Владимир Высоцкий без мифов и легенд - Бакин Виктор Васильевич. Страница 37

Сниматься в фильме «Наш дом» (режиссер В.Пронин) вынуди­ло безденежье. Нужда заставила сняться там, где можно было обой­тись статистами. Попал он на съемки по приглашению И.Мансуро­вой — второго режиссера, которая заметила Высоцкого и Пушкарева еще во время съемок фильма «Живые и мертвые».

Высоцкому достался здесь лишь маленький эпизод — герой влез на крышу автобуса телевизионщиков, снимающих встречу мо­сквичей с экипажем космического корабля «Восход-1», и, сдвинув ладони рупором, выкрикивает имя своей девушки, а из автобуса выскакивают двое, и один из них, в наушниках, окорачивает «за­летевшего» героя:

«А ну, слазь оттудова!»

И голосом тем самым — голосом Высоцкого.

ТЕАТР ПОЭТИЧЕСКИЙ И ПОЛИТИЧЕСКИЙ

1965 г.

Сначала «Таганка» была известна не как политический театр, а как поэтический. Политическим театром «Таганку» сделали журна­листы. Поначалу сам Любимов всегда настойчиво от этого эпитета открещивался: «Мне пришили ярлык, что Театр на Таганке — поли­тический театр, но это неправда». Позднее статус политического те­атра Любимову понравился, и он любил это подчеркивать.

Поэтическим театр сделал тоже не Любимов — пришло время, когда поэзия просилась на сцену. Студенты и молодая интеллиген­ция конца 50-х — начала 60-х, возраст которых предопределял их тягу к лирике и общественной активности, хотели слышать о себе, поделиться личным, а поэты — реализоваться в глазах и своих, и читателя. Как результат — литература, и, особенно, поэзия, вобрав­шая в себя и «злобу дня», и лирику, естественным образом вышла из кухонь и квартир в залы, на площади, на стадионы, на театраль­ные площадки. В стране поэтический «бум». Миллионные тиражи стихотворных сборников, Лужники, Политехнический музей... По­эты держали верх над всеми жанрами литературы. Появились но­вые имена: Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Андрей Возне­сенский... Чуткий к настроениям в обществе главный режиссер «Та­ганки» уловил дух времени.

Из воспоминаний А.Вознесенского о В.Высоцком: «Он часто бывал и певал у нас в доме, особенно когда мы жили рядом с «Таганкой»... Там, на Котельнической, мы встречали Новый 1965 год под его гитару».

Своими впечатлениями о Высоцком на этом новогодии делит­ся театральный журналист Майя Туровская: «Это было при нас, это с нами...

Еще сравнительно негромкая, окуджавоголосая Москва. Еще не так давно обновленная «Таганка», куда ходят не на актеров, а если на актеров, то на Губенко — блестящего выпускника ВГИКа, сыг­равшего на выпуске Артуро Уи. Еще магнитофоны не с кассетами, а с бобинами — старая громоздкая «Яуза», у отдельных счастлив­цев сумасшедшая роскошь — UHER.

И

вот с чужим, со страхом и упованием доверенным

UHERom

отправляюсь на Котельники, к Андрею Вознесенскому и Зое, где бу­дет петь объявившийся и, говорят, неканонический «бард», моло­дой артист «Таганки» Высоцкий.

У каждого свое воспоминание о первом столкновении с фено­меном Высоцкого. Для меня это ощущение неожиданной, накатив­шейся почти физически силы звука. Трудно было представить, что этот парнишка, сложения почти тщедушного, с лицом обыкновен­ным и ширпотребной гитарой, начав непритязательно с чужого

«Те­чет речечка да-а по песочечку...»,

сможет голосом приподнять нас со стульев, а потом приплюснуть к ним, а магнитофон, непреду­смотрительно настроенный на средний регистр, сразу и безнадеж­но зашкалит.

Это было начало, и в юношеском его голосе еще не было бе­шеной, задыхающейся хрипоты последнего дыханья. Зато из удачи звука, из незатейливой блатной экзотики вылуплялись — наисов­ременнейшая, грубая и изнаночная, но чистейшая лирика

«Нинки»

и будоражила неожиданная громкость исповеди. Блатарь был всего-навсего первым из множества его внесценических образов, но мы еще не знали этого, а артистизм создателя был такой высокой пробы, что образ готовы были посчитать за автопортрет. Это сразу создало вокруг Высоцкого то электрическое облако популярности и опаски, которое искрило и давало разряды до самой его смерти».

Таких «домашних» концертов будет очень много. 14 января Вы­соцкого пригласил на день рождения товарищ по Большому Карет­ному Олег Савосин. Уговорили петь. И он, вместо того чтобы есть и пить, — пел. Присутствующий за столом отец Олега — ветеран, прошедший войну, — повторял:

— Что он там на гитаре бренчит — это ерунда. Вы слова, сло­ва слушайте!

В январе этого года после прослушивания кассеты с песнями Высоцкого космонавт «номер один» Юрий Гагарин захотел позна­комиться с артистом поближе. Вспоминает организатор встречи А.Утыльев: «Встреча двух кумиров произошла в квартире 25 дома 5/20 на Смоленской набережной. Гагарин приехал из Звездного с друзьями на своей черной «Волге», а Высоцкий с гитарой на мет­ро. Они крепко, по-мужски обнялись и, по-моему, сразу понрави­лись друг другу. Юра сказал, что Володины песни производят на него сильное впечатление. Оживленный разговор продолжался за столом. Произносили, конечно, и тосты, но Высоцкий пил только сок — он был в «завязке». Зато песен спел множество. Володя в тот день был в ударе. Засиделись допоздна. Договорились почаще встречаться...»

А.ВОЗНЕСЕНСКИЙ — «АНТИМИРЫ»

Первым и очень успешным поэтическим спектаклем «Таганки» было представление «Антимиры» по стихам Андрея Вознесенского.

Выпускник архитектурного института (1957), Вознесенский всегда считал себя учеником Б.Пастернака. В четырнадцать лет, бу­дучи учеником 6-го класса, он послал свои стихи Борису Пастерна­ку и получил от него приглашение в гости. Это событие определило жизнь Вознесенского. Позже, после успеха поэмы «Мастера» (1959) и первых сборников «Парабола» и «Мозаика» (1960) Пастернак пи­сал ему: «Ваше вступление в литературу — стремительное, бурное, я рад, что до него дожил». С этого момента поэзия несостоявшего­ся архитектора стремительно ворвалась в поэтическое пространст­во современности. В то время поэтические вечера в Политехниче­ском стали собирать полные залы, поэты привлекали многотысяч­ные аудитории на стадионы. И одним из первых в этой плеяде был Андрей Вознесенский. Его сборники выходили небольшими тира­жами и моментально исчезали с прилавков, каждое новое стихотво­рение становилось событием. Молодого поэта привлекали экспери­менты со словом, отсюда — необычный ритм, дерзкие метафоры, почти физическая образность, смелость и раскрепощенность мет­рики и рифм ломали устоявшиеся каноны «благополучной» совет­ской поэзии. Но этими формальными новациями и изобретениями, пожалуй, дело и ограничивалось. Не было в его стихах тепла, стра­сти, огня, который не только светит, но и греет, не говоря уж «об­жигает» читательскую душу и воображение.

Вознесенский входил в художественный совет Театра на Таган­ке с самого его основания и однажды предложил поставить спек­такль по своим стихам. В конце декабря 64-го вывесили объявление: «Планируется экспериментальный спектакль под названием «Поэт и театр» по стихам Вознесенского. Все желающие могут прийти на репетиции». Потом появилось условное название «Героические вы­боры», а окончательный вариант — «Антимиры» — по названию по­этического сборника, вышедшего в 1964 году. Спектакль подгото­вили в рекордно короткий срок — за месяц ночных читок, спевок и соединения поэзии с гитарой, танцем, актерством, пантомимой сложилось стройное представление. Это было именно представле­ние, в котором стихи игрались, а не просто декламировались акте­рами. Театр помогал поэту завоевывать новую публику, расширял круг его поклонников...

Первый раз поэтическое представление «Поэт и театр» сыграли в «Фонд Мира» 20 января 1965 года. Спектакль был сделан просто, но красиво. На сцене был оформлен помост в виде груши — рису­нок с обложки книги Вознесенского «Треугольная груша». В первом отделении свои стихи читал автор. Второе отделение — несколько укороченный вариант того, что стало потом «Антимирами». А.Ва­сильев, Б.Хмельницкий написали музыку к некоторым стихам, но все это не походило на концерт, на декламацию стихов модного по­эта, а вылилось в настоящий спектакль, в «поэтическое представ­ление», так как было связано одной темой. Одетые в черное трико актеры сливались в общей массе, и поначалу трудно было выделить роль кого-либо из его участников. Действие строилось по принци­пу — «кто чего умеет делать». Один — пантомиму, другой — пение, третий — музыку.