Ангелы уходят не прощаясь - Лихачев Виктор. Страница 9
Все дружно выпили.
— А что же не закусываете, Арсений Васильевич? — спросила Оля, — или еда не нравится? Чем богаты…
— Что вы! Все просто замечательно. Только есть у нас, русских писателей-подвижников одна слабость, — совершенно с серьезным видом сказал Арсений Васильевич.
— Какая? — оторвавшись от тарелки, подняла на него удивленные глаза Татьяна Ивановна.
— Мы после первой не закусываем.
Раздался дружный смех.
— А мой муж говорит, — это снова была Оля, — расстояние между первой и второй должно быть короче…
— Короче чего?
— Сейчас вспомню, Надежда Михайловна. Вспомнила: короче полета пули.
— А мой про взмах шашки говорит, — сказала доселе молчавшая скромная Вера Валентиновна.
— А мой…
— Короче, все мужики одинаковы, разница в нюансах, — Надежда Михайловна показала на бутылку, — Арсений Васильевич, у нас руку нельзя менять: раз начали разливать — продолжайте.
Выполнив поручение, писатель поднялся.
— Друзья мои, вы не будете против, если я скажу несколько слов?
— Еще как не будем!
— Слушаем.
— Вот тут про мои поездки говорили. На самом деле, не Бог весть какой подвиг. Обычная работа…
— Ну, не скажите!
— Оля, не перебивай Арсения Васильевича.
— Спасибо, Надежда Михайловна. Но вот что интересно, — продолжал писатель, — а ведь сегодня я отметил юбилей!
— У вас день рождения сегодня? Что же вы сразу не сказали?
— Нет, Олечка, это юбилей другого рода. Вы не поверите, но сегодня у меня была трехсотая встреча с читателями.
— Трехсотая?!
— Вот это да!
— Да, друзья мои, да. И я, честное слово, просто счастлив, что этот юбилей я праздную в вашем замечательном городе, среди вашего чудесного коллектива. Вот за это я и хочу выпить. За вас, друзья!
— Скажите, а вы помните свою первую встречу? — спросила Оля писателя.
— Слушай, дай человеку закусить, — возмутилась Надежда Михайловна, — кушайте, кушайте.
— Вы знаете, а я могу и есть и рассказывать. Вот такие мы русские писатели способные… Конечно, я помню свою первую встречу. Хотите, расскажу?
— Еще спрашиваете!
— Правда, если быть совсем точным, надо вести речь о двух встречах. Обе они прошли в один день. Книга, самая первая моя книга, тогда только вышла. Стали поступать отклики, письма. Почти в каждом было приглашение, мол, приезжайте к нам в город. Мне этого тоже хотелось, но я оставался реалистом. Во-первых, работа. Во-вторых, деньги, точнее их отсутствие. Согласитесь, просто так куда-нибудь в Мурманск не соберешься? И я благодарил за приглашения, но отказывал. И вот как-то приходит еще одно приглашение, из райцентра, который называется Некоуз.
— А где это? — спросила Оля.
— Вот и я тоже самое спросил. В Ярославской области, отвечают, недалеко от Рыбинского водохранилища. Поблагодарил я их, только положил трубку — снова звонок: «Вас Брейтово беспокоит». «А где это? — спрашиваю. — «В Ярославской области, на берегу Рыбинского водохранилища». Слушаю, и думаю: а ведь из этого может что-то получиться. А на том конце продолжают: «Вы не смотрите, что у нас село. Нашей библиотеке в прошлом году исполнилось 105 лет. У нас есть при библиотеке драматический театр, в нем даже прокурор наш играет. Если вы к нам приедете, мы еще раз отметим»… — «Что, простите?» — «105-летие». Ну и как, скажите, можно было отказаться от такого предложения? Узнаю, что в Некоуз ходит из Москвы один единственный поезд, точнее ходит в Рыбинск, а в Некоузе он стоит две минуты. Беру рюкзак с книгами, друзья везут меня на машине в ближайший от моего города населенный пункт — Кимры, где проходит эта ветка. На кимрском вокзале делаю первое неприятное открытие: мой поезд будет стоять здесь целый час. Потом столько же в Кашине, чуть меньше в Бежецке и так далее. А в Некоуз он приходит в пять утра, так что мне придется часа два-три кантоваться на станции, а после искать библиотеку…
В поезде я не сомкнул глаз — боялся проспать Некоуз. Впрочем, при всем желании мне бы этого не удалось: в вагоне в основном ехали рыбаки, начавшие отмечать будущий удачный улов еще по дороге к Рыбинскому водохранилищу. Но вот и Некоуз. Я оказался единственным, кто здесь сошел. Схожу на перрон. Декабрь. Мороз за двадцать градусов. Над головой огромные зимние звезды, за спиной огромный рюкзак, набитый книгами. Весело скрипит снежок под ногами, но мне совсем не весело: вокзал закрыт на огромный амбарный замок. Поезд, просигналив мне на прощание, скрылся во мгле. Успеваю заметить, что поселок одноэтажный, дома расположились по обе стороны железной дороги. На какой из сторон находится улица Советская, где располагается местная библиотека? Но спросить-то не у кого. И вдруг — слышу песню. Она все громче, громче:
Ой, да не вечер, да не вечер,
Мне малым-мало спалось,
Мне малым-мало спалось,
Ой, да во сне привиделось…
Через минуту ко мне подходит мужичок неопределенного возраста, судя по внешности и одежде — бомж. Чувствовалось, настроение у незнакомца было превосходным:
Мне во сне привиделось,
Будто конь мой вороной
Ой, разыгрался — расплясался…
— Привет! — он заметил меня. — Закурить не найдется?
Я всегда удивлялся, что «стреляя» закурить, у нас говорится не «закурить найдется», а именно так, как сказал этот мужик. Однако тогда мне было не до лингвистических изысков. Передо мной стоял живой человек! Впервые пожалел, что не курю. Знал бы, заранее купил целую пачку.
— Прости, не курю, — отвечаю.
— Бывает, — миролюбиво отвечает бомж и идет дальше:
Разрезвился подо мной…
— Постойте, — окликаю его, — спросить хочу…
И тут же задаю ему вопрос, после которого и он и я начинаем дико смеяться — другого слова не подберу. Догадались, о чем я его спросил?
— Как пройти в библиотеку? — под дружный смех присутствовавших озвучила вопрос писателя бомжу Надежда Михайловна.
— В пять часов утра! Ой, мамочки, не могу! — заливалась Ольга.
— Это Вицин в «Операция «Ы» говорит…
— А то мы не знаем, Татьяна Ивановна, — под новый взрыв смеха заметила заведующая.
Писатель, как опытный рассказчик, с невозмутимым видом выдержал паузу, дождался тишины, и продолжил:
Отсмеявшись, незнакомец задумался, приняв позу роденовского мыслителя. Задумался надолго. Я даже подумал, что бомж уснул. Ан нет: он, посмотрев мне в глаза, с виноватой улыбкой произнес:
— Прости, браток, я ведь в библиотеке лет двадцать не был…
И вдруг — радостно:
— Вспомнил! Библиотека у нас находится на улице Советской.
Господи! Да я и сам это знаю. А бомж, повернувшись и, удаляясь от меня, почти без паузы, завел свою шарманку:
Ой, налетели ветры злые,
Да с восточной стороны
И сорвали…
— Слушайте, а где она у вас, эта треклятая Советская улица?
Мужик остановился, круто развернулся и… Мне этого никогда не забыть: он принял позу Маяковского, читающего стихи, то бишь широко расставил ноги, плечи расправил. Затем бомж резко вскинул правую руку в сторону от себя: «А у нас весь Некоуз — улица Советская!» И столько в этих словах было гордости за свой родной поселок, что мое плохое настроение вмиг улетучилось. Тем более, мужик оказался прав: улица Советская составляла своеобразный стержень поселка и тянулась через весь Некоуз.
Но мои встречи с местными оригиналами на этом не закончились. Минут через тридцать двери библиотеки мне, уже изрядно замерзшему, открыла миловидная девушка лет двадцати-двадцати двух. Я понял, что меня ждали: на столе кипел самовар, в тарелках лежали пирожки и бутерброды. Это было весьма кстати, но, согласитесь, в незнакомом месте, рядом с незнакомым человеком не хотелось поглощать еду в полной тишине. Задаю один вопрос девушке, другой, третий. Но на все мои вопросы только «да», «нет» и «не знаю».
— Сколько жителей в Некоузе?
— Не знаю.
— Чем здесь народ занимается?
— Не знаю.
— Сама ты жизнью довольна?
— Да.
— Где-нибудь училась?