Властелины Срединной Тьмы - Чалкер Джек Лоуренс. Страница 3

Внезапно по кратеру пронесся порыв ветра – это заговорили каменные изваяния. Язык был незнакомый, но почему-то он понимал каждое слово.

– Кольца… Кольца… – шептали они. – Пять золотых колец… Ты принес кольца?

– Какие кольца? – услышал он свой собственный крик. – Я не знаю никаких колец!

– У него нет колец… – прошептал морщинистый старик, и остальные мужчины подхватили:

– Нет колец… Нет колец…

– Нет плодов, нет птиц, нет колец… – вступили женщины.

– Тогда зачем же ты здесь? – спросили мужчины.

– Я хотел лишь узнать, что тут такое, почему эта гора стоит на священной земле моего народа… Я хотел только увидеть… Больше мне ничего не нужно!

Все пятеро дружно вздохнули.

– Нам жаль… – прошептали они, и эхо гулко повторило их шепот. – Нам очень жаль тебя… Но, видишь ли, любопытство здесь не дозволено…

И останки тех, кто пришел сюда до него, зашевелились, поднялись и двинулись к нему, чтобы сделать его одним из них…

…Он вздрогнул и проснулся, весь в холодном поту. Ветер крепчал, и заметно похолодало. Облачные кольца, разделенные тепловой завесой, вращались с немыслимой быстротой, и так же быстро крутились облака внизу. Он поспешно вскочил, мечтая как можно скорее убраться подальше от этого жуткого места. Теперь в отступлении не было ни трусости, ни позора: это место было средоточием величайшего колдовства, противостоять которому может лишь тот, кто обладает несравненно большим могуществом, чем простой воин. В самоубийстве нет никакой чести, а оставаться здесь было бы равносильно самоубийству.

Он быстро достиг нижнего слоя облаков, вступил в него – и в этот момент налетел шквал.

Человеческий крик потонул в завывании ветра. Вихрь подхватил его, оторвал от земли и швырнул о скалу в нескольких сотнях метров ниже по склону.

2. ПРОКЛЯТИЯ ИСТОРИИ

Согбенно Ходящий, верховный знахарь и хилер народа хайакутов, который на самом деле был прям как стрела, даже сейчас, на восьмом десятке, медленно поднимался по склону холма к хижине Бегущего с Козодоями. Он собирался нанести обычный визит вежливости и изложить привычные жалобы. Летающие блюдца опять распугали бизонов. Вот уже более двадцати лет Козодой проводил свои рекреации в это время года и в этом месте. Несмотря на свое относительно привилегированное положение и высокий ранг, он был обязан по меньшей мере четверть года жить среди своих соплеменников, жить той же жизнью, что и они. В общем-то это его не особенно беспокоило, за исключением некоторых небольших неудобств, вроде предстоящей беседы со знахарем, да неизбежных задержек в работе над текущими проектами. И все же насильственный переход от электрического освещения, кондиционированного воздуха и компьютерной обработки данных к бревенчатой хижине, обмазанной глиной, был довольно болезненным.

Он знал, конечно, что в прежние времена его коллеги вполне успешно трудились при свете костра, свечей или факелов, но при этом они имели перед ним одно существенное преимущество – тому, кто не знает, что такие удобства и такая технология вообще могут существовать, не приходится и мечтать о них.

Прожитые годы избороздили морщинами лицо старого знахаря и выбелили его длинные волосы, но глаза его смотрели молодо, а гордая осанка ясно говорила, что этот человек не выбрал бы себе в жизни иного места и иного дела.

– Приветствую тебя, Бегущий с Козодоями, и добро пожаловать на родную землю, к своему народу, – произнес старик на мелодичном языке своих предков. – Ты не очень изменился, хотя и начинаешь округляться, особенно в животе.

Его собеседник улыбнулся:

– И я приветствую тебя, почтенный мудрец. Добро пожаловать в мою небогатую хижину, к моему очагу. Прошу тебя, садись и поговори со мной.

Был ясный звездный вечер, тонкий серпик луны неторопливо плыл в темном небе. Старик устроился возле небольшого костра, а Козодой, согласно обычаю, сел напротив.

– Не случилось ли тебе протащить потихоньку немного доброго хуча, сын мой? – спросил старик, смешивая слова двух языков.

Молодой весело ухмыльнулся:

– Ты же знаешь, что это запрещено, почтенный старец. Я не хочу наживать себе неприятности.

Старик обеспокоенно покачал головой, несмотря на то что эта сценка разыгрывалась неизменно из года в год.

– Однако, – добавил Козодой, – ты оказал бы мне честь, разделив со мною освежающую настойку из целебных трав.

С этими словами он достал большую тыквенную бутыль и протянул ее собеседнику.

Старик принял ее, выдернул грубую затычку и сделал большой глоток. На его лице появилось восторженное выражение.

– Отменно! – прохрипел он. – Да, ты и впрямь хитроумен, мой мальчик!

Он хотел было вернуть бутыль, но собеседник жестом остановил его.

– Нет-нет, это все твое. Это подарок, пусть он отгоняет от тебя холод в зимние ночи.

Старик улыбнулся и благодарно покивал:

– У нас кое-кто гонит довольно сносное питье из кукурузы, но, боюсь, я уже для него староват. Чтобы его пить, надо иметь внутри несколько лишних молодых слоев, потому что каждая выпивка смывает один слой, а по этой части, похоже, я давно уже в долгу у Творца.

Эта тема разговора была исчерпана, и пора было переходить к следующей.

– Хороши ли дела нашего племени, старейшина? Я отсутствовал довольно долго.

– Не так уж плохи, – ответил старик. – Хайакуты ныне исчисляются тысячами, а наше племя насчитывает почти три сотни. В это лето было много рождений и мало смертей. Конечно, на севере черноногие и эти проклятые дакота превысили свои квоты на охоту, а на юге апачи опять нарушили границы – и я опасаюсь, что скоро нам придется воевать с теми или с другими. Откочевка на юг проходит мирно, но эти проклятые летающие блюдца распугивают бизонов, из-за этого у нас было немало трудных и голодных дней. С жадными соседями мы управимся сами, но только ты можешь хоть что-то поделать с этими окаянными летучими штуковинами.

Бегущий с Козодоями вздохнул:

– Каждый год я как представитель племени вношу протест, и меня уверяют, что маршруты полетов будут пересмотрены, а в конечном счете оказывается, что так ничего и не сделано. Ты говоришь, что я разжирел, но те, кто может изменить положение дел, разжирели еще больше, и жир у них не только на брюхе. – Он снова вздохнул. – Частенько я испытываю желание собрать Совет Войны и проделать с нашими администраторами то, что мы когда-то проделали с сиу.

– Но ведь у вас есть и другие хайакуты, и все твердят об одном и том же. Почему это не прибавляет понимания?

– Ты и сам знаешь почему. В Высшем Консилиуме преобладают ацтеки, майя, навахо, нецперсе и им подобные.

– Фермеры и горожане! Никто не смог бы прожить здесь хотя бы неделю, не говоря уже о четверти года! Будь проклято время, когда миром стали править старухи. В особенности те старухи, которые состарились задолго до собственного рождения!

– Ты стар и мудр. Ты знаешь, что это всего лишь вопрос численности. Те, кто свободно следует за стадами бизонов и гуляет по равнинам, как ветер, никогда не сравняются числом с теми, кто занимается фермерством и ремеслами.

Старик отпил еще глоток и вздохнул:

– Знаешь, мальчик мой, я часто думаю, что неплохо бы им совсем убраться прочь, после того как они вернули нам землю наших предков и восстановили наши обычаи. Моя душа никогда еще не была так полна, как здесь, под этими звездами, когда я смотрю на траву, что волнуется под ветром, и внимаю ласковому шепоту Творца.

– Не забывай, что тогда у нас не было бы лошадей, – в очередной раз напомнил старику Козодой. – Древние дни были не такими уж чудесными. Женщин выдавали замуж по первой крови, и они рожали по двадцать детей в надежде, что выживет хотя бы один. Наши предки едва доживали до тридцати пяти лет. Болезни косили наш народ. Быть может, несколько летучих кораблей, которые время от времени распугивают нескольких бизонов, – не такая уж большая цена за то, что мы избавлены от подобных бедствий.