Иванов катер. Не стреляйте белых лебедей. Самый последний день. Вы чье, старичье? Великолепная шесте - Васильев Борис Львович. Страница 17

- А вам что за дело, Иван Трофимыч? - Она впервые посмотрела на него, и он увидел ее пустые, словно высушенные глаза. - Вы мне не свекор, не отец. Что вам-то за интерес?

- Я тебе… муж, - с трудом сказал он.

- Муж? - Она усмехнулась. - Не-ет, не муж. Муж женой не побрезгует, а вы побрезговали. А теперь спрашиваете, где ночевала. Так нашлись добрые люди, приютили, не побрезговали.

В печке с шумом прогорала подтопка. Они оба забыли про нее, они видели только друг друга.

- Зачем ты врешь? - тихо спросил Иван. - Зачем ты выдумываешь, опомнись.

- Выдумываю? - Еленка улыбнулась. - Не-ет, не выдумываю. Адресок могу дать, если хотите…

- Замолчи!… - крикнул он, что есть силы треснув палкой о стол.

Отскочивший конец со свистом пронесся мимо Еленки. Она еще выше вздернула голову, шагнула к Ивану, уже не помня себя:

- Жалела я вас, убогого! Жалела, понятно? Вы же всех обидеть боитесь, всего боитесь, а туда же: муж!… Жалкенький вы, блаженненький, только что на коленях не стоите. А ведь стояли бы, если б захотела, стояли бы как миленький, стояли бы!…

Она кричала что-то еще, но Иван уже ничего не слыхал. Кровь отхлынула вдруг от сердца, туго ударила в голову, розовые круги поплыли перед глазами.

- Готово, капитан! - крикнул с палубы Сергей. - Отваливай!

- Веди сам, - тихо сказал Иван, из последних сил держась на ногах. - Я покурю. Покурю только…

Курил он долго. Сергей несколько раз заговаривал с ним, но Иван отвечал односложно, и помощник оставил расспросы. Зачалил катер, спустился в кубрик.

- Что с Иваном?

- Что? - спросила Еленка.

- С Иваном что, спрашиваю?

- А-а. Не знаю.

Сергей посмотрел на нее, пошел к трапу.

- А со мной что? - вдруг спросила она. - Не спрашиваешь? Неинтересно?

- Интересно, - сказал он и полез на палубу.

Иван сидел сгорбившись, опустив плечи. Сергей окликнул его, но тут послали тянуть воз, и Сергей пошел чалиться и до обеда совсем позабыл про капитана. Вспомнил, когда Еленка крикнула снизу:

- Обедать!…

- Обедать?… - переспросил Иван. - Да, да. Иду.

Он спустился в кубрик, сел на свое место. Еленка поставила перед ним миску, но он отодвинул ее и спросил чаю. Выпив две кружки, впервые поднял на Сергея глаза:

- Я полежу, а? Справишься один?

- Конечно! - Сергей метнулся к дивану, раскинул постель. - Что за вопрос, капитан. Отдыхай.

Он лег, отвернулся к стене и так, не шевелясь, лежал, пока не кончился рабочий день. Слышал, как Сергей чалился, как шепотом уговаривал Еленку идти на занятия, как звенели под их ногами ступени трапа, как наконец затихло все; он остался один. Тогда он вылез на палубу и послал за водкой парнишку, что рыбачил с затопленной баржи.

Парнишка смотался мигом. Иван спустился вниз, сел к столу, налил полный стакан и заплакал.

Наутро он с трудом поднялся с постели. Сергей глянул на его серое лицо, свистнул:

- Лежать, капитан. Лежать пластом. Сам справлюсь.

Несколько дней он отлеживался, ничего не ел. Еленка бегала за молоком, Сергей раздобыл где-то меду. Отпаивали его, уговаривали, Сергей гнал к врачу - Иван только тряс головой.

А потом прошло. И ночью Иван сам выбросил за борт поломанный костыль.

…Утром в диспетчерской Ивану сказали, что его срочно просили зайти к юрисконсульту. Зачем, почему - никто не знал.

- Видно, насчет ссуды Никифорову, - предположил Иван. - Директор при мне обещал разобраться.

- Хорошо, если не насчет сена, - тихо сказал Сергей.

Старшего юрисконсульта Ефима Лазаревича Иван знал с войны: кругленький, седенький, чрезвычайно живой юрист и тогда был точно таким же, как и сейчас.

- Здравствуйте, Иван Трофимович. - Он обеими руками пожал жесткую руку Ивана, подождал, пока тот сядет. - Оторвал от работы - извините великодушно. Служба, знаете!…

Он деловито полез в стол. Порывшись, выудил тоненькую папку, раскрыл ее и, нацепив очки, долго читал какие-то бумажки. Иван сидел не шевелясь: в крохотном кабинетике стояла строгая тишина.

Ефим Лазаревич закрыл папку, снял очки, задумчиво потер переносицу.

- Как дела у вас, Иван Трофимович? Как "Волгарь" бегает? Вы курите. Курите, бога ради, не стесняйтесь.

Иван закурил, коротко рассказал новости, упирая больше на то, что положение Федора безнадежно и что в семье - семь ртов. Юрист вздыхал, поддакивал, качал круглой, поросшей седым пушком головой.

- Да, Иван Трофимович, да. Большое несчастье, очень большое. А как все это случилось? Знаете, с подробностями, если припомните. Очень важно - с подробностями.

- С подробностями?… - Иван не помнил никаких подробностей, а то, что помнил, считал незначительным. Передал коротко, как рвануло запань, как удалось ему аккуратно сдать воз: благо, случилось все на развороте и плот сам пошел в Старую Мельницу. -…Ну а Федора - как подрезало…

- Да, - сказал юрист. - Жаль, что подробностей не помните… Значит, у борта стоял Никифоров?

- У самого борта, - подтвердил Иван. - За плотом следил, знаки мне подавал: мне из рубки назад плохо глядеть, не видно.

- А по инструкции где должен стоять?

- По какой инструкции?

- Ну, есть же инструкция по технике безопасности?

- А-а… - Иван силился вспомнить, что сказано в инструкции на этот счет. - Ничего там не сказано.

- Правильно, - почему-то с удовлетворением сказал юрист. - Но, может быть, есть какие-нибудь добавления, приказы?

- Ничего такого нет, - сказал Иван. - А в чем дело, Ефим Лазаревич?

- Дело?… - вздохнул юрист. - Дело, дорогой мой, в том, что Никифоров подал иск на возмещение убытков, которые он потерпел.

- Подал все-таки? - Иван растерянно улыбнулся. - А ведь не хотел…

Он замолчал. Ефим Лазаревич опять нацепил очки, раскрыл папку, долго перебирал бумаги. Потом снял очки, потер переносицу и откинулся от стола.

- Иск этот может иметь ход в случае, если вы, лично вы, Иван Трофимович, нарушили соответствующие правила эксплуатации. Поскольку в правилах ничего не сказано, как поступать при прорыве запани, то остается последнее. - Он щелкнул пальцами и опять потер переносицу. - Никифоров, выполняя ваш приказ, находился в опасном, особо оговоренном в инструкции месте. Был такой приказ?

Иван пожал плечами: слово "приказ" как-то не вязалось с теми отношениями, которые были на катере. Каждый делал свое дело, знал его, не отлынивал, и надобности в приказах никакой не было. Он сказал об этом Ефиму Лазаревичу.

- Ну, не приказ, Иван Трофимович, не приказ: распоряжение, указание, совет. Устно, разумеется, устно. Вы не сказали, например, Никифорову: "Стой здесь", когда пошел лес?

- Нет… - неуверенно сказал Иван. - Он сам знал, где стоять. Ведь мне-то из рубки плохо глядеть.

- Ну, а идея, сама идея плотом перегородить реку кому принадлежит? Кто первый сказал, что надо сдать плот? Вы или Никифоров?

Иван долго молчал, раздумывая. Идея принадлежала ему, но он боялся, что если скажет об этом, то Федору срежут пенсию или не выплатят ссуду. С другой стороны, дело касалось суда, а к этому органу Иван относился с огромным уважением. Поэтому он сказал дипломатично:

- Все так решили, Ефим Лазаревич.

- Все решили? Значит, и ответственность - пополам?

- Ответственность?… - Иван насторожился. - Нет, Ефим Лазаревич, вся ответственность - на мне. Я - капитан, я - в ответе.

Юрист улыбнулся.

- Хороший вы человек, Иван Трофимович. Очень хороший, но не думайте вы о других сейчас, бога ради! Вы думайте, как из неприятности выскочить.

- Неприятности?

- Суд - всегда неприятность. По иску Никифорова ответчиком не может быть признано предприятие, поскольку оно не отдавало приказ спасать лес. Дело происходило на катере - объекте, так сказать, экстерриториальном, где вся полнота власти принадлежит капитану. То есть вам, уважаемый Иван Трофимович. И вам следует не его выгораживать, а подумать о себе самом.

- Так ведь если виноват, что же думать? - тихо сказал Иван. - Виноват - отвечать буду. Как положено.