Лазурный берег - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 4

— Сами, значит, не могут? — резюмировал Шишкин.

— Могут. Но не хотят. Потому как Троицкий у них гость фестиваля. Шибко официальный.

— Задницу свою прикрывают, макаронники,— съехидничал Любимов.

— Лягушатники,— поправил его Шишкин.

— Один черт...

— Чужими руками,— поддакнул Егоров,— каштаны хотят из огня таскать.

— А при чем тут каштаны?..— свел брови Сан Саныч.

— Это пословица такая французская,— пояснил Егоров.

— Больно грамотные все стали... — поморщился генерал.— А ехать все равно придется. Они обещают всяческое содействие. Расходы тоже оплатят.

— Толку-то. Ну задержим,— сказал Шишкин.— Думаете, французы его выдадут?

— Португальцы уже отказали,— Сан Саныч пожал плечами.— По политическим мотивам.

Отказывать России в выдаче преступников «по политическим мотивам» стало в последние годы любимым развлечением европейских стран. В «политические» страдальцы ухитрялись записаться обыкновенные казнокрады, отъявленные головорезы и даже хакеры (которых, впрочем, не выдавали из понятных практических соображений). С одной стороны: несправедливо и обидно. С другой стороны, сами виноваты: не надо сажать в тюрьму политических противников и давать столько поводов для политических обвинений. С третьей стороны, спецслужбы-то друг друга должны понимать: оперативный работник в любом государстве соображает, чем диссидент отличается от бандита. С четвертой стороны, решения такие принимают не спецслужбы, а как раз политики...

Короче, сторон много, а крайним всегда оказывается младший и средний офицерский состав.

— А где все эти Интерполы крутые? — спросил Любимов.— Это же их кусок хлеба.

— Интерпол, Жора, только бумажки пересылает,— напомнил Плахов.— Туда — сюда. Мы, помню, с ним но Америке столкнулись...

— Пусть тогда министерские едут! — не унимался Любимов.— Тоже — те еще сачки...

— В министерстве сказали: «Уголовное дело — ваше, вы и решайте»,— пояснил Сан Саныч.

— Тоже подставляться не хотят...

— Ладно, дискуссия окончена. Придется, как всегда, нам. Жора, ты как? Представь: море, пальмы, набережная Круазет... И все — в белых штанах!

— Они-то в белых... — засмеялся Шишкин.

— Мне сейчас не до пальм,— отказался Любимов.— Родня из Сибири нагрянула. Десять лет не виделись. Я им вечерами город показываю. Завтра аж на «Лебединое озеро» идем — прикиньте, до чего дожил ...

— Сочувствую,— морально поддержал генерал.— Меня жена зимой на «Снегурочку» таскала, так я сам чуть не растаял за три часа... Ты, Жора, имей в виду, что в буфетах там цены нереальные. Возьми с собой в карман из магазина.

— Спасибо за совет, товарищ генерал!

— Не за что. А Максим где? Тоже на «Лебедином»?

— Он еще на больничном,— сказал Шишкин,— Гипс до сих пор не сняли.

— Товарищ генерал, меня пошлите! — вдруг встрял громогласный Егоров.— Я там все, что надо, сделаю!

Кабинет прямо-таки озарился улыбками.

— Чего дыбитесь? — обиделся Егоров. Не на генерала, конечно, а на всех других. На начальство Егоров никогда не обижался. Это было его жизненным кредо. Поэтому он и сумел дослужиться до больших звезд и немаленькой должности.

— Ну и что ты там сделаешь? — заинтересовался Сан Саныч.

Егоров сжал кулаки.

— Я этого Троицкого... — Егоров положил один сжатый кулак на другой, грозно повертел.— Хрясь-хрясь... Это ж моя розовая мечта!

— Троицкого хрясь-хрясь — ваша розовая мечта?..— не поверил Любимов.

— Канны... — зачарованно выдохнул замначштаба.

Вообще-то Сергея Аркадьевича Егорова нельзя было назвать отъявленным путешественником. В походы в детстве и юности он не ходил. Выехав однажды на пикник в честь юбилея Шишкина (всего-то на залив чуть дальше Комарова!), тут же нашел в рощице единственное на всю округу болото и провалился туда по колено. Потом всю дорогу нудил, мешал празднику, так что Виригин вызвался оторваться от шашлыка и отвезти штабиста домой. Дачи Егоров не имел, комаров боялся, в городе жил на высоком этаже, куда подлые кровососы долетать ленились.

Да и в городе Егоров не сказать что гулял. На троллейбусе до метро, а то и до главка от метро иногда на троллейбусе, хотя пешком ходу —десять минут. На Дворцовой площади или там на Стрелке Васильевского острова Сергей Аркадьевич не бывал годами. Впрочем, это не мешало ему долгими одинокими вечерами листать дома за чаем альбомы с видами Петербурга и читать краеведческие сочинения. Он любил при случае блеснуть каким-нибудь анекдотом из книг Синдаловского («Петр Первый дважды привозил мощи Александра Невского в Петербург, а они не хотели лежать в городе Антихриста и сами возвращались во Владимир! В третий раз Петр запер мощи на ключ, а ключ бросил в Неву...»), но сходить погулять в ту же самую Александро-Невскую лавру ему в голову не приходило. Всегда успеется. Чего, близко — от работы пятнадцать минут пешком...

У него была даже специальная теория, что все неприятности приключаются, когда человек выходит на улицу. Сиди дома — ничего не случится. А на улице можно попасть под тот же самый троллейбус (под «пятерку», допустим, да это и неважно под какой, хоть под «семнадцатый»!), или стать жертвой карманника, или самому что-нибудь натворить — толкнуть, скажем, неловко старушку, которая возвращается из мини-маркета с полной кошелкой яиц. Да мало ли что! Вот у певца Высоцкого мачеху или тещу убило кирпичом по голове — исторический факт. Весной, опять же, сосульки...

Егоров уважал поэта Иосифа Бродского, уроженца Санкт-Петербурга, а впоследствии лауреата Нобелевской премии, за то, что тот написал стихотворение «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку». Само стихотворение Юрий Аркадьевич не читал — видел только цитату в «газете» (он вообще стихов не читал; странное это, прямо скажем, дело — стихи; нормальные люди выражаются прозой, недаром многие поэты в психушке дни свои заканчивают или просто дома вешаются), но с мнением мастера был, безусловно, согласен.

А вот в Канны... Или в Париж... Или в Рим-Венецию... Или хотя бы в Амстердам, несмотря на то что там прямо в булочных непонятным образом разрешено продавать марихуану.. Или в Мадрид... Во всех этих городах Сергей Аркадьевич очень-очень хотел оказаться. Тогда можно было бы сказать, что жизнь прожита не зря.

Соответствующие альбомы у Егорова были, документальные фильмы о лучших местах и «Клуб путешествий» по телевизору он старался не пропускать.

Такой и была его мечта — книжно-телевизионная. Как он сам выразился, «розовая». Егоров хотел не в реальный город, а в миф. В легенду, в глянцевую картинку. Чтобы можно было потом вспоминать и рассказывать. Особенно одиноким дамам.

Про то, что в Каннах пришлось бы ловить реального, а не телесериального опасного преступника Троицкого,— Егоров как-то совсем не думал. Это уж как-нибудь так, само по себе.

— Ты мне здесь нужен,— прервал генерал «розовые» мечтания штабиста.— Скоро подведение итогов. А в Канны на пенсии, по путевке съездишь. Так что, Игорь-Вася, придется опять вам.

— Да мы вроде уже были... — смущенно произнес Плахов, имея в виду прошлогоднюю поездку в Америку.— Неудобно...

— Пусть другие... — поддержал его Рогов.

Ему, в общем, было любопытно попасть на Лазурный берег. Но действительно — надо же совесть иметь. Всем мужикам интересно туда попасть. Уж всяко интереснее, чем «Лебединое озеро». Хотя как сказать... Иностранцы, сюда приезжая, как раз на это «Лебединое» прутся, будто оно медовое или самогонное. Вот недавно расследовали убийство одного балеруна, так выяснили из расписания, что в одно воскресенье в Питере в четырех местах одновременно «Лебединое озеро» пели. Вернее, танцевали. И везде наблюдался полный аншлаг. Вернее, просто аншлаг: Семен тогда объяснил, что полным бывает что-то другое, а аншлаг — он и есть аншлаг. Это просто когда свободных мест нет. Где они только такую толпу маленьких лебедей берут?..

— Только не надо в благородство играть,— нахмурился Сан Саныч.— Это, знаете, как у молодежи называется?.. Понтами кидаться. Вы туда работать едете! Сергей Аркадьевич, сообщи: пусть оформляют вызов на Плахова и Рогова. Кто дело Троицкого изучал? По убийству Кулешова?..