Герои и антигерои Отечества (Сборник) - Чуев Феликс Иванович. Страница 22
В те дни Потемкин направил десятки писем в разные адреса, издал немало приказов. В них не было и тени растерянности. 29 сентября он отдал распоряжение адмиралу Мордвинову:
«Подтверждаю вашему превосходительству о снаряжении порта Севастопольского всеми нужными для вооружения флота припасами и материалами, особливо же мачтами, дабы ничто не могло препятствовать скорейшему приведению в исправность поврежденных кораблей».
Профессор Д. Ф. Масловский сделал такой вывод:
«Если у Потемкина (в особенности после неудачи Севастопольской эскадры) начинают проявляться известные колебания, положим, хотя бы мнимая болезнь, то, ближе всматриваясь в грандиозность выпавшей ему задачи, — эти волнения (тем более по особенностям характера) не могут быть признаны неестественными. Весь вопрос в том, ослабела ли его энергия за это время? Касаясь его распоряжений (директивы Суворову, Мордвинову и др.) на главном театре, мы этого не замечаем».
Была и еще одна расхожая сплетня, о которой нельзя не упомянуть в связи с тиражированием в последнее время антиисторических русофобских романов К. Валишевского о том, якобы, что Потемкин хотел даже, в отчаянии, оставить Крым. Да, он высказывал такие мысли, но опять же только двум людям Румянцеву, которого по справедливости считал своим учителем, и императрице. Объяснял это довольно просто: оборонять полуостров, не имея флота, крайне сложно, ибо турки обладают в этом случае грандиозным преимуществом в выборе места высадки десанта и направлении главного удара. Реагировать же на их действия, учитывая рельеф местности, сложнее, чем, запустив их на полуостров, разбить в полевом сражении. Румянцев и императрица отвергли подобный план действий, да и сам Потемкин склонялся более к тому, чтобы, полностью не покидая полуострова, сосредоточить крупные силы в одном кулаке, где-нибудь в центре его.
Что же касается передачи командования другому лицу, хотя бы даже самому Румянцеву, то и здесь ни Петр Александрович, ни Екатерина II с Потемкиным согласиться не могли, ибо понимали его роль в той войне. Кстати, вот как эту роль оценил русский профессор Д. Ф. Масловский:
«Главным действующим лицом в войну 1787–1791 гг. был фельдмаршал Потемкин. Командуя войсками всего южного пограничного пространства, созданными им военными поселениями, начальствуя им же возрожденным краем, заведуя иррегулярными войсками и, наконец, управляя почти 14 лет делами Военной коллегии, — Потемкин является главнокомандующим по праву, безусловно незаменимым при тогдашних обстоятельствах и вполне ответственным перед историей за последствия его специально-военной и административной деятельности в период от конца 1-й и до начала 2-й турецкой войны».
Он и провел ту войну с блеском, о чем убедительно говорят замечательные победы русского оружия, в том числе и беспримерный в истории штурм Очакова, продолжавшийся всего час с четвертью, но заставивший содрогнуться от ужаса «блистательную» Порту. Об имевшей же якобы место медлительности сам Потемкин писал императрице:
«Если бы следовало мне только жертвовать собою, то будьте уверены, что я не замешкаюсь минуты, но сохранение людей, столь драгоценных, обязывает идти верными шагами и не делать сумнительной попытки…»
Медлил же он с Очаковом по целому ряду вполне объяснимых причин. При выдвижении к крепости он не торопился, поскольку опасался атаки турок на Херсон и Пристань Глубокую, и лишь после разгрома неприятельского флота в лимане уверенно двинулся к крепости и осадил ее 1 июля 1788 года. Медление с началом построения батарей тоже, как оказывается, объяснимо: имея в Очакове сильную агентуру, Потемкин рассчитывал на сдачу крепости. И лишь после провала агентуры, после того, как турки казнили ее, выставив головы казненных на колах, он отдал распоряжение о сильной бомбардировке, которая в конечном счете предрешила успех и позволила завершить дело с малыми потерями.
Блестяще была проведена Потемкиным и кампания 1789 года, во время которой турки были биты под Максименами и Галацем генералом Дерфельденом, под Фокшанами и Рымником Суворовым. Сам же Григорий Александрович взял бескровно Аккерман и Бендеры. Императрица писала ему:
«Знатно, что имя твое страшно врагам, что сдались на дискрецию, что лишь показался… кампания твоя нынешняя щегольская».
Здесь нужно добавить, что в течение всего 1789 года войска, предводимые Потемкиным, успешно били врага и на суше, и на море. Следующий, 1790 год был славен штурмом Измаила, с блеском проведенным Суворовым, а 1791 год знаменитой победой Ушакова при Калиакрии, окончательно подорвавшей волю Порты к сопротивлению.
Завершив свою «Потемкинскую» войну полной победой, Григорий Александрович умер 5 декабря 1791 года по дороге из Ясс в Николаев, так и не успев подписать мирный договор.
«Страшный удар разразился над моей головою… -
писала Екатерина II, -
мой ученик, мой друг, можно сказать, мой идол, князь Потемкин-Таврический умер в Молдавии… Это был человек высокого ума, редкого разума и превосходного сердца; цели его всегда были направлены к великому… Им никто не управлял, но сам он удивительно умел управлять другими… у него были смелый ум, смелая душа, смелое сердце…»
Мужеству и отваге он учил и своих солдат, часто повторяя:
— Я вас прошу однажды и навсегда, чтобы вы предо мною не вставали, а турецким ядрам не кланялись…
Русские воины с восхищением говорили о нем:
— Благослови, Господь, Потемкина!..
Болью отозвалась кончина Григория Александровича в их сердцах. Один гренадер сказал племяннику князя Л. Н. Энгельгардту:
— Покойный его светлость был нам отец, облегчил нашу службу, довольствовал нас всеми потребностями, словом сказать, мы были избалованные его дети; не будем уже мы иметь подобного ему командира: дай Бог ему вечную память!
Оплакивая утрату, генерал-фельдмаршал Румянцев сказал о Потемкине:
— Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество потеряло усерднейшего сына, бессмертного по заслугам своим.
Владимир Федоров
Император Александр I
Старший сын Павла I и внук Екатерины II родился 12 декабря 1777 года. Екатерина II нарекла его в честь Александра Невского — покровителя Петербурга. Александр был се любимым внуком, и она сама руководила его воспитанием, пригласив лучших преподавателей. Русскую словесность и историю преподавал ему М. Н. Муравьев — писатель, один из просвещеннейших людей своего времени (отец будущих декабристов Никиты и Александра Муравьевых); естественные науки — известный ученый и путешественник, академик П. С. Паллас; законоучителем и духовником был протоиерей А. А. Самборский — по отзывам современников, «человек светский, лишенный глубокого религиозного чувства», сумевший, однако же, внушить это чувство своему ученику. Самборский долго жил в Англии, был страстным англоманом; ему было поручено, помимо духовных наставлений, обучать Александра английскому языку.
По рекомендации широко известного в то время в Европе публициста и дипломата Фридриха Гримма, с которым Екатерина вела дружескую переписку, в 1782 г. в Россию был приглашен швейцарец Фридрих-Цезарь Лагарп — человек высокообразованный, приверженец идей Просвещения и республиканец по взглядам — состоять «кавалером» при Александре и обучать его французскому языку. В этой должности он находился 11 лет (1784–1795), имея полную свободу внушать своему ученику те идеи, которые разделял. Знакомя Александра с отвлеченными понятиями о естественном равенстве людей, предпочтительности республиканской формы правления, о политической и гражданской свободе, о «всеобщем благе», к которому должен стремиться правитель, Лагарп при этом тщательно обходил реальные язвы крепостнической России. Более всего он занимался нравственным воспитанием своего ученика. Рассказывают, что по совету Лагарпа Александр вел журнал, куда записывал все свои проступки. Впоследствии он говорил, что всем, что есть в нем хорошего, он обязан Лагарпу.