Ядовитый полигон - Самаров Сергей Васильевич. Страница 29
– ?Опознать людей в сгоревшей машине было сложно. Но мы уже знали, что твой брат погиб на дороге и тело его пропало прямо из морга. Просто было похищено неизвестными людьми. При этом пострадали сотрудники морга, убит патологоанатом. Был небольшой скандал, возбуждено уголовное дело, но никаких следов выявить не удалось. Мотивов – тем более. Узнали мы про этот случай потому, что московский следственный комитет отправил запрос по твоему поиску, чтобы задать тебе какие-то вопросы. Ты же единственный родственник. И наследник московской квартиры, кстати. А она стоит немало… Нас этот поиск и навел на мысль, что ты жив и пустился в автономное плавание. Дальнейшая проверка оказалась несложной. А уж просчитать ситуацию наши аналитики сумели без труда. Проверили останки тела. Там вместо крови какие-то диковинные препараты, чтобы тело оставалось относительно свежим, не деревенело. Мы сделали вывод. Поэтому я ждал твоего звонка.
– ?Понятно, товарищ подполковник. Теперь все ясно, и у меня камень с плеч свалился. Работать будет легче, зная, что имею поддержку. Кстати, этот номер, с которого я звоню, возможно, не мой постоянный. Пока я sim-карту придержу у себя. Если будет новый номер, я вам сообщу. Не удивляйтесь, если определитель покажет незнакомый номер. Местный…
– ?Хорошо, Коля. Если у меня будут сведения, буду звонить. До встречи на плацу. Твой взвод тебя ждет. Солдаты отнеслись к ситуации с пониманием, как и высшее командование. Все проблемы можно будет решить. Постараемся решить…
– ?Я рад, товарищ подполковник. До встречи на плацу…
* * *
У меня с плеч свалился не просто камень – все Кавказские горы, вместе взятые. По крайней мере, так мне казалось, такое облегчение я почувствовал. И даже не в душе, а натурально, на самом настоящем физическом уровне. И пусть кто-то попробует мне после этого доказать, что мысль не материальна! Ноги стали легче; впечатление было такое, что я по земле не ходил, а почти парил над ней, едва касаясь тропы.
Времени у меня оставалось в обрез, и я бежал легко, не чувствуя напряжения; даже бинокль с тепловизором к глазам прикладывал на бегу. Правда, не забывал перед этим посмотреть, насколько позволял утренний сумрак, вперед на тропу, чтобы не упасть, – бинокль, который мог разбиться, было действительно жалко. Я к нему уже привык и относился как к своему. Для подполковника Лагуна этот бинокль был боевым трофеем… если только действительно боевым. Для меня он тоже стал трофеем. А что касается зарядного устройства для тепловизора, то я не думаю, что у меня меньше возможностей или подобрать подходящее, или сделать его так же, как сделал сам Александр Игоревич. И вообще при моей должности – а я уже не снимал себя с должности командира взвода спецназа ГРУ – такой прибор гораздо более важен и необходим, чем его прежнему обладателю, который держал его в сумке под кроватью.
Я бежал легко и быстро, не чувствуя усталости даже оттого, что тропа то круто бросалась вниз, то не менее круто взбиралась в гору. Но об осторожности не забывал. И в нужный момент, когда, по моим расчетам, я находился уже в непосредственной близости от села, скорость сбавил и бинокль стал поднимать чаще.
Расчеты меня не подвели. Это я понял, поднявшись на очередной скалистый холм, с которого увидел само село. Вернее, еще не село, а многочисленные, разбросанные на большом пространстве огни. Село в самом деле было большое и освещало часть неба, как и любой населенный пункт. Не разглядывая в бинокль улицы, я прозондировал с помощью тепловизора только свой предстоящий путь, не увидел опасности и снова побежал, чтобы успеть к крайнему от дороги дому раньше, чем туда доберется Илдар. Мне хотелось не ошибиться в парне, хотелось верить в то, что он стоящий человек и придерживается норм поведения, выработанных его предками. Если я попросился к нему в гости, он обязан проявить гостеприимство и даже должен защищать меня, если кто-то посягнет на мою жизнь, будь это сам Пехлеван. К сожалению, современные горцы часто забывают старые правила. Поэтому об осторожности забывать нельзя никогда.
Остаток пути я пробежал быстрее. Во-первых, бежать под гору легче, чем наоборот; во-вторых, ощущение близкого финиша обычно добавляет скорости. И только уже в трех десятках метров от села, когда стали видны силуэты домов, я остановился и снова взялся за бинокль. Тепловизор снова не показал опасности, поэтому я сразу двинулся к забору. Он был невысоким, до уровня моей груди, сложенным из слоистого камня-слюдяника. Но вместо связующего материала использовался не цемент, а глина, которой здесь больше, чем земли. Поэтому прежде чем перебраться через забор, я потрогал его руками, проверяя устойчивость. Камни держались крепко. И я без сомнения поставил на стену руки, одним прыжком перебросив свое тело по другую сторону забора. Двор был бетонированный, споткнуться было негде; я быстро проскочил к дому и забрался в первое попавшееся окно. Теперь можно было безбоязненно осмотреться и подготовиться к встрече Илдара.
Дом оказался одноэтажным, но чердак тоже когда-то был жилым. Это не мансарда в обычном понимании этого слова, а просто слегка утепленный чердак, на котором стояли стол и кровать. А главное, там было два окна. Одно – с торца дома, второе – в крыше, которое смотрело как раз в сторону дороги в центр села. Той самой дороги, по которой мой недавний пленник и должен был подойти. Устроившись около этого окна, я стал наблюдать.
Наконец показался Илдар. Не хотелось петь, но сама собой в голове промелькнула мысль о том, что кто-то там милого узнает по походке. Мне этот человек милым не казался, тем не менее я рассчитывал в чем-то на его помощь. Сам Илдар еще не понимал, что мы с ним в какой-то степени оказались в одинаковом положении. И его и меня пытались «убрать», как кучку навоза с дороги. Равнодушно. Но ни мне, ни ему не хотелось ощущать себя пылью на тропе чужой войны. Поэтому нам требовалось действовать, причем действовать совместно. Однако у Илдара еще была сильна привязанность к Пехлевану и вера в него, в его справедливость. Возможно, в чем-то Илдар был прав, и я напрасно думал о Пехлеване плохо. Но заставить меня видеть существенную разницу в поведении Нажмутдинова и Лагуна было трудно. Точно так же, как убедить Илдара в том, что не он предал Пехлевана, а тот предал его. Но попробовать стоило.
Илдар шел один посреди дороги. На всякий случай я просмотрел не только саму дорогу, но и всю улицу. Он шел, можно сказать, демонстративно, а вдоль заборов могли красться другие люди. Но никого видно не было, тепловизор «свечения» не показывал. Только во дворе одного из домов, мимо которого проходил Илдар, остановился какой-то человек, вслушиваясь в шаги. Судя по фигуре, это была пожилая женщина, с трудом переставлявшая ноги. Но к забору она даже не подошла.
Тем временем начало стремительно светать. Это было не в мою пользу, потому что я хотел бы дойти до дома отца Илдара в темноте и при этом никому не попасться на глаза. Простая забота о своей безопасности, а вовсе не скромность. Но с природой спорить я не умел, и потому следовало удовлетвориться тем, что есть.
Илдар подошел к забору, посмотрел по сторонам, не наблюдает ли кто за ним, и пинком открыл калитку. Скрип в темноте всегда бывает более звучным, чем в дневное время, и мне он не понравился. Не желая, чтобы Илдар и дверь в дом тоже открывал пинком, я крикнул:
– ?Иду…
Перешел к другому окну, выбрался из него на карниз и спрыгнул во двор. Высота была около трех метров. Илдар с уважением оценил мой полет, покачал головой, но ничего не сказал. Для него с его походкой и легкой, на мой взгляд, неуклюжестью в движениях, да и излишним весом такой прыжок мог бы закончиться трагически. Для меня же он был естественным выполнением нормальных тренировочных упражнений на полосе препятствий. Я легко спружинил ногами, прыгнул вперед и в сторону и через секунду уже стоял перед Илдаром, готовый последовать за ним.
– ?Ну, что твой отец? Он уже нашел нужную тему для философского разговора?