Княгиня Ольга - Антонов Александр Ильич. Страница 87

— Вперед, за речку! Мечей из ножен не доставать! — И поскакал.

Родня тут коням по брюхо. Одолели водную гладь, вознеслись на берег, возникли пред печенегами, воевода Претич ГрОМКО крикнул:

— Мы рать Святослава! Сам великий князь матушку в Киеве обнимает. Потому говорю князю Куре, чтобы уходил из пределов Руси! Да будет тогда с ним мир!

— А если не уйдет? — спросил сам князь Куря.

— Будет ему худо! Сей же час погоним до Русского моря! — ответил воевода Претич.

— Хорошо, я подумаю. И хочу видеть тебя рядом. Подъедешь, будет вам мир. Нет — не уйду с твоей земли, биться буду!

Воевода Претич понял, что сомнения и страх будут непростительны ему. Он посмотрел на своих спутников и сказал:

— Я иду! — И поскакал к князю Куре.

Князь Куря проявил уважение и тронул коня навстречу воеводе. Сошлись. Князь протянул руку воеводе, пожал протянутую Претичем.

— Я не хочу с вами воевать. Мне обещали над Киевом легкую победу, но за три месяца я потерял не одну тысячу воинов. Мои люди и кони отощали. Город защищают дьяволы, они повергли моих воинов в ужас. Я сказал правду, почему не хочу воевать. Вы же бойтесь варяга Стемида и угорской княгини Ильдеко.

— Спасибо, князь. Ты храбрый и честный воин. Так я и передам князю Святославу.

— За то, что и ты сказал мне правду, я дарю тебе коня и саблю. — И князь спрыгнул с коня, отстегнул ножны с пояса и подал поводья и саблю Претичу. Тот же снял с пояса меч, спрыгнул с коня и вложил в руки князя меч и поводья.

— Мир печенегам и русичам на многие лета, — сказал Претич.

— Мир русичам и печенегам на многие лета, — повторил князь Куря.

Воины еще раз пожали друг другу руки и расстались, уходя лицом к лицу и махая руками. Претич так и не поднялся на скакуна князя Кури и перешел речку по пояс в воде. И князь Куря не сел на ордынского коня, ушел к своим воинам пешком.

В той малой речке много воды утекло с того солнечного утра, когда так просто и скоро был заключен мир русичей с печенегами. И не нарушался этот мирный договор больше трех лет, пока новое коварство их общих соседей не нарушило мирной жизни двух народов.

Глава тридцать четвертая

ПУТЬ В ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ

Теперь, когда смертельная опасность отхлынула от стен Киева и город не был сожжен, когда был утолен голод и преданы земле убитые воины и горожане, киевляне сбросили с себя печаль и уныние. Да было отчего. Ведь каждый от малого до старого знал, какую они страсть одолели, какой доли избежали. Если бы печенеги их одолели, всем бы старым грозила смерть, всем молодым — рабство. Так повсюду поступали печенеги, когда нападали на селения русичей.

Но все позади, и можно свободно вздохнуть, выйти в степь, спуститься к Днепру, окунуться в его чистые воды. Можно ехать — шагать в другие города Руси, дабы купить там на торжищах хлеба, мяса, меду, сыру, другое брашно, благо великая княгиня Ольга от щедрот своих выдала всем воинам, всем горожанам, защищавшим крепость от врага, деньги, и немалые. Она же отдала горожанам и воинам все, что было брошено печенегами на становище во время ночного бегства. А там оказалась немалая добыча. Только одних коней тысячные табуны да сотни кибиток со скарбом, множество шатров и шкур зверей и животных — все это стало достоянием киевлян и воинов Претича. Им?то в первую очередь. Конечно, и княжеский двор, и бояре взяли свое. Да и отрок Влас получил в награду двух коней и кибитку с добром.

И наступило время воздать честь и хвалу героям. Осмотревшись, киевляне поняли, что все они в равной степени свершили ратный подвиг. Однако же рассудили, что не могут быть равными все, даже среди тех, кто долгие три месяца простоял на стене, кто бился с врагом лицом к лицу не за страх, а за совесть.

В эти мирные дни, наступившие после тяжких испытаний, княгиня Ольга повелела воеводе Посвисту назвать имена всех, кто особо отличился во время защиты города, кто проявил доблесть, мужество и храбрость. Воевода Посвист славился справедливостью и назвал всех по очереди в меру их заслуг, но себя забыл. И великой княгине не польстил. Отца Григория и вовсе обошел честью. Когда же огласил имена героев пред лицом старейшин, все согласились с ним. Однако старый боярин Малк, дядя богатыря Добрыни, сам не раз постоявший с мечом на стене, справедливо отметил:

— Ты, воевода, всех назвал по заслугам, но трех богатырей духа и тела забыл. Без них бы нам не выстоять. Сколько, помню, дней и ночей в битве провели мы, а сии трое стояли всегда там, где смерть гуляла люто. Потому говорю: поставь на третье место священника отца Григория, на второе воеводу Претича, а на первое место великую княгиню Ольгу вознеси! — и боярин Малк возвысил голос: — Эй, старейшины, эй, воеводы и воины, не так ли говорю?!

— Истинно так, — выдохнули дружно больше двух сотен собравшихся на теремном дворе бояр, воевод, воинов. А градских старцев на сей раз в толпе не было. Все они слегли от немощи.

Подвиг княгини Ольги был отмечен в эти дни не только боярином Малком, но и теми горожанами, коим довелось быть на стене во время схваток с печенегами. Ее пурпурный плащ был виден со всех сторон крепостной стены. И всем было видно, как в княгиню летели десятки, сотни стрел, как ее чудесная сила, словно ветром, сносила их в сторону. И знал каждый воин, каждый горожанин, что эти стрелы могли поразить их, если бы великая княгиня не стояла под ними. Даже во время сечи киевляне слышали на стене, как Ольга требовала от врагов: «Целься в меня и только в меня!»

Теперь в тиши мирных вечеров очевидцы рассказывали — пересказывали все, что видели на стене за долгую осаду, и слушателями у них были не только киевляне, а многие русичи, сходившиеся в стольный град со всей Руси. И пришел час, когда христиане Киева воздали должное своей сестре по вере и в церквах прошли божественные литургии в ее честь. Первую такую литургию отслужил протоиерей отец Григорий. Эта литургия отличалась особой торжественностью и была приурочена ко дню Преображения Господня в начале августа. В проповеди на сей славной службе протоиерей сказал прихожанам, коих стояло в храме так много, что яблоку негде было упасть:

— Приближалось время, когда Иисус Христос должен был в последний раз идти в Иерусалим. И Он сказал своим ученикам: среди нас есть некоторые, кои до смерти увидят силу Царствия Божия. Через несколько дней Господь взял с собой Петра, Иакова и Иоанна и поднялся с ними на гору Фавор. И преобразился пред ними; и просияло лицо Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет. Когда Он говорил се, облако светлое осенило их; и се глас из облака глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение. Его слушайте!

Великая княгиня Ольга сидела во время литургии на царском месте. По просьбе отца Григория она была в том же пурпурном плаще с белоснежным капюшоном. Ее видели все прихожане. Когда же отец Григорий закончил проповедь во славу Иисуса Христа и великой княгини Ольги, плащ на ней источило пурпурным облаком и он стал белым, как первый снег, а вместо капюшона над головою Ольги воссияло золотое облачко. И в храме взлетели под купол возгласы восторга:

— Слава, слава великой княгине!

Она же опустилась на колени и, подняв лицо к образу Софии — премудрости, молилась и плакала. Слезы лились невольно и были сладкими. К ней подошел ее любимый внук — отрок восьми лет Владимир — и тихо спросил:

— Бабушка, зачем ты плачешь?

— Сие есть слезы радости, внук мой любый, — ответила княгиня.

Она поднялась на ноги, сошла с царского места и с амвона и, минуя молящихся, направилась к вратам храма, и следом за нею шли отец Григорий и другие священнослужители, и потянулись прихожане. Процессия вылилась из храма на площадь, потекла по ней, обретая все новые людские потоки. Так и шли с торжественным пением киевляне за своей матушкой княгиней, кою озарило чудом

Божественного Провидения. Ее белый плащ излучал свет, и от этого света преображались лица горожан. Никто из них не ведал, куда держала путь княгиня, все шли за нею, исполненные великого восторга. Она же в сей час восходила на путь, ведущий в Царство Небесное.