Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич. Страница 139

Все это тебя огорчало и тревожило, так что твой приезд не мог доставить тебе радости, любимый мой Светик. Но ты согрел старое Солнышко, и она еще чувствует на своих губах твой последний поцелуй! Твой приезд был точно сон — теперь снова так пусто! Сегодня мне еще нечего рассказать тебе.

Вчера вечером мы работали, раскладывали пасьянсы, и Т. с А. по очереди читали вслух “Наши за гр.” [715], но мои мысли были заняты тобою, а не книгой.

Бесценный мой, теперь надо вставать, так как в 12 1/2 явится князь Голицын [716] с докладом о наших пленных, а после завтрака — Вильчковский.

Прощай и да благословит тебя Бог, мой любимый!

Осыпаю тебя поцелуями.

Навсегда твоя

Женушка.

Царское Село. 12 февраля 1916 г.

Мой родной, милый!

Ясное, солнечное утро, 7 градусов мороза. Ночью было 12 градусов. Хотелось бы мне знать, что говорили все генералы, — как мило, что они тебя встретили! Так освежают подобные беседы, сколь бы ни были они серьезны и трудны. Но надеюсь, что в общем, они довольны снабжением, или все еще большой недостаток в винтовках?

Я получила длинное милое письмо от Виктории [717]. Она сейчас в Лондоне. Людвиг [718] с Луизой [719] едут на север повидать Джорджи, а она поедет позднее. Там были большие бури, при очень холодной погоде, и когда “Новая Зеландия” вышла крейсировать в прошлом месяце, то вода затопила палубу, волна залила башню Джорджи, проникнув через пушечный люк, и унесла матроса в люк одного из подъемников, и Джорджи принужден был ползти за ним и нашел его на самом дне почти захлебнувшимся и со сломанными ногами.

Некоторые матросы получили разрешение поехать во Францию посмотреть войну, и один капрал с “Новой Зеландии” из их группы был в траншее, когда под нею взорвалась германская мина и перебила пулеметчиков. Тогда синие куртки проворно схватили этот пулемет и, под командою своего капрала, наделали таких хороших дел, что он получил орден, и корабль очень гордится им. Дикки [720] и его сверстники-кадеты после Пасхи отправятся не прямо в море, а сначала в Kegham Плимут) в инженерное училище. Из них 20 или 30 лучших пойдут в море в июне, а так как его место в классе всегда приблизительно 15-е, то он надеется быть в их числе. Разумеется, он огорчен отсрочкой, но я эгоистически довольна ею.

Алиса [721] пишет, что англичан в Салониках любят: офицеры вежливы, солдаты ведут себя хорошо. С французами же, грустно сказать, дело, по ее словам, приняло другой оборот, и в одном городке они так же ужасно обращались с женщинами, как германцы в Бельгии, а офицеры в Салониках, все, начиная с генерала, нахальны и дерзки даже с Андреем [722].

Луиза наслаждается своими каникулами дома. Она, вероятно, вернется в Невер в конце этого месяца.

В ставке ли Сандро?

Маленькая Мари [723] завтракает у нас сегодня. И до и после завтрака у меня прием.

Драгоценное сокровище, прощай и Господь с тобой!

Нежно и страстно целую тебя.

Твоя глубоко любящая, старая женушка

Аликс.

Ц. ставка. 12 февр. 1916 г.

Моя дорогая!

Горячо благодарю тебя за твое милое письмо — первое, полученное здесь. Возвращаю тебе французскую книгу; на досуге с жадностью читаю новую английскую. — Путешествие было вполне спокойное. Я настоял на том, чтоб наш поезд не делал больше 40 верст в час. Четыре командующих генерала встретили меня здесь на платформе. Я на минуту принял Алексеева, затем в 6 час. отправился в здание штаба, где заседание тянулось до 8 час. и возобновилось сейчас же после обеда вплоть до 12.30 час. Бедный Плеве был похож на мертвеца: до того он был бледен. Сегодня он лежит в своем спальном вагоне и не в состоянии двинуться — вероятно, переутомление!

В общем, я остался вполне доволен результатами нашего долгого совещания. Они много спорили между собой. Я просил их всех высказаться, потому что в таких важных вопросах правда имеет исключительное значение. — Я предпочитаю не писать на эту тему, но все тебе расскажу при свидании.

Очень холодно и ветрено.

Должен кончать. Храни тебя Господь, дорогая! Крепко целую тебя и дорогих детей.

Навеки твой старый

Ники.

Ц. Село. 13 февраля 1916 г.

Мой родной, милый!

2 градуса мороза и легкий снежок. К счастью, я сплю теперь хорошо, что является редким удовольствием, — и кашляю немного, как и Бэби. Вчера принимала Неклюдова [724]. Он говорит как следует, только время от времени превращается в аффектированного дипломата, чем раздражает до безумия. Потом приняла доктора Бруннера [725], который давал мне отчет о содержании пленных германцев и австрийцев в Сибири, — удовлетворительно!

Потом — княгиню Франциску Воронецкую (рожденную Красинскую), которая организовала много отрядов и госпиталей в Варшаве и там получила медаль. Теперь ее отряды все при деле, а она ездит и инспектирует их. Ее муж и оба сына остались в Варшаве, и она редко имеет о них известия.

Она, кажется, весьма энергична, хотя на вид розовая, пухлая и веселая, на высочайших узких каблуках и в смешной маленькой наколке, надетой к ее сестринскому платью.

Сегодня будет кн. Гедройц — вероятно, чтобы побрюзжать.

Лили Д. с мужем приезжали на часок, к вечернему чаю. Она — настоящая милочка и всегда такая забавная. Но его глупый смех переносить трудно. Разве ему дадут “Варяга”?

Я очень рада, что ты доволен результатами военного совещания. Это прекрасно, что ты всех их созвал и дал им возможность обменяться мнениями в твоем присутствии.

Маленькая Мари завтракала с нами. Вид у нее здоровый, только вся в прыщах. говорит, что Дмитрий приедет завтра. Жаль, так как он опять попадет в дурную компанию и на дурной путь.

Как бы я хотела, чтоб кто-нибудь поговорил с ним серьезно! Знаю, что Н.П. делал это не раз и, случалось, удерживал его от вечерних приключений; мальчик ведет себя сообразно желаниям той личности, к которой в данный момент привязан.

Чем чаще я думаю о Борисе, тем яснее становится мне, в какую ужасную компанию попала бы его жена. Друзья его и Михень — богатые французы, русские банкиры, “общество” Ольги Орловой и Белос. и тому подобных типов, — бесконечные интриги, — развязные манеры и разговоры, — причем Даки совсем неподходящая невестка, — да притом бурное прошлое Б. [726] Михень переняла навыки д. Владимира [727] для того, чтобы участвовать во всем вместе, но она находила удовольствие в такой жизни, — с ее натурой это было легко. Однако, зачем пишу я тебе об этом, когда ты все это знаешь не хуже меня? Отдать сильно пожившему, истрепанному, видавшему всякие виды молодому человеку чистую, молодую девушку, которая моложе его на 18 лет [728], и поселить их в доме, где многие женщины “делили” с ним жизнь! Его женою должна бы стать только “женщина”, знающая свет, могущая судить и выбирать с открытыми глазами. Такая сумела бы сдерживать его и сделать из него хорошего мужа. А неопытная молодая девушка страдала бы ужасно, получив мужа из четвертых, пятых или более рук; женщина, конечно, скорее бы примирилась с этим, если бы любила.