Великие Борджиа. Гении зла - Тененбаум Борис. Страница 26

Спрашивается: ну зачем бы было надо папе Александру устранять султана Джема? Личной ненависти он к нему не питал – в конце концов, с Джемом дружили собственные сыновья Святого Отца, и Хуан, и Чезаре. А то, что со смертью султана Джема рушилась и идея Крестового похода, и вовсе служило полным оправданием намерений Александра Борджиа – зачем же папе римскому срывать Крестовый поход?

В общем, к началу марта 1495 года королю Карлу представлялось, что хотя с Крестовым походом у него явно не получилось, дел у него пока хватает, потому что надо как-то консолидировать свои завоевания в Неаполе.

В конце марта он узнал, что в тылу у него зреют большие неприятности – сведения из Милана приходили самые тревожные. Лодовико Сфорца, по-видимому, осознал, что после Неаполя следующим « обеденным блюдом короля Франции» может стать он сам. 31 марта 1495 года грянул гром: было объявлено о создании Священной Лиги, или иначе Венецианской Лиги, целью которой было изгнание французов из Италии. В Лигу вошли герцог Милана, Лодовико Сфорца и Венецианская Республика. Их поддержал могущественный король Фердинанд II Арагонский, император Священной Римской империи Максимилиан I – и папа римский Александр VI.

В частных беседах с послами он говорил, что никогда не решился бы он сорвать Крестовый поход – но теперь, после смерти султана Джема, речь уже идет не о защите христианства, а о том, как ограничить захваты Франции. Какие же тут могут быть колебания?

Так что, « оставив все колебания», 31 марта 1495 года папа Александр примкнул к Лиге.

Хуан Борджиа, гонфалоньер Церкви

I

Трудно описать впечатление, произведенное на французов « изменой папы». Все неприятности, которые стряслись с ними в их походе на Неаполь, они приписывали « итальянскому коварству», и самым коварным из итальянцев им представлялся папа Александр Борджиа. Но весной 1495 года королю Карлу хватало хлопот и без того, чтобы заниматься мщением за нарушение данного слова, из Неаполя ему надо было спешить на север, он рисковал утратить связь с Францией. Поэтому он оставил гарнизоны в важных крепостях завоеванного им неаполитанского королевства и сразу после своей коронации начал отступление. Путь короля на север, к Милану, шел через Рим, и с ним все еще было 10 тысяч солдат. Так что Святой Отец противодействовать ему не решился, но видеться со своим « преданным сыном, королем Франции» тоже не захотел. Он уехал из Рима под охраной венецианских и миланских солдат и на прощанье посоветовал римлянам « встретить короля Карла по-дружески». Так они и сделали. « Да здравствует Франция!» – правда больше никто не кричал, да и король отклонил предложение остановиться в Ватикане и предпочел дворец кардинала Доменико делла Ровере. Он, впрочем, недолго задержался в Риме и двинулся дальше на север. У городка Форново его перехватило войско Священной Лиги, и 6 июля 1495 года там состоялось сражение. Победу провозгласили обе стороны – и не без оснований. Французы прорвались на север, к Милану и к альпийским перевалам, а их противники захватили королевский обоз с драгоценностями, награбленными в Неаполе. В целом все-таки, пожалуй, победили итальянцы. До того как Карл VIII отправился в свой злополучный итальянский поход, он заключил соглашения со всеми своими соседями – и пошел на значительные уступки. Его целью было только одно – получить свободу рук в Италии, – и он заплатил английскому королю Генриху VII значительную сумму денег, отдал владение Руссильоном Фердинанду Арагонскому, уступил Артуа и Франш-Конте императору Максимилиану – и вот теперь, летом 1495-го, он вынужден был оставить Неаполь. Выходило нехорошо…

В Неаполе к тому же его войска подцепили новую заразу, совсем недавно завезенную испанскими моряками из открытого Колумбом Нового Света, – сифилис [31]. Война, однако, продолжалась, и шла она не только на поле боя, но и в сфере, как сказали бы сейчас, « средств массовой информации». Папа Александр, подумав, нашел нужным объявить своего « преданного сына, короля Франции», ни больше ни меньше как Антихристом. Французская сторона не осталась в долгу, и на голову папы Александра Борджиа посыпались обвинения в коварстве, двуличии, лжи и отравительстве. И нельзя сказать, что обвинения эти пропали втуне, потому что они получили поддержку из довольно неожиданного источника.

Их поддержал духовный глава Флоренции Джироламо Савонарола.

II

Брат Джироламо выражений не выбирал. Он объяснил своим слушателям, что Церковь черна от грехов своих и покрыта коростой и должна быть очищена от скверны. Под «скверной» он совершенно определенно имел в виду Святого Отца – в Рождество 1495 года объявил, что главой Флоренции будет не кто иной, как сам Иисус Христос, минуя, так сказать, все промежуточные инстанции. Новый, 1496 год Савонарола встретил проповедью, в которой говорилось, в частности, следующее:

« Говорю вам: Италия будет потрясена в самых своих основах. Последние станут первыми, и законы исчезнут, и священники будут изгнаны, и принцы наденут власяницы, и народ будет сокрушен горем».

Он добавлял, что потому-то Господь и не благословил поход короля Карла, что тот не решился « очистить Церковь огнем очищения».

Аудиторию свою он, конечно, захватил полностью – брат Джироламо имел дар слова просто исключительный, и к Священной Лиге Флоренция не присоединилась, несмотря на все уговоры. Надо сказать, что к религиозному порыву тут примешивались и довольно светские соображения. Французское вторжение совершенно поменяло весь политический расклад в Италии, и в частности поменяло его во владениях Республики Флоренция. Пиза восстала и отказала Республике в подчинении – а Пиза представляла собой порт, через который шла вся флорентийская коммерческая деятельность. Убытки были огромны, и единственная надежда вернуть Пизу к повиновению заключалась в поддержании союза с Францией.

Замки с французскими гарнизонами кое-где еще держались, даже в Неаполе. В начале 1496 года французские галеры доставили под Неаполь, в Гаэту, военные припасы, продовольствие и даже 2000 солдат. Некоторые итальянские союзники все-таки не покинули короля Карла, Виржинио Орсини все еще сражался на его стороне.

Орсини-то как раз и был главной заботой Святого Отца. Проблема была не нова, и решение, как правило, заключалось в том, чтобы натравить на Орсини их заклятых врагов – семейство Колонна.

Но как мы уже видели, папа Александр Борджиа был искусным политиком, и обычное « простое решение» он отверг. Разгром Орсини силами Колонна повел бы к усилению семейства Колонна – а они еще столь недавно были такими же врагами Святого Престола, как и Орсини. Папе Александру было желательно найти другое решение – и он начал накапливать деньги для создания независимой военной силы. Это было трудным делом – Франция перестала переводить в Рим церковные бенефиции из всех французских аббатств и епископских епархий, Лига требовала от папы финансовой помощи, отряды наемников еще только предстояло нанять – так что военные действия были пока отложены. Самое главное было доверить командование надежному человеку. И папа нашел человека – надежнее некуда.

Это был его сын, Хуан Борджиа, герцог Гандии.

III

Весной 1496 года в папском дворце все было готово к приему дорогих гостей – из Испании прибывали папские сыновья. Первым приехал Жоффре – еще до захвата французами Неаполя он успел укрыться под защитой арагонских войск и сейчас возвращался домой, в Рим. Для своих 16 лет он выглядел очень взрослым, но, конечно, не на фоне своей прекрасной жены, принцессы Санчи Арагонской. Ей уже было 20 лет, и она, брюнетка, с обдуманным искусством одевалась только в черное – тем ярче горели на ее лице синие глаза. Вокруг принцессы были ее фрейлины, мало чем ей уступавшие, и, как писал мантуанский посол в своем донесении, « эти овечки, по-видимому, не стали бы особо противиться волчьим желаниям». Надо сказать, что и в этом отношении они мало отличались от своей госпожи, принцессы Санчи – молва приписывала ей бурные романы с обоими старшими братьями ее мужа, и с Хуаном, и с Чезаре. Приемом гостей в папской резиденции теперь заведовала не Адриана де Мила, а куда более прекрасная особа – это была дочь папы, Лукреция, супруга Джованни Сфорца, графа Пезаро. Она перебралась в Рим еще осенью 1495-го, счастливо избежала всех опасностей, связанных с войной, и теперь играла роль хозяйки дома, только не скучного дома ее мужа в провинциальном городке Пезаро, а в Риме, в доме своего отца, папы Александра.