезилась. Она торопливо смахнула ладонью слезы и молча покинула опочивальню. А Ольга еще долго была какая?то рассеянная и дольше обычного занималась с сыном. И не было желания идти к трапезе. Сквозь дымку лет она всматривалась в далекое прошлое, во все, что было связано с Егоршей, и ей показалось, что в ту пору, там, в Изборске, Егорша принес ей много отрадных дней.

И подошло время отъезда. Княгиня Ольга, оставив сына на попечение воеводы Асмуда, взяла с собой Павлу, нескольких бояр и в сопровождении дружины покинула Киев до самой весны…