В тропики за животными - Эттенборо Дэвид. Страница 31
— Сначала,— объяснили мне,— он рассказывал нам о жизни Будды. А теперь спрашивает, у кого есть машина — ему надо обратно в город.
Почитатели Будды собирались предаваться медитации всю ночь. Мы провели еще несколько часов среди шумной толпы. Забытый всеми Будда, одинокий и отрешенный, сидел в бледном свете парафиновых ламп, созерцая разбросанные остатки сожженных палочек для благовоний и ряды бутылок с дешевой минеральной водой. В толпе толкались, смеялись и болтали. Мы отказались от дальнейшего участия в этом суетном процессе.
Глава 2. Верный «джип»
Поездка в Боробудур помогла нам выскользнуть из пут джакартской бюрократии. Теперь, почувствовав себя свободными, мы могли, наконец, заняться своими делами. Прежде всего, нам нужно было раздобыть автомобиль. Сев на поезд, мы отправились за ним в Сурабаю, крупнейший город Восточной Явы. Но там выяснилось, что нанять машину практически невозможно. Казалось, планы экспедиции снова рушатся, и мы опять сползаем в трясину многонедельных проволочек, но судьба неожиданно послала нам удачу. В китайском ресторане мы познакомились с четой Хубрехтов — Дааном и Пегги. Расправляясь с супом из птичьих гнезд и с клешнями жареных крабов, мы узнали, что Даан, с одинаковой легкостью говоривший на голландском, английском и малайском языках, родился в Англии, в семье голландцев, а ныне он управляет двумя сахарными заводами в нескольких милях от Сурабаи. Даан бредит парусниками, может целыми днями точить ножи, без ума от восточной музыки и мечтает об экспедициях вроде нашей. Услышав о наших планах, Даан немедленно уговорил нас оставить отель и расположиться в его доме, который, как он заявил, отныне станет базовым лагерем экспедиции. Пегги с не меньшим энтузиазмом встретила эту идею и была, казалось, совершенно счастлива, когда на следующий день два неожиданных квартиранта действительно превратили ее дом в «экспедиционный лагерь», забив комнаты фото- и киноаппаратурой, магнитофонной техникой, коробками пленок и кучами грязной одежды.
Вечером с помощью Даана мы разработали подробный план всей кампании. По его словам, восточная часть Явы больше всего подходила для наших целей. Население там редкое, а в хорошо сохранившихся глухих лесах можно найти интересующих нас животных. Между Баньюванги, городком на восточном побережье Явы, и магическим островом Бали регулярно ходит паром. Погрузившись в расписание, наш хозяин выяснил, что через пять недель из Сурабаи на Калимантан отправится грузовое судно. Если к тому времени мы завершим путешествие по Яве и Бали, Даан забронирует для нас места. Схема рисовалась блестящей. Оставалось решить последнюю проблему — достать автомобиль, но и это Даан надеялся уладить.
— У нас на заводе есть один видавший виды старикашка «джип». Я посмотрю, можно ли вернуть его к жизни.
Через два дня «джип», прошедший процедуру омоложения, смазанный и заправленный, подкатил к дому Хубрехтов. На следующее утро, встав в пять часов, мы загрузили в него все наше снаряжение, сердечно поблагодарили Хубрехтов и покатили на восток.
«Джип» вел себя отменно. По существу это был механический курьез, собранный из деталей от совершенно разных устройств. На панели управления одних приборов недоставало, а другие использовались не по своему прямому назначению. Например, маркировка вольтметра недвусмысленно указывала на его принадлежность к кондиционеру. Клаксон функционировал только от соприкосновения обнаженного конца провода с корпусом коробки передач, специально очищенным в одном месте от грязи и краски для облегчения контакта. Эта система действовала превосходно, но создавала некоторое неудобство: всякий раз, захотев посигналить, водителю приходилось настраивать себя на краткий сеанс электротерапии.
Ни одна из четырех покрышек не походила на другую ни маркой, ни размером. Их роднила другая особенность: абсолютная гладкость, полное отсутствие шероховатости, если не считать нескольких небольших прорех, из которых выглядывала светлая матерчатая оболочка. В общем же эта машина, бесспорно, обладала незаурядной силой духа и завидным запасом жизненных сил, и мы в распрекрасном настроении катили по дороге, распевая во весь голос.
Утро выдалось солнечным и ярким. Справа на горизонте тянулась цепь вулканов — часть горного хребта, простирающегося вдоль всей Явы. По обеим сторонам дороги на залитых мутной водой террасированных полях трудились крестьяне в огромных конических шляпах. Они сажали рис и почти не разгибались, а рядом деликатно вышагивали стройные белые цапли. Широким амфитеатром поля уходили вдаль и с дороги смотрелись огромной зелено-коричневой гладью, отражавшей облака, вулканы и небо.
Обсаженная акациями дорога серой лентой бежала по холмистой равнине. Время от времени мы обгоняли какую-нибудь повозку, поскрипывающую огромными деревянными колесами. Ее тащили волы, которых погонял крестьянин в тюрбане. Иногда нам приходилось резко сворачивать в сторону, чтобы не наехать на аккуратные прямоугольники ковров из рисовых зерен, рассыпанных для просушки прямо на дороге. Проезжая мимо небольших деревушек, мы с любопытством разглядывали невиданные доселе дорожные знаки. При других обстоятельствах эти загадочные ребусы, возможно, и вызвали бы у нас тревогу, но движение на здешних дорогах никто не назвал бы бойким, и потому мы ничуть не страдали от своего невежества.
Мы безмятежно ехали уже около пяти часов и проезжали очередную деревушку, когда неожиданно на дорогу, размахивая руками и пронзительно свистя, выскочил низенький полицейский с огромным револьвером на поясе. Мы остановились. Полицейский просунул голову в окошко и разразился грозной речью.
— К нашему глубокому сожалению, констебль,— отвечал ему Чарльз,— мы, видите ли, не говорим по-индонезийски. Мы англичане. Что-то не так?
Полицейский не унимался. Мы вытащили паспорта, но это лишь усилило его гнев.
— Кантор полней. Полиси! Полиси! — кричал он. По-видимому, это означало приглашение в полицейский участок.
Нас провели в казенную комнату с оштукатуренными стенами, где восемь мрачных полицейских сидели вокруг письменного стола, заваленного бумагами и печатями. Старшего в этой группе мы угадали по особенно внушительному пистолету и двум серебряным нашивкам на погонах. Снова извинившись за неспособность беседовать по-индонезийски, мы извлекли одно за другим все свои письма, разрешения, пропуска и визы. Офицер нахмурился и стал перебирать это бумажное богатство. Наши паспорта почти не привлекли его внимания, а бесчисленные отпечатки пальцев Чарльза он полностью проигнорировал. Наконец он вытащил из кучи одно письмо и углубился в его изучение. Это было письмо директора Лондонского зоологического общества, адресованное какому-то ведомству в Сингапуре. Оно заканчивалось словами: «Любая помощь по уходу за животными, оказанная подателям сего, встретит глубокую признательность нашего Общества». Выражение лица офицера не стало мягче, когда он внимательно изучал подпись и тщательно исследовал оттиск эмблемы Общества. Мы с Чарльзом тем временем угостили сигаретами полицейских, сидевших рядом с нами, и улыбнулись чуть менее естественно, чем хотелось бы.
Офицер собрал наши бумаги и аккуратно сложил их в стопку. С величайшей осторожностью он пожевал губами сигарету, зажег ее, откинулся в кресле и выпустил в потолок облачко дыма. Внезапно его как будто осенило. Он поднялся и резко произнес что-то непонятное. Полицейский жестом пригласил нас к выходу.
— Докатились до камеры, надо полагать,— произнес Чарльз.— Хотел бы я все-таки знать, в чем дело.
— У меня ужасное подозрение,— отозвался я,— что мы нарушили основной закон дорог с односторонним движением.
Под конвоем мы подошли к нашему «джипу», и полицейский открыл дверцу.
— Селамат джалан,— сказал он.— Счастливого пути.
Чарльз сердечно пожал ему руку.
— Должен сказать, констебль,— произнес он на прощание,— что вы были на редкость любезны.