Ядовитый полигон - Самаров Сергей Васильевич. Страница 21

Осмотр окрестностей снова ничего не дал, кроме того, что убедил меня в отсутствии биологических объектов в пространстве, которое мне предстояло преодолеть. Ведь тепло выделяют только биологические объекты, причем все выделяют тепло разного уровня излучения. Но и здесь много тонкостей, которые следует знать. Например, собака в бинокле, казалось бы, должна светиться намного сильнее человека, потому что температура тела у нее в среднем выше человеческой на два с половиной-три градуса. Однако у собаки свечение становится сильным только тогда, когда она повернется к наблюдателю мордой. Именно морда будет показывать наличие сильного тепла. А все потому, что тело собаки прикрыто шерстью, скрадывающей тепло, а сама собака потеет не кожей, как человек, а языком. Есть и другие нюансы, которые должен знать наблюдатель, вооруженный тепловизором. Я проходил специальный двухнедельный курс обучения и потому о возможностях тепловизора знал, наверное, больше, чем его обладатель подполковник Лагун.

Хотя, говоря честно, я вовсе не был уверен в том, что подполковник Лагун знает и чего подполковник Лагун не знает. Сначала мне казалось, что он меня привлечет для организации обороны базы, чтобы я все выставил и выверил. Но он моего мнения даже не спросил и начал действовать сам. Лагун умел оставаться непонятным. Честно говоря, с такими людьми трудно общаться и работать. Но приходится привыкать, потому что в отряд Александра Игоревича я пришел не по собственной воле…

Однако пора было двигаться дальше.

– ?Подъем, молодой человек. Проснись, завтрак проспишь, – дал я пленнику легкого пинка под ребра. Не так, чтобы было больно, но намекая на то, что больно я сделать не постесняюсь.

За время моего осмотра местности пленник, как оказалось, сумел все же перевести дыхание и уже не хрипел, как на бегу. Но я решил еще подогнать его:

– ?Двинули дальше. Вперед! Тебя Пехлеван заждался…

Глава четвертая

Честно говоря, я не ожидал, что на мои простые слова последует такая реакция. Я бы вообще назвал эту реакцию отчаянием. Пленник просто сел на землю и процедил сквозь упрямо сжатые губы:

– ?Стреляй здесь. Я дальше не пойду.

Тон его был весьма категоричен – настолько категоричен, что я даже не понял, что случилось. Стрелять я не собирался, но, если уж пленник сам попросил, я решил продемонстрировать, что хорошему человеку отказать не могу. Взял в правую руку пистолет-пулемет и передернул затвор, показывая, что стрелять готов. Но это оружие, видимо, пленнику знакомо не было, он не понял, что я за движение сделал, потому что у всех обычных видов оружия затвор располагается не так ^[11], и никак не отреагировал на мои приготовления. А я продемонстрировал готовность к расстрелу. Глушитель уже был навинчен на ствол. Бронежилета на пленнике уже не было, но разгрузку, раньше надетую поверх броника, а сейчас висящую, как тряпка, ему оставили. И я просто выстрелил одиночным в торчащий клапан кармана разгрузки, оторвав его. Пленник задрожал мелкой нервной дрожью. Это, наверное, была не трусость, а просто нервная реакция. Но и она уже выбила его из колеи.

– ?Вставай, чтобы мне не пришлось тебя пинками гнать, – сказал я. – И двигай…

Он послушно встал и даже пошел сам, сделав первый шаг очень быстро, чтобы избежать толчка стволом под ребра. Как все нормальные люди, пленник предпочел не испытывать боль, если ее можно было избежать.

– ?Бегом! – прикрикнул я таким тоном, каким обычно угрожают смертью. – Когда нужно будет остановиться, я скажу.

Он побежал, а я чуть отстал, подгоняя его словами. Мне в таком темпе бежать было просто неудобно, я привык к более скоростному способу передвижения, но приходилось подстраиваться, потому что заставить человека что-то делать можно только в том случае, если он в состоянии это выполнить. А бежать быстрее для пленника было, как я понимал, то же самое, что летать. Попытаться можно, но результата не будет. И я нервы ни себе, ни ему портить не стал.

Приказ остановиться я дал тогда, когда у него уже ноги стали цепляться одна за другую. Но вовсе не потому, что пожалел пленника. Просто мы уже вышли на рубеж следующего просмотра дороги. Отсюда, кстати, и здания фермы были видны. Именно с этой точки я в первый раз и увидел своего нынешнего узника, сиявшего теплотой своего тела в окулярах моего бинокля. Осмотр показал, что поблизости никого нет, но никого не было уже и на ферме. Значит, Пехлеван, обнаружив пропажу часового, увел куда-то свой отряд. Может быть, местных жителей распустил по домам, а остальных отправил в горы? Это возможный вариант, хотя мне лично Пехлеван казался более решительным командиром, и я предполагал, что он постарается всячески обострить ситуацию.

– ?Ну что, молодой человек, куда твой Пехлеван сбежал? Знаешь?

Пленник что-то промычал. Мне показалось, что он матерился, не открывая рта, и оттого его мычание напоминало не мычание коровы, а легкое рычание собаки, лежащей перед хозяином с костью в зубах. Поэтому я, чувствуя себя хозяином положения, все же был настороже, когда отворачивался или поднимал к глазам бинокль. Это была выработанная и за время службы плотно укоренившаяся привычка.

Как оказалось, вырабатывал я эту привычку не зря. Опустить бинокль, одновременно обернуться и сделать шаг в сторону я успел вовремя. Пленник уже стоял на коленях и из этого положения пытался нанести мне удар ножом. Нож был небольшой, с широким и острым лезвием, сверкнувшим под звездами. Будь лезвие длиннее или сумей парень подняться раньше, он мог бы меня достать. Однако у него ушло слишком много времени на то, чтобы разрезать веревку. Он попытался это сделать, наверное, сразу, как я в первый раз поднял бинокль. А поднимал я его трижды. В три захода с веревкой он справился. Но совершить прыжок, одновременно нанеся удар, пленник не сумел. Скакать на коленях вообще-то с непривычки трудно. Он промахнулся и упал, заработал удар каблуком по затылку, а потом моя ступня с силой припечатала его кисть, после чего отобрать у него нож было нетрудно. Чуть труднее было связать концы веревки, чтобы восстановить статус-кво, но я и с этим справился.

Парень оправился на удивление быстро. Я сел на ближайший камень и ждал, когда он совсем оклемается, рассматривая тем временем при свете звезд нож. Откуда он взялся, предположить было нетрудно. Я сам обыскивал пленника еще в самом начале. У него ножа с собой не было. С кем он общался? Только с подполковником Лагуном и майором Полтора Коляном. Нож дал кто-то из них, но знали об этом, скорее всего, оба. Спрятать нож можно было только в рукаве. Но я, когда Полтора Коляна вывел пленника на крыльцо, осматривал веревки и прощупывал руки. Тогда ножа не было. Значит, он «пришел» в рукав, когда я на минуту оставил их двоих на крыльце, чтобы сказать пару слов Александру Игоревичу. Таким образом, можно допустить, что Лагун здесь ни при чем, а вся инициатива исходила от майора. Стоило понять и разобраться, из каких побуждений Полтора Коляна решил сделать мне такую гадость. В отместку за поражение в борьбе руками? Это очень сомнительно. Не выглядит он таким самолюбивым человеком, которого поражение сильно обидело. Значит, была другая причина. И, скорее всего, именно по этой причине Полтора Коляна хотел пойти в этот рейд вместе со мной. Но что это была за причина, для меня оставалось загадкой. Разгадать ее мне мог помочь пленник, который только-только пришел в себя. Каблук у меня все же не самый мягкий…

* * *

– ?Как тебя, дурака, зовут-то? – спросил я.

– ?Илдар, – неохотно согласился он с почетным званием, которым я его наградил.

– ?И зачем же ты себе жизнь, Илдар, осложняешь? – я не спросил, а просто посетовал на его глупость. – Ты узнал меня?

– ?Что ж не узнать? Узнал. Ты тот спецназовец, который ювелира грохнул.

– ?Тот самый, кого ты и твой Пехлеван обманули…

– ?Не обманули, а перехитрили. Военная хитрость не считается обманом.

– ?Но подлостью быть может, – подытожил я. – Где сейчас Пехлеван?