Собрание сочинений, том 1. Белый вождь. Квартеронка. - Рид Томас Майн. Страница 39

Даже когда дело дошло до развязки и жертву наконец похитили, ее не повезли прямо в крепость: ведь даже и ее надо было ввести в заблуждение. И вот ее, связанную, посадили на мула, которого погонял один из негодяев, и предоставили ей смотреть, какой дорогой они едут, вплоть до того места, где надо было свернуть к городу. Здесь ей завязали глаза кожаным поясом и так привезли в крепость, и, разумеется, она не знала, далеко ли ее завезли и что это за место, где ей позволили наконец отдохнуть.

Каждый акт дьявольской драмы был задуман столь тонко и разыгран столь искусно, что это делало честь если не сердцу, то уму капитана Робладо. Он же был и главным актером во всем этом представлении.

Вискарру на первых порах одолевали кое-какие сомнения; не совесть удерживала его, а собственная неумелость и боязнь разоблачения. Ведь это могло серьезно повредить ему. Если раскроется такой злодейский умысел, весть о нем мгновенно облетит всю страну. И тогда он погиб.

Красноречие Робладо, вдохновляемое его низкими намерениями, взяло верх над слабым сопротивлением начальника; а раз согласившись на эту затею, он и сам находил все это очень увлекательным и забавным. Шутовские воззвания и россказни об индейцах, наводившие ужас на жителей, и хвалы, которые воздавались при этом коменданту, действующему при этом столь доблестно и неутомимо, – все это оказалось приятным развлечением среди однообразия солдатской жизни. И в те несколько дней, что длилось нашествие «дикарей», у коменданта и капитана не было недостатка в поводах для смеха и веселья. Они так ловко все проделали, что наутро после заключительного набега грабителей и похищения Роситы ни одна душа в Сан-Ильдефонсо, если не считать самих офицеров и двух их помощников, нимало не сомневалась: всему виною настоящие дикие индейцы!

Впрочем, в одной душе шевелилось подозрение, только подозрение, – в душе старухи-матери. Даже сама Росита думала, что она в руках индейцев... если она вообще могла думать.

Глава XXXI

– Да, великолепная шутка, честное слово! – с хохотом продолжал Робладо, дымя своей сигарой. – С тех пор как мы забрались в эту чертову глушь, мне еще ни разу не случалось так позабавиться. Что ж, и на пограничном посту можно найти себе развлечение, если действовать умеючи. А сколько хлопот нам доставило это дело! Но, дорогой комендант, скажите-ка, строго между нами, – теперь-то вы уже можете судить, – стоило ли так хлопотать?

– Я очень жалею, что мы это сделали, – самым серьезным тоном ответил комендант.

Робладо посмотрел ему в лицо и впервые увидел, как хмур и мрачен его собеседник. Занятый своей сигарой, он до сих пор этого не замечал.

– Вот так так! – воскликнул он. – Что случилось, полковник? Вы выглядите совсем не так, как подобает человеку в вашем положении. Вы ведь должны были провести несколько приятнейших часов! Что-нибудь неладно?

– Все неладно.

– Что такое? Вы были у нее?

– Только на минуту, и с меня хватит.

– Не понимаю вас, дорогой полковник.

– Она сумасшедшая.

– Как – сумасшедшая?

– Да, буйная. Заговаривается так, что я в ужас пришел. Счастлив был поскорее уйти. Там остался Хосе, он за нею присматривает. Я просто не мог слушать, как она бормочет. Поверьте, у меня пропала всякая охота оставаться.

– Ну, это пустяки! – сказал Робладо. – Через день-другой она придет в себя. Она все еще думает, что попала к дикарям, которые хотят ее убить и снять с нее скальп. Вы с успехом можете ее разуверить, как только она придет в себя. Она-то может знать правду, я тут беды не вижу. Все равно вам придется ей сказать, и чем раньше, тем лучше: больше останется времени, чтобы она успела с этим примириться. Теперь она у нас уютно пристроена в четырех стенах, и у них нет ни глаз, ни ушей, так что вы действуйте на досуге. Никто ничего не подозревает, никто и не может подозревать. Все только и думают, что об индейцах, ха-ха! Говорят, этот ее поклонник, дон Хуан, хочет собрать отряд и пуститься в погоню за краснокожими! – И Робладо снова расхохотался. – Ничего у него не выйдет: с ним слишком мало считаются, и никому нет дела ни до его скота, ни до колдуньиной дочки. Будь это кто-нибудь еще, дело, пожалуй, приняло бы другой оборот. А сейчас нам нечего бояться, что все раскроется. Если бы еще появился сам охотник на бизонов...

– Послушайте, Робладо... – вдруг прервал его комендант, и в голосе его прозвучало необычное волнение.

– Да? – спросил капитан, с удивлением глядя на Вискарру.

– Я видел сон... страшный сон! Вот что меня тревожит, а совсем не бред этой девушки. Проклятие! Что за страшный сон!

– Помилуйте, комендант, вы храбрый солдат – и тревожитесь из-за какого-то сна! Ну-ка, что это вам приснилось? Я прекрасно умею толковать сны. Ручаюсь, у меня вы получите наилучшие разъяснения.

– Ну, слушайте, это довольно просто. Мне снилось, что я стою на Утесе загубленной девушки. Мне снилось, что я там один с Карлосом, охотником на бизонов, и что он все знает и привел меня туда, чтобы отплатить мне, чтобы отомстить за нее. У меня не было силы сопротивляться, и он подвел меня к самому краю. Кажется, мы схватились и боролись некоторое время, а потом он выпустил меня и столкнул с обрыва. И вот я падаю, падаю... А наверху стоит охотник, и рядом с ним его сестра, и на самом выступе утеса – эта ужасная старая колдунья, их мать, она смеется каким-то диким, безумным смехом и хлопает в ладоши, а руки у нее длинные, костлявые... И я падаю, падаю, а дна все нет... Ужасное чувство, и конца ему не было! От этого ужаса я и проснулся. Я даже не мог поверить, что это был только сон, никак не мог отделаться от ощущения, что все это на самом деле... Ужасный сон!

– Да, но только сон. А что значит...

– Постойте, Робладо! Я вам еще не все сказал. Через час... да нет, через каких-нибудь четверть часа я ходил здесь и думал о том, что мне приснилось, и нечаянно посмотрел туда, на утес. И там, на самом краю, стоял всадник, он был хорошо виден на фоне неба, и это был вылитый охотник на бизонов! Я узнал и коня и всадника – я хорошо помню, как он держится в седле. Я решил, что это мне мерещится. Отвел глаза на секунду, потом посмотрел опять, а всадника уже нет! Он так быстро исчез... Я думаю, мне просто показалось. Там никого и не было, просто после того сна мне почудилось.

– Очень возможно, – сказал Робладо, желая успокоить приятеля. – Очень возможно и вполне естественно. Во-первых, отсюда, где мы с вами стоим, до вершины того утеса добрых три мили по прямой. На таком расстоянии вы уж никак не отличили бы этого охотника от любого другого всадника – это невозможно. Во-вторых этот самый Карлос сейчас находится по крайней мере за пятьсот миль от кончика моей сигары и рискует своей драгоценной особой ради нескольких вонючих бизоньих шкур и нескольких десятков фунтов вяленого мяса. Будем надеяться, что кто-нибудь из его меднокожих друзей снимет с него светловолосый скальп, которым так восхищаются иные наши красотки. А ваш сон, дорогой комендант, – ну что же может быть естественнее! Вам просто не могло не присниться что-нибудь в этом роде. Вы помнили, как он гарцевал в день праздника на этом самом утесе, и думали о его сестре и подозревали, надо полагать, что сеньор Карлос обошелся бы с вами не слишком нежно, знай он об этом деле и попадись вы ему в руки, – все сразу было у вас в мыслях, и все перемешалось в этом нелепом сне. И старуха тоже: если вы о ней не думали, так я думал с тех самых пор, как стукнул ее тогда, в дверях. Ну и вид у нее тогда был, век не забуду!

И негодяй расхохотался. Его не так уж забавляло это воспоминание, но он хотел изобразить все происшедшее пустой безделицей, чтобы успокоить Вискарру.

– Эка важность! – продолжал он. – Сон! Самый обыкновенный сон. Полно, дорогой друг, выкиньте это из головы!

– Не могу, Робладо. Эти мысли – точно моя собственная тень: от них не отделаешься. У меня какое-то предчувствие. Лучше бы я оставил девчонку в ее грязной лачуге! Клянусь Богом, я хотел бы, чтобы она оказалась опять у себя дома. Не успокоюсь до тех пор, пока не избавлюсь от нее. Прежде я ее любил, а теперь просто ненавижу эту сумасшедшую.