Что удивительного в благодати? - Янси Филип. Страница 38

В концепции благодати есть нечто опасное, скандальное. Когда богослова Карла Барта спросили, что бы он сказал Гитлеру, Барт ответил: «Иисус Христос умер за твои грехи». Грехи Гитлера, предательство Иуды… Неужели благодать не знает ограничений?!

Два гиганта Ветхого Завета, Моисей и Давид, совершали убийства, но Бог все равно любил их. Я уже упоминал человека, возглавлявшего гонителей христиан, который в итоге превратился в не имевшего себе равных миссионера. Павел неустанно твердил о чуде прощения: «Меня, который был прежде хулитель и гонитель и обидчик, но помилован потому, что так поступал по неведению, в неверии; благодать же Господа нашего (Иисуса Христа) открылась во мне обильно с верою и любовию во Христе Иисусе. Верно и всякого принятия достойно слово, что Христос Иисус пришел в мир спасти грешников, из которых я первый» (1 Тимофею 1:13–15).

Рон Никкель, глава Международного Союза Заключенных, постоянно обращается к преступникам разных стран с одной и той же проповедью: «Нам не известно, кто из нас достигнет небес, — говорит он. — Иисус предупредил нас, что многих ожидает сюрприз: «Не всякий, говорящий мне: «Господи, Господи» войдет в Царство Небесное». Однако мы знаем, что там окажутся многие воры и убийцы. Иисус на кресте посулил Царство Небесное распятому с Ним разбойнику, и апостол Павел был соучастником убийства». Я видел лица приговоренных преступников — в Чили, в Перу и в России, — когда до них доходил смысл слов Рона. Им парадокс благодати казался чудом, в которое верилось с трудом.

Снимая документальный фильм о гимне «О благодать», Билл Мойерс и Джонни Кэш побывали в тюрьмах особого режима. После исполнения гимна Кэш задавал вопрос: «О чем эта песня?» Человек, отбывавший срок за покушение на убийство, ответил: «Я был дьяконом, служил в церкви. Но пока не попал сюда, понятия не имел, что такое благодать».

* * *

Вероятность «злоупотребления благодатью» во всей своей неприглядности проступила во время разговора с одним моим знакомым — назову его Даниэлем. Как–то вечером мы сидели в ресторане, и Даниэль поведал мне, что собирается развестись с женой, с которой прожил пятнадцать лет. Он нашел себе девушку помоложе и покрасивее: «С ней я снова чувствую себя живым, такого я уже много лет не испытывал». С женой у Даниэля особых трений не возникало. Просто ему захотелось перемен, как допустим, бывает, когда человеку приспичит купить новый автомобиль.

Будучи христианином, Даниэль отлично осознавал личные и моральные последствия своего решения. Если он оставит жену, он причинит и ей, и троим детям непоправимый ущерб. И все же, говорил он, притяжение молодой женщины слишком сильно. Она влечет его, словно мощный магнит.

Я слушал его рассказ с печалью и скорбью и почти не комментировал, пытаясь свыкнуться с новостью. За десертом Даниэль «взорвал бомбу». Он сказал:

— Вообще–то у меня есть к тебе дело, Филип. Я потому и попросил тебя о встрече, что хотел задать вопрос. Он меня очень беспокоит. Ты же занимаешься богословием. Как ты думаешь, Бог может простить зло, которое я задумал?

Его вопрос извивался между нами, точно живая змея. Мне пришлось выпить подряд три чашки кофе, прежде чем я решился хоть что–то ответить. В этот момент мне открылась «обратная сторона» благодати. Как отговорить Даниэля от ужасной ошибки, если он уверен, что прощение ему гарантировано? Или, если вспомнить жуткую повесть Роберта Хьюза, кто помешает преступнику совершить убийство, которое заранее прощено?

Благодати все же сопутствует одна «оговорка», и настало время упомянуть о ней. Вот что говорит Клайв Льюис: «Августин пишет: «Бог дает каждому, чьи руки пусты». Если у человека руки заняты, он не сможет принять дар». То есть благодать надо принять. Льюис поясняет, что «злоупотребление благодатью» возникает из смешения прощения с потаканием. «Потакать злу — значит не замечать его или относиться к нему, словно ко благу. Прощение не только предлагается человеку, но и должно быть принято. Тот, кто не признает себя виновным, не может принять прощение, не может его получить».

Я сказал Даниэлю примерно следующее: «Может ли Бог простить тебя? Несомненно. Ты и сам знаешь Писание. Убийцы и прелюбодеи служили орудием Божьим. Вспомни прошлое Петра и Павла! Прощение представляет проблему для нас, а не для Бога. Когда мы совершаем грех, мы отдаляемся от Бога. Этот акт мятежа меняет нас к худшему, и нет гарантий, что мы снова сможем обратиться к Богу. Сейчас ты говоришь о прощении. Но будешь ли ты потом просить прощения, тем более, что понадобится еще и покаяние?»

Через несколько месяцев Даниэль принял окончательное решение и оставил семью. Покаяние пока что заставляет себя ждать. Даниэль предпочитает всячески оправдывать свой поступок, дескать, семейная жизнь зашла в тупик. Большинство прежних друзей он считает «узколобыми и излишне требовательными» и ищет себе новых, которые готовы вместе с ним праздновать обретенную им свободу. Однако Даниэль не кажется мне таким уж свободным человеком, поскольку цена его свободы — разрыв со всеми, кто истинно любил его. К тому же Даниэль признает, что сейчас Богу нет места в его жизни. «Может быть, потом», — приговаривает он.

Бог пошел на великий риск, заранее провозгласив прощение. Благодать подразумевает, что и мы разделяем Его риск.

* * *

«Конечно, дурно иметь множество пороков, — говорит Паскаль, — но еще хуже иметь множество пороков и не желать в них сознаться».

Существуют два типа людей — не грешные и «безгрешные», как принято считать, а лишь два вида грешников: те, кто признает свои грехи, и те, кто их не признает. Эти две группы столкнулись в сцене, которую описывает Евангелие от Иоанна (глава 8).

Иисус учил людей во дворе храма. Его проповедь прервала толпа фарисеев и учителей закона, которые приволокли с собой женщину, взятую в прелюбодеянии. По обычаю, на преступнице разорвали платье, отдавая ее на посмеяние. Испуганная, беззащитная, публично униженная, она падает на колени перед Иисусом, пытаясь руками прикрыть грудь.

Разумеется, в прелюбодеянии участвуют двое, но на суд к Иисусу привели только женщину. (А что, если она спала с фарисеем?) Иоанн ясно дает понять: обвинители не столько радели о справедливой каре, сколько расставляли силки Иисусу. Довольно хитроумная ловушка: Моисеев закон предписывает карать супружескую измену смертью, а римляне лишили евреев права осуществлять смертную казнь. Кому подчинится Иисус — римлянам или Моисею? Или этот человек, скандально известный своей снисходительностью, найдет способ избавить прелюбодейку от наказания? Но в таком случае Он нарушит Моисеев закон, причем на глазах у всего народа! Тысячи взглядов впивались в Иисуса.

И в этот напряженный момент Иисус сделал странную вещь: наклонившись, стал чертить пальцем на песке какие–то буквы. Единственная сцена в Евангелиях, где Иисус что–то пишет. Он пишет — на песке, зная, что скоро все написанное будет затоптано, развеяно ветром и смыто дождем.

Иоанн не сообщает нам, что написал на песке Иисус. В фильме Сесиля Де Милля Иисус чертит названия грехов: прелюбодеяние, убийство, гордыня, алчность, похоть. Каждый раз, когда из–под руки Иисуса проступает новое слово, несколько фарисеев потихоньку удаляются прочь. Догадка Де Милля — лишь гипотеза, наравне с прочими. Мы знаем одно: в этот грозный миг Иисус выдерживает паузу. Он молчит и что–то пишет на песке. Ирландский поэт Симус Хини отмечает, что Иисус «задает Собственный темп», добиваясь полной сосредоточенности от Своей аудитории и подготавливая к поразительному переходу от ожидаемого толпой к тому, что должно произойти на самом деле.

Зрители делят участников этой драмы на две категории: женщина, взятая на месте преступления, и ее «праведные» обвинители (как–никак, специалисты в области религии). Однако первым же Своим словом Иисус стирает все различия: «Кто из вас без греха, пусть первым кинет в нее камень», — предлагает Он.