Фредди Меркьюри. Жизнь его словами - Брукс Грег. Страница 12

Что касается стихов, они даются очень тяжело. Для меня это целая задача. Моя сильная сторона — мелодия. Первым делом я концентрируюсь на этом, потом на структуре песни, а слова приходят уже после. Мелодическая структура рождается у меня легко, но текст для меня — трудное дело. Над этим мне еще нужно работать. Иногда я чувствую, что мои мелодии настолько сильнее лирики, что последняя их портит. Думаю, мои мелодии чаще всего превосходят стихи. Ненавижу писать стихи. Я бы хотел, чтобы кто-нибудь делал это за меня. Был бы у меня Берни Топин [17]! Но заметьте — я не такой человек, я люблю все делать сам. Я жадная сволочь!

Когда я пишу песни, мне нужно закрыться ото всех и остаться наедине с самим собой. Чтобы сосредоточиться, мне необходимо одиночество. Когда я сочиняю песню, мне важно представлять ее целиком. Если получается, значит получается. Когда я не задумываюсь об этом, получается лучше всего. Я люблю, когда удается быстро ухватить песню, тогда это получается свежо, а уже потом можно проработать детали. Ненавижу вымучивать песню, если она не получается легко. Либо она получается быстро и ты говоришь: «Да, у нас есть песня!», либо не получается вообще, тогда я обычно говорю просто: «Слушайте, давайте забудем об этом».

Я пишу так, как чувствую, и я всегда готов учиться. Намного интереснее писать песни в различных жанрах, чем всегда повторять одну и ту же форму. Мне кажется, я не выдумываю песни, они как бы настигают меня, если вы понимаете, о чем я… Я ничего об этом не знаю, но догадываюсь, что это подсознательные вещи. Думаю, многие пишут те песни, которые внутри них. Я не из тех сочинителей, которые следят за тенденциями и модой и говорят: «О'кей, это сегодня модно, давайте напишем песню». Мне просто нравится делать разнообразные вещи и не повторяться. Я не люблю подолгу задерживаться на чем-то одном, и это передается моей музыке и стихам. Мне хочется попробовать все хотя бы раз, и я не боюсь рисковать. Я люблю бросать вызов, и мне нравится делать вещи, выпадающие из мейнстрима. Я не боюсь открыто говорить об определенных вещах в своих песнях, потому что уверен, что в конце концов быть естественным — самый беспроигрышный вариант.

Я не хвастаюсь, но иногда я действительно выдаю их одну за другой. Это получается легко, если сосредоточиться. Думаю, я сочиняю песни гораздо быстрее других. Меня часто спрашивают: «Насколько вы плодотворный автор?» Я пишу десятки песен в день, радость моя!

Если собрать все мои песни вместе, думаю, их всех можно объединить словом « эмоции». Они все о любви, эмоциях, чувствах. Все они о настроениях.

Большинство песен, которые я пишу, — любовные баллады, где говорится о вещах, связанных с грустью, страданием, болью, но в то же время они легкомысленные и ироничные. Думаю, такова, по сути, моя натура. Я настоящий романтик, и хотя все пишут песни на эту тему, я делаю это по-своему, в другом ключе. В принципе я не создаю ничего нового, я не говорю: «Смотрите, я написал песню, какой еще никогда не было!» Нет. Но там мойвзгляд.

Многие находили и теряли любовь, многие влюбляются и разочаровываются в любви, поэтому я продолжаю писать песни об этом — о разных проявлениях любви. Мне кажется, любовь и отсутствие любви — вечные темы, и люди по-разному переживают любовь и расставание. Думаю, большинство моих песен об этом, и, по-моему, петь и сочинять песни о любви можно действительно бесконечно. Я пишу о вещах, которые люди переживают ежедневно. Я чувствую, что тоже прошел через все это, так что, по сути, я собираю свой опыт и вкладываю его в свои песни. Я настоящий романтик, просто какой-то Рудольф Валентино. Мне нравится сочинять романтические песни о любви, потому что они дают такой простор для творчества и к тому же имеют большое отношение ко мне. Я всегда их писал. Я имею в виду — с самого начала, со второго альбома, и, полагаю, буду писать такие вещи всегда, потому что они часть меня. Мне нравится сочинять самые разные песни, но романтические — независимо ни от чего. Я ничего не могу с этим поделать, это происходит автоматически. Я бы хотел писать песни о чем-нибудь совершенно другом, но все всегда сводится к эмоциям и драме. Не знаю почему. Но в конце все равно всегда присутствует элемент иронии. Вот о чем, по существу, все мои песни.

Это действительно довольно забавно; мои стихи и песни — главным образом вымышлены. Я все выдумываю. Они не земные, они воздушно-сказочные. Я не из тех авторов, которые ходят по улицам и вдохновляются увиденным, и я не из тех, кто в поисках вдохновения отправляется на сафари или покоряет горные вершины или делает еще что-то подобное. Нет, вдохновение может посетить меня, даже когда я принимаю ванну. Я один из таких. Для вдохновения мне не нужна живая натура. Обычно какая-то конкретная сцена или произведение искусства как таковое не дают мне вдохновения, хотя был один такой пример на альбоме Queen II— песня The Fairy Fetter's Masterstroke, написанная под вдохновением от картины, которую я увидел. Это очень и очень необычно для меня. Как человек, тяготеющий к искусству, или как вам там угодно, я часто посещаю галереи, и в Галерее Тейт я увидел эту картину Ричарда Дадда [18], одного из моих любимых художников викторианской эпохи. Я был необыкновенно вдохновлен. Я долго ее рассматривал, и все, что я попытался сделать, — зарифмовать слова, опираясь на оригинал, описать картину — описать, что я на ней увидел и как это понял.

Вдохновение может посетить тебя где угодно. Оно приходит, когда его меньше всего ожидаешь, и мешает моей сексуальной жизни. Некоторые песни приходили ко мне прямо в постели. Но мне просто необходимо записать их немедленно, иначе к утру от них не останется и следа. Когда я и Мэри [Остин] жили вместе, однажды я проснулся среди ночи, и просто не мог отвязаться от песни. Мне пришлось сесть и записать ее, для чего я встал и подтащил пианино к кровати, чтобы дотянуться до клавиш. Это не могло долго продолжаться — она просто не могла с этим мириться. Не могу сказать, что это меня удивляет.

Сочинять музыку могут заставить многие вещи — почти все, что нас окружает. Что касается меня, то я могу просто идти куда-то, и у меня вдруг появляется идея, и я ее запоминаю, но, как правило, я сажусь за пианино, начинаю бренчать и что-то подбираю. У меня могут возникнуть сразу несколько идей, и я стараюсь запомнить их; потом я возвращаюсь к ним и пытаюсь сделать из них композицию. Иногда я просто сижу за пианино, и меня вдруг озаряет идея, и тогда я пытаюсь превратить ее в песню. Иногда я заставляю себя прислушиваться к идеям, а иногда оставляю их в покое и возвращаюсь к ним через месяц — и вдруг все встает на свое место. Но в этом нет какого-то сильного вдохновения. Всегда все по-разному. То, что я говорю, может разочаровать кого-то, потому что придуманный сюжет заставляет людей думать: «Ого! Интересно, что его вдохновило?» Возможно, у людей в уме возникает какой-то величественный образ. Но это не мой формат. Извините, если я вас разочаровал.

Все мы представляем по-своему, какой должна быть песня, потому что песня может быть сделана совершенно по-разному, в зависимости от того, кто ее делает. Иногда в чужих песнях ты можешь увидеть что-то большее. Иногда мы все помогаем друг другу, но это требует много времени. Сейчас большинство песен делается в студиях, тогда как раньше у нас было режимное время. Сейчас ни на что не хватает времени, так что мы просто снимаем студию и работаем. Иногда это растягивается надолго, потому что мы используем студийное время для сочинения песен, а не для их записи.

Теперь я пишу по-другому. Раньше я сидел за пианино и буквально из кожи вон лез, чтобы подобрать все аккорды и придумать композицию целиком, превратив тему в песню. Теперь у меня другой подход. Последнее время я писал песни экспромтом. Действительно, я прихожу в студию совершенно неподготовленным и думаю: «Что же сделать на этот раз?» Вдруг возникает основная идея, и я решаю: «Давайте сделаем это». Она может быть совершенно ужасна и нелепа, там могут быть всего один-два приличных такта, но я хватаюсь за это. Или просто бросаю все, ухожу и работаю с этим позже.