Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич. Страница 46

10-го апреля. Я выехал из Львова по железной дороге в австрийских вагонах и прибыл в Самбор в час дня; там я был встречен Брусиловым и, к моему великому изумлению, почетным караулом милых стрелков 16-го Одесского полка. Ротой командовал мой приятель фельдфебель, так как все офицеры были ранены, а капитан убит. Когда они проходили маршем, оркестр играл марш, который нам всем так понравился в Ливадии, и я не мог удержать слез. Я поехал на дом к Брусилову; он представил мне весь свой штаб, а потом мы завтракали. После этого я вернулся в поезд и в 4 часа приехал в Хыров, живописно расположенный в горах. Здесь, на большом поле, выстроилась вся масса войск 3-го Кавказского корпуса. Какие великолепные полки! Среди них были мои Ширванцы и Алексеевы Сальянцы. Я узнал только одного офицера и прапорщика. Они прибыли туда всего за день или за два из Осовца, и были очень довольны, что попали в более теплый климат и увидели горы. Я обошел 3 длинных линии по вспаханному полю и чуть не упал несколько раз, так как почва была очень неровная и мне пришлось думать о Дмитрии. Так как времени оставалось мало, то я проехал мимо войск в моторе, благодаря их за верную службу. Меня и Н. страшно растрясло. В поезд я вернулся совершенно охрипший, но я очень доволен и счастлив, что видел их. Часом позже мы прибыли в Перемышль.

Это маленький городок, с узкими улицами и скучными серыми домами, полный войск и Оренбургских казаков. Н. и я, и некоторые господа жили в довольно чистеньком домике, владелец которого бежал перед падением крепости. Местечко окружено горами и вид имеет очень живописный. Обедали мы в гарнизонном клубе, где все осталось нетронутым. Спал плохо.

11-го апреля. Я встал рано и поехал со всей нашей компанией смотреть укрепления. Это очень интересные и колоссальные сооружения — страшно укрепленные. Ни один вершок земли не остался незащищенным. С фортов открываются красивые виды; они сплошь покрыты травой и свежими цветами. Посылаю тебе цветок, который я выкопал кинжалом Граббе. В 12 час. я вернулся в город, пообедал в клубе и поехал другой дорогой на Львов через Радымно и Яворов, опять вдоль полей сентябрьских сражений. Погода все время стояла великолепная.

Ксения и Ольга явились ко мне перед обедом. Я выехал из Львова в 9 ч. 30 м. по жел. дор. и прибыл в Броды в 12 ч. 30 м. ночи. Здесь я пересел в наш поезд.

Нынче я встал поздно, имел обычный доклад и оставил Н. в 2 ч. Прости меня за этот краткий и сухой отчет, но у меня не осталось времени. Благослови Бог тебя, мое возлюбленное Солнышко, и детей, крепко целую вас всех. Неизменно твой старый муженек

Ники.

Царское Село. 13 апреля 1915 г.

Моя жизнь,

Такое дивное солнечное утро! Вчера я пролежала 2 часа на воздухе, сегодня лягу в 12 ч., и после завтрака, наверное, опять. Сердце не расширено, воздух и лекарства помогают, и я, слава Богу, чувствую себя положительно лучше и крепче. Завтра 6 недель, как я уж не работала в лазарете. Вчера командир Бэбиного Грузинского полка просидел со мною полчаса — очень милый человек. Он раньше служил в генер. штабе, начальником пограничной стражи на Кавказе, — расхваливал свой полк и бедного Грабового. Оказывается, Мищенкоупоминал этого молодого офицера в двух приказах (командир представил его одновременно к георгиевскому кресту и оружию). — Я к обеду перешла на диван и лежала до 11 ч.

Представь себе, в лазарете Ольги Орловой был молодой человек, Шведов, сгеоргиевским крестом (немного подозрительно, как мог вольноопределяющийся получить офицерский крест), мне он сказал, что никогда вольноопределяющимся не был, — совсем мальчик на вид. Когда он уехал, в его столе нашли немецкий шифр, — а теперь я узнаю, что его повесили как шпиона. Это ужасно, — а он просил наших фотографий с подписями — я помню. Как можно было запутать такого мальчика? Бэби только что принес немецкую стрелу, которые сбрасывают их аэропланы, — какая она острая! Принес ее Романовский(развеон летчик?) и просил Бэбину карточку. Аэроплан лежит здесь где-то поблизости. Бэби не помнит, откуда его привезли.

Теперь ты, значит, едешь на юг. — Встретил ли своих генералов? Сегодня ты, может быть, уже в Одессе. — Как ты загоришь! Передаю тебе, между прочим, желание Кирилла (он сказал про это Н.П., который передал Ане en passant, потому что думал, что не может прямо тебе сказать), что он надеется, что ты возьмешь его с собой в Севастополь и Николаев. — Я говорю это между прочим, потому что не думаю, что у тебя есть для него место.

Как я рада, что ты увидишь наших дорогих моряков!

Узнай, сколько там батальонов пластунов, тогда я смогу прислать иконы. Наш Друг радуется, что ты поехал на юг. — Он все эти ночи горячо за тебя молился, почти не спал, так беспокоился за тебя — ведь какой-нибудь паршивый еврей мог бы причинить несчастье.

Только что получила твою телеграмму из Проскурова. — Как хорошо, что ты повидаешь заамурских пограничников в Каменец-Подольске! Эта поездка, наконец, приведет тебя в контакт с войсками и даст тебе возможность больше повидать их. Я люблю, когда ты видишь и делаешь неожиданные вещи – не по выработанному заранее плану, ведь это гораздо интереснее. Как много тебе придется описывать в своем дневнике, и только во время остановок!

Мы только полчаса оставались на балконе — стало слишком ветрено и свежо. Принимала двух офицеров после завтрака, затем Изу, потом Соню больше часа, m-me Зизи и в 4 1/2 ч. Наврузова, так как очень хотела его еще повидать. Надеюсь, что конец твоей поездки пройдет благополучно. До свидания, да благословит и сохранит Господь тебя, мой ангел, осыпаю поцелуями твое милое лицо. Твоя навсегда горячо любящая старая жена

Аликс.

Кланяйся свите. 16-го рождение Н.П. — Спроси Н.П., брат ли Ив. Ив. Чагина [217] умерший генерал от инфантерии Ник. Ив. Чагин. Я знаю только, что у него было два брата — один в Москве, а другой архитектор, который уже умер.

Царское Село. 14 апреля 1915 г.

Мой любимый,

Подумай только, идет небольшой снег, и сильный ветер! Спасибо большое за дорогую телеграмму. Какой сюрприз, что ты видел моих крымцев! Я так рада и буду с нетерпением ждать рассказа о них, и почему они были там. Какая радость для них! У бедной Ани опять флебит и сильные боли в правой ноге, так что надо было прекратить массаж. Ей запрещено ходить, но катать ее можно, так как воздух ей очень полезен. Бедная, она теперь действительно хорошая, такая терпеливая. Очень ее жалко — как раз теперь надеялись снять у нее гипс.

Вчера она первый раз прошла на своих костылях до столовой, без посторонней помощи. Страшно не везет.

Наврузов сидел вчера со мной и был очень мил. Сегодня придет кн. Геловани, так как я его видела только раз, мельком, а видеть их очень приятно — ободряюще действует.

Я чувствую себя лучше и в первый раз опять надену корсет.

Ну, Аня провела у меня 2 часа, а сейчас будет кн. Геловани. Это устроила Татьяна. Очень ветрено, но солнечно. Вся любовь моя и нежнейшие мысли следуют за тобой. Да благословит и сохранит тебя Господь, мое солнышко! Крепко целую, твоя старая

Солнышко.

Кланяйся всем.

Посылаю тебе ландыши на твой письменный стол — там есть стаканы, которые всегда приносили для моих цветов. Я поцеловала эти милые цветы — поцелуй ты их тоже.

Царское Село. 15 апреля 1915 г.

Мое любимое сокровище,

Ветреный, холодный день. — Ночью был мороз. Ладожский лед проходит, так что мне не придется лежать на воздухе. Температура была вчера вечером 37,2, но это ничего не значит, чувствую себя положительно лучше, так что хочу пойти к Ане и повидать у нее нашего Друга, который желает меня видеть. В 11 1/2 ч. придет Вильч. с докладом, который, наверное, протянется около часу, затем в 12 1/2 ч. Шуленбург со своими бумагами, а в 2 часа Витте с делами, присланный Раухфусом [218].