Великие империи Древней Руси - Шамбаров Валерий Евгеньевич. Страница 9

Но даже если исключить очевидные натяжки и даже если действительно выявлены прямые лингвистические совпадения, то никакими доказательствами они служить, естественно, не могут. Они лишь свидетельствуют о прямых или опосредованных контактах народов и не более того. А механизм словарных заимствований из одних языков в другие весьма сложен и неоднозначен. Мы, например, пользуемся тюркским словом «деньги» («таньга») — но это вовсе не означает, что само денежное обращение было заимствовано Русью с Востока. Просто во время интенсивных контактов с Золотой Ордой слово «деньги» вытеснило прежний термин «пенязи». Иногда словарные заимствования определяются культурными влияниями, иногда — лишь «модой». Поэтому в XIX в. внедрялись заимствования из французского языка, и издревле существовавшие в нашей стране харчевни превращались в «рестораны». Точно так же сейчас идут заимствования из английского. Но опять же употребление слова «шоу» отнюдь не означает, что раньше в России не было «представлений» и «зрелищ» (которые и являются прямым русским переводом «шоу»).

Стоит коснуться и некоторых других некорректных научных воззрений. Например, о скорости миграций. В фундаментальных трудах мы сплошь и рядом встретим утверждения, что в таком-то веке некий народ расселился, допустим, до Дуная, а через сто-двести лет он «постепенно» продвинулся, скажем, до Днепра. Подобные взгляды могли родиться только у кабинетных теоретиков, для которых собственная дача — это уже очень далеко.

На самом же деле миграции происходили скачкообразно, в исторических масштабах — практически «мгновенно». Много ли нужно времени коню, чтобы проскакать даже тысячу километров? И много ли нужно времени пешеходам, чтобы пройти их? Неужто века? В 1235 г. в Монголии прошел курултай, провозгласивший поход на запад, а через два года конница Батыя уже громила Русь. В XVII в. русские ратники из Казани, Вологды, Москвы каждое лето отправлялись верхом или на своих двоих к Белгороду, Севску, Воронежу, а осенью возвращались домой. А в XX в. наши солдаты, тоже на своих двоих, за полтора года прошагали от Курска до Берлина и Вены, да еще и при сильнейшем сопротивлении врага. Точно так же и в древние времена перемещения людей происходили быстро. А если задерживались на каких-то рубежах, то это могло быть вызвано желанием самих переселенцев остановиться здесь. Или означало, что их остановили местные жители.

Коснусь еще «автохтонной» и «миграционной» теорий заселения Восточной Европы. Автохтонная является «классической», она была принята фундаментальной советской наукой. Ее сторонниками являлись академик Б. А. Рыбаков и прочие столпы истории. И славяне, согласно данной теории, всегда обитали примерно в одних и тех же местах. Различные пришельцы накатывались и исчезали, а наши предки так и жили себе, трудились, помаленьку развивались и совершенствовались. Миграционная теория, сторонником коей является известный историк В. Щербаков, заставляет предков русичей бродить по всему миру. Дескать, сперва они жили в Малой Азии, потом переселились во Фракию, потом еще куда-то.

Ни та, ни другая теория сами по себе быть приняты не могут, поскольку обе они примитивизируют действительность. Многочисленные и весьма масштабные миграции известны, они шли и на территорию России, и с ее территории. Однако и вторая версия критики не выдерживает. Один и тот же народ не может перемещаться по свету, оставаясь изолированным и неизменным. Это не мячик, катающийся по футбольному полю. Факты показывают, что массовые миграции, как правило, сопровождались расколом этноса. Причины переселений бывали разными, но уходила только часть людей, а другая оставалась на старых местах. Отсюда возникали народы и племена с одинаковыми или сходными этнонимами, но обитающие на значительных расстояниях друг от друга. И накапливающие отличия между собой. Ушедшие взаимодействовали с новым окружением. Оставшиеся — с новыми пришельцами. Происходило генетическое смешение, взаимное культурное влияние. И как раз по этой причине почти все народы, когда-либо населявшие российскую территорию, внесли свой вклад в формирование ее современного населения.

ЖИЗНЕРАДОСТНЫЕ ГОРОДА ТРИПОЛЬЯ

Примерно в VII тысячелетия до н. э. Земля оправилась от последствий Потопа, климат стал теплее и суше, приближаясь к нынешнему. По мере подсыхания болот гораздо более благоприятные условия для людей возникли не в лесах, а в степной полосе. Хотя сама эта полоса была «сдвинута» несколько южнее, чем сейчас. Значительную часть современных степей занимали широколиственные леса. Но в то время были степью прикаспийские пески, пустыни Средней Азии. Вся эта зона, щедро напоенная водами Потопа, представляла собой как бы гигантские «заливные луга». А обилие кормов открыло возможности к возникновению и развитию скотоводства.

Утверждения о том, что скотоводство родилось на Ближнем Востоке и перенималось оттуда другими регионами, оставим на совести авторов. Ни малейшей связи между Ближним Востоком и российскими степями в данную эпоху не просматривается. И, кстати, сама «идея» скотоводства существовала еще у охотников ледникового периода. Археология выявила любопытный факт — их поселения «специализировались» на определенных видах диких животных. В одном обнаруживаются залежи костей мамонтов, в другом — оленей, в третьем — лошадей или бизонов. Напрашивается вывод, что в той или иной местности обитало большое стадо животных, а охотники поселялись поблизости и считали это стадо «своим», по мере надобности забивая несколько особей.

После Потопа таких огромных диких стад не стало, но их начали создавать искусственно. Однако скотоводство в Восточной Европе не могло быть кочевым. Снега здесь выпадает много, скот не способен добывать из-под него корм. Поэтому здесь возникали постоянные населенные пункты, где заготавливалось сено и зимовали стада и люди. Естественно, они строились не в голой степи, продуваемой всеми ветрами. Самым удобным местом для них являлалась граница между степями и лесами, где имелись дрова для отопления, стройматериалы, дерево для изготовления орудий труда.

Эти поселки становились и религиозными, административными, ремесленными племенными центрами. И торговыми тоже — тут была возможность вести меновый торг с лесными жителями. Теории о вечном противостоянии оседлого культурного «леса» и дикой кочевой «степи» — недалекая и бездоказательная выдумка историков. Изначально лесные народы стояли на гораздо более низкой ступени развития, чем степные. И жили не в пример беднее. Судя по археологическим данным, в «глухом углу» северо-западной России, на территории нынешних Ленинградской, Новгородской областей, Карелии вплоть до начала нашей эры сохранялись поселения древних рыболовов, описанные в предшествующих главах. Вероятно, они стали предками самодийских народов.

Конечно же, не степняки их грабили. Что у них было грабить-то? Скорее наоборот, лесные жители могли совершать налеты на степняков для угонов скота. На что владельцы, естественно, отвечали карательными рейдами. А их было больше, они были лучше организованы и вооружены. Поэтому после первоначальных столкновений лесной народ отступал в «глубинку», а затем устанавливался взаимовыгодный симбиоз и «разделение труда». Лес поставлял для меновой торговли мед, воск, рыбу, орехи, грибы, а скотоводы — мясо, жир, шерсть, кожу. Кроме того, лесные племена контролировали дальние пути сообщения — реки. И выступали посредниками в торговле с отдаленными регионами.

Археология свидетельствует, что более высокая культура распространялась по направлению из степи в лес, а не наоборот. Не у охотников и рыболовов, а у скотоводов, чье пропитание гарантировали стада, были лучшие возможности для развития ремесел, искусств, религии. И именно лесостепные районы Евразии — юг Приуралья, России, Украины, Прикарпатье и Северобалканский регион выделяются учеными в качестве главного эпицентра так называемой «неолитической революции».

Дальнейшее развитие получает гончарное производство. Скот давал шерсть, и начинается выделка тканей — появляются такие инструменты, как веретена, прясла, первые ткацкие приспособления и станки. И возникает земледелие. Как ранее отмечалось, в зачаточных формах оно тоже практиковалось издревле, у охотников ледникового периода. Да и теперь у скотоводов мотыжное земледелие сперва играло роль побочного промысла. Часть людей должна была проводить лето в селениях, заготавливать сено. И когда мужчины отгоняли скот на летние пастбища, этим занимались женщины и подростки. У них оставалось свободное время. Так почему бы не возделать полоску поля или огородик? Древние изображения и информация, сохранившаяся в мифах, дают основание утверждать, что земледелие изначально было женской профессией, в то время как скотоводство — мужской. Но постепенно новая отрасль хозяйства развивалась и стала играть не менее важную роль, чем прежняя.