Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич. Страница 31

Чуть-чуть надушила это письмо, чтобы вновь тебе особенно напомнить твою женушку, которая с нетерпением ждет твоего возвращения. Ты не забыл, я оставила для тебя свечки в моем купе в стеклянном шкафчике над моим письменном столом?

А теперь, милое сокровище, прощай, Бог да благословит и защитит тебя! Нежно целую и благословляю.

Твоя, мой Ники, нежно любящая тебя

Солнышко.

Аня целует твою руку. Все дети целуют тебя.

“Приехал в милую Полтаву”

Эти слова можно прочитать в дневнике Царя за 28 января 1915 года. Посещение Полтавы пришлось на середину новой поездки Государя в действующую армию. Сначала несколько дней в ставке, 23-25 января, а затем Ровно, Киев (где он встретился с Великими княгинями Милицей и Стaной Николаевнами), Севастополь, Екатеринослав.

Новый 1915 год начинался для царской семьи тревожно. 2 января попала в железнодорожную катастрофу и еле выжила (хотя стала инвалидом) ближайший друг царской семьи Анна Вырубова.

Царица каждый день подолгу сидит у постели больной, почти каждый день Вырубову навещает и сам Царь. С болезни начался год и у Царевича Алексея (сильно болела нога).

Осложняется положение и на фронте. Германское командование задумало упредить готовящееся русское наступление и, перехватив инициативу, силами 10-й и 8-й германских армий 25 января начало операции по окружению русской армии. В это тяжелое время ставка верховного главнокомандующего становится центром интриг против Царя. Верховный главнокомандующий Николай Николаевич через голову Государя вызывает министров, требует их отчета, пытается диктовать Царю новые назначения высших должностных лиц государственного аппарата. Откровенно враждебную позицию Великий князь Николай Николаевич занимает в отношении Григория Распутина, причем в борьбе с ним в ход идут самые грязные ч подлые методы (клевета, провокация, шантаж).

Царское Село. 21 января 1915 г.

Мой родной, любимый,

Снова пишу тебе письмо. Ты прочтешь его завтра в поезде, который умчит тебя от нас. Эта разлука не будет долговременной, и все же она тяжела, но я не стану жаловаться, так как знаю, что это для тебя отрада, перемена и иные глубокие радости. Надеюсь, что нога у Бэби поправится к твоему возвращению, — похоже на то, что было в Петергофе, и тогда это продлилось, увы, долго. Я постоянно буду извещать тебя о “ножке”, а также об Ане, называя ее А., либо “инвалидом”. Быть может, ты иной раз в твоих телеграммах ко мне спросишь о ее здоровье? Это будет ей приятно, так как твое отсутствие будет чувствительно для нее.

Я постараюсь завтра утром побывать в госпитале, так как встану, чтобы отправиться с тобой в церковь и проводить тебя (ненавижу этот момент и никогда с ним не свыкнусь).

Милый, ты соберись поговорить относительно офицеров разных полков, чтобы они не теряли своих мест, обсуди все эти вопросы с Николашей.— Быть может,тыупомянешь и о своем манифесте [141]. Если ты захочешь сделать еще одно доброе дело, протелеграфируй немедленно Фредериксу, либо скажи Воейкову, который ежедневно ему телеграфирует, чтобы он передал привет от тебя.

В молитвах и мыслях, но, увы, не в действительности, буду следовать за тобой, — чувствуй мое присутствие и непрестанную любовь, нежную и полную ласки, витающую вокруг тебя.

Прощай, мой родной, сокровище души моей. Бог да благословит и защитит тебя и да вернет Он тебя нам здравым и невредимым!

Горячо целую тебя и остаюсь, дорогой мой муженек, твоей старой женушкой

Аликс.

Ты найдешь, если тебе будет нужно, свечки в стеклянном шкафчике в моем купе. Пусть тебе кажется ночью, что я там лежу. Тогда ты не будешь так сильно ощущать свое одиночество.

Царское Село. 22 января 1915г.

Мойлюбимый,

Только что узнала, что сейчас отправляют курьера, а потому тороплюсь написать тебе несколько строк. Бэби провел день хорошо. У него нет жара, но сейчас он начинает немного жаловаться на боли в ноге и боится предстоящей ночи. Я со станции отправилась к нему и пробыла у него до 11, затем в лазарете до часа посидела у Ани. Она поправилась. — Она просит меня сказать тебе то, что она забыла тебе вчера передать по поручению нашего Друга, а именно, что ты не должен ни разу упомянуть о главноком. в твоем манифесте, — это должно исходить исключительно от тебя к народу [142].

Затем я зашла взглянуть на рану нашего прапорщика. Она ужасна. Кости совершенно раздроблены. Он ужасно страдал во время перевязки, но не произнес ни слова, лишь весь побледнел, а лицо и тело покрылись потом.

Я сделала снимки с oфицерoв во всех палатах. После завтрака приняла Гогоберидзе, пришедшего проститься, затем отдыхала, чуть-чуть вздремнула, после чего поднялась к Алексею, почитала ему, поиграла с ним, затем пила чай, сидя у его постели. Сегодня вечером сижу дома, достаточно для одного дня. Милое сокровище, пишу в постели после 6-ти, — комната кажется такой большой и пустой после того, как убрали елку.

Грустно без тебя, мой ангел, а присутствовать при твоем отъезде было ужасно. Скажи Федорову, что я велела Вильч. разузнать, не пожелает ли генерал Мартынов лежать в Большом Дворце, так как ему долго нельзя будет двигаться, а здесь мы можем выносить его при хорошей погоде в сад даже в постели, — я хочу, чтобы больные лежали на воздухе. Думаю, что это будет им чрезвычайно полезно.

Должна кончить письмо, потому что курьер дожидается. Я скучаю по тебе, люблю тебя, мой дорогой Ники. Спи спокойно. Бог да благословит и сохранит тебя! 1000 поцелуев от детей и от твоей старой

Женушки.

Бэби крепко тебя целует. Он днем не жаловался на боли.

Царское Село. 23 янв. 1915г.

Дорогой, любимый мой Ники,

Я лежу на диване рядом с кроватью Бэби в солнечной угловой комнате. Он играет с г. Жильяр. Бенкендорф был у меня, а перед ним была m-me Скалон (Хомякова). Она рассказала мне, какая сильная нужда в сестрах милосердия для передовых летучих отрядов. За бедными ранеными часто бывает плохой уход из-за отсутствия настоящих врачей, притом нет никакой возможности отсылать раненых. — Все прекрасно поставлено на западе и на севере, но в Галиции и в Х-м армейском корпусе следовало бы сделать многое. Сегодня утром я посидела с Бэби. Он неважно провел ночь — спал от 11 до 12, а затем постоянно просыпался, к счастью, не от сильных болей. Я с вечера сидела у него, покуда девочки были в лазарете. Иза была у меня. Утром во время операции подавала инструменты. Я рада вернуться к работе. Затем я немного посмотрела, как работают девочки, после чего посидела у Ани, — встретилась у нее с ее братом и его миловидной невестой. Солнце ярко светит, а потому я отправила девочек на часок погулять.

Судя по агентским телеграммам, возобновились многочисленные и тяжелые бои, — я так надеялась, что там наступят более спокойные дни. Аня спала лучше, вчера вечером 38,2, утром — сегодня 37,8, но это не имеет значения, она надеется, что ты поговоришь с Н.П. о ее здоровье — думаю, что вы оба должны быть рады больше не слышать ее ворчанья.

Милый мой, я очень по тебе скучаю и жажду твоей нежной ласки. Так тихо и пусто без тебя! Дети на уроках, либо в лазарете. Мне нужно еще проглядеть множество докладов Ростовцева. Прости за скучное письмо, но мозг мой устал. Бэби целует тебя много раз, но женушка шлет тебе поцелуев еще больше. — Прощай, Бог да благословит тебя, мое сокровище, мой дорогой. Мои нежнейшие мысли окружают тебя. Я рада, что тебе удалось немного подышать свежим воздухом на станциях.

Благословляю и целую тебя и остаюсь твоим старым

Солнышком.

Передай мой привет Н.П. и Мордвинову.